Без права на ошибку

– Остаемся, – кивнул Добрынин. – Я сейчас буду в схемах разбираться. Хотелось бы уже сегодня опробовать какие-то системы… Вода нужна, электричество, воздух… Хотя с этим можно и подождать: даже в режиме полной изоляции от поверхности и выключенных воздушных системах мы объемы убежища за месяц не выдышим… А ты приберись немного. Теперь это наша база. Пока или насовсем там видно будет. В общем, принимай дом, хозяюшка.

Юка кивнула и принялась стаскивать снарягу. Добрынин же, переместившись в рабочую часть комнаты, навалил на стол кучу папок и взялся за матчасть.

По всему выходило, что нужно опять спускаться на нижний уровень. Все технические помещения – там: электростанция, дизель, аккумуляторная… И что-то вроде Большого Рубильника, подающего напряжение в сеть, наверняка тоже там. Данил никогда не знакомился с этим хозяйством в своем Убежище, его заботой всегда была боевая составляющая, да вылазки на поверхность – и вот теперь, сидя за документацией, очень об этом пожалел. Что-то ему было хорошо знакомо, что-то очень посредственно, а чего-то – и много – он вообще не понимал.

– Говорил же дед – учись, дурак, неучем вырастешь, – с ухмылкой бормотал он, пытаясь читать схемы. – Ага… Это бытовая сеть… Питается от электростанции… дизеля… ого, еще и от городских сетей… Ну, это нам без надобности… Запараллелена с аккумуляторной – это понятно… А! Вот он, рубильник… Что тут… «Гидроэлектростанция работает в подземных водоносных слоях. Готовность к работе – постоянная». Включать – тут…

Сидел он довольно долго. Юка уже и в «клининговый блок» сходила, комнату по соседству, притащив оттуда веник, швабру и тряпки, уже и убираться начала – а он все работал, пытая мозг, разбирая схемы электроснабжения…

С какого-то момента он вдруг понял, что перед глазами у него стоит какая-то неясная блеклая дымка. Оторвавшись от схем, Добрынин протер глаза руками – дымка пропала. Ухмыльнулся неуверенно – что еще за новости? Глаза перенапряг с непривычки?..

– Дань. Мне вода нужна, – послышалось из-за перегородки. – Мокрую уборку надо делать. Пылищи полно. Достанешь воду? И свет бы… с фонарем неудобно.

– Сделаю, – отозвался он. Вроде бы разобрался с сетью. – Я вниз, попробую электричество добыть. Ну и воду тоже. Ведро дай.

– А я?..

– А ты тут. Запрись только. Убежище мы полностью не обшаривали, нелишним будет.

Выбравшись в коридор, Данил снова обратил внимание на непонятную белесую дымку перед глазами. Она неподвижно висела в воздухе, словно редкая мелкодисперсная пыль, и никак не реагировала на его движения. Добрынин, остановившись, снова протер глаза – тот же результат. Чисто.

– Нужно будет Юке сказать, – пробормотал он. – Что за херня с глазами?..

Сейчас? Или после? Немного поколебавшись, он зашагал вперед. Чего время терять? Вернется – скажет…

Шагая по коридору, насвистывал. Перспективы рисовались радужные. Найти огромное Убежище – это ж надо?!.. Будет где самим все это время пожить, будет что Даньке-младшему оставить. И ведь он даже не проверил пока складские помещения! Наверняка здесь добра – тьма-тьмущая! Запасы продовольствия, топлива, фильтры, вода – да всё! Завод большой – и убежище не маленькое, на тысячу-полторы человек. У сердобской общины будет-таки новый дом! С этим заданием они справились на «отлично»!

Повернул за угол, вышел на галерею, опоясывающую центральный зал, двинулся в обход, до лестницы. Нет, молодцы они все же. И Юка – умница, так помогает. Настоящая боевая подруга… Застучал подошвами по металлическим ступеням, спускаясь на второй уровень. Кинул взгляд вправо, в центр зала – и остолбенел… Фонарь выпал. Сердце, стукнув с перебоем, врубило форсаж, готовясь принять бешеную дозу гормона, тело словно прострелило зарядом, мышцы мгновенно вышли на боевой уровень… Там, прямо посреди зала, глядя на сталкера и протянув руки в немом призыве, висело Оно… Существо парило в воздухе, само по себе, без ничего – Добрынин, чувствуя, как лезут глаза из орбит, ясно видел, что оно висит, не опираясь о пол… Оно было полупрозрачным – луч фонаря, падая на стену и частично на потолок, подсвечивал зал тусклым рассеянным светом, и Данил разглядел сквозь белесую субстанцию его тела неясные очертания агитационного барельефа на противоположной стене. Оно пульсировало, мерцало, то слегка вспыхивая, то опять притухая – и с каждой вспышкой мерцание понемногу ускорялось…

Добрынин, не смея сделать хотя бы шаг, медленно, словно загипнотизированный, опустил руки на висящий поперек живота дробовик. Левую под цевье, правую – на пистолетную рукоять, готовый вскинуть ствол и стрелять, стрелять, стрелять в эту жуткую призрачную фигуру… Существо продолжало висеть на месте, не делая попыток приблизиться, но пульсирующее мерцание еще немного участилось. Данил ясно понимал, что Оно смотрит прямо на него – не видел, а именно понимал. Видеть его взгляд он не мог, вместо головы над телом клубилось лишь туманное облачко, – но каким-то образом сталкеру было понятно, что существо в данный момент пристально наблюдает за ним. Как будто ощущал этот взгляд всей поверхностью тела…

Сглотнув – чувствуя, как пересохло горло, и как воздух, входя и выходя со свистом, продолжает сушить глотку – Данил попытался сделать шаг назад. Он не хотел разворачиваться, ведь тогда он потерял бы существо из виду. Ноги повиновались, но как-то с трудом. С огромным усилием оторвав протез от пола, он попятился… и призрак, словно ожидая этого, сейчас же плавно переместился за ним. Добрынин сделал еще один шаг – результат тот же. Существо снова подалось вперед, но и только. Оно висело в воздухе, не приближаясь окончательно, но и не удаляясь, и продолжало тянуть к Добрынину белесые облачка рук…

– Чт… шт… х-х-х-х… что тебе… ну… нужно… – слова вышли туго, он буквально вытолкнул их странно набухшим комом языка из пересохшей глотки.

Оно молчало.

Добрынин, продолжая таращиться, сделал новую попытку заговорить – но язык уже не слушался. Он словно прирос, прикипел между зубами, увеличился в размерах, заполнив всю ротовую полость…

Что-то не так было и с глазами. Их жгло – и с каждой секундой все сильнее, будто внутри черепа кто-то подогревал их маленькой газовой горелкой. И не только с глазами! С какого-то момента он вдруг начал ощущать, как по всему телу разливается странное онемение… Нижнюю челюсть, подбородок, а потом и шею начинало понемногу покалывать, словно тысячей мелких иголочек. И он уже почти не чувствовал их – только эти мелкие, бегающие по коже, мурашки…

Не отрывая взгляда от центра зала – да он, пожалуй, и не смог бы сейчас этого сделать – Данил попробовал пошевелить руками. Он помнил, что руки его лежат на дробовике – но вот именно помнил! Со странным чувством какого-то легкого безразличия он вдруг осознал, что и их он уже не чувствует! Ощущал лишь кисть правой, лежащей на пистолетке, но и все, словно она существовала отдельно от тела и была связана с мозгом какими-то невидимыми синапсами. Попробовал поднять левую – не смог. Правую… рука шевельнулась, согнувшись в локте – и только. Попытался опустить голову, чтобы взглянуть на них – шея не слушалась. Она была твердой, словно вдоль позвоночника приварили металлический лом.

Нужно было что-то делать. Существо, продолжало висеть, не проявляя агрессии, однако именно это и пугало больше всего! Если бы оно вдруг атаковало, это было бы вполне закономерно! Но создание лишь парило в воздухе, мерцая и переливаясь. Правда, еще и монотонно раскачиваться начало: равномерно, поступательно, из стороны в сторону… словно метроном. Завораживающе…

«Юка! Нужно звать Юку», – мелькнула мысль. Да, он не хотел подвергать ее опасности, но по-другому сейчас не справиться. Продолжая неотрывно смотреть вперед и чувствуя, что глаза уже не просто печет, а буквально сжигает, Данил набрал полную грудь воздуха – хоть дышать-то он еще мог и то слава богу – и крикнул:

– Юка! Призрак в большом зале! Сюда…

Вернее – попытался крикнуть. Не смог. Из горла вырвался лишь тихое невнятное шипение. Он снова вдохнул, чувствуя, как онемение начинает опускаться с шеи вниз и перехватывать дыхание, и, понимая, что это, может быть, его последний шанс, закричал, что было силы. Заревел, вкладывая в этот рев всю силу легких, как дикое животное, безо всякого смысла, пытаясь хотя бы так послать ей сигнал.

Что-то шевельнулось слева… Уловив движение самым краем глаза, Добрынин, прилагая страшное, просто какое-то запредельное усилие, повернул одеревеневшей шеей – и понял, что стоит напротив зеркала. Огромного зеркала во всю стену. И там, в этом зеркале, на том самом месте, где должен был стоять он сам… отразилось чудовище. У чудовища на пол-лица торчали огромные выпученные глаза, полные животного ужаса, распяленная яма рта с болтающимся, словно тряпочка, языком, оскаленные зубы, а шея тянулась множеством мелких, подрагивающих, словно до отказа натянутые веревки, жил. И этот жуткий монстр, отвалив челюсть вниз, ревел. Ревел истошно и страшно.

А вот призрака в зеркале не было.

Данил попытался оторвать взгляд – не смог. Попытался закрыть глаза – бесполезно. Ему оставалось только пялиться в зеркало. Монстр дергался, мелко дрожал, словно его било током, но сам Добрынин никаких толчков и конвульсий не чувствовал. Чувствовал только, что воздух, ушедший в вопль, закончился, но вдохнуть снова он не может. Он начинал задыхаться.

Больше он не ощущал ничего. Ни рук, ни ног, ни тела. Только правую кисть на пистолетке, горящие от недостатка кислорода легкие, глаза, буквально испепеляемые проклятой газовой горелкой, и напряженные до отказа мышцы брюшины. Чудовище в зеркале уже не орало – хрипело сведенными до предела легкими. Клочья пены на губах, пепельно-серое лицо… Не лицо – морда! Жуткая, оскаленная! Оно тряслось, сведенное судорогами, словно эпилептик, билось в конвульсиях… Оно задыхалось.

И тогда он сделал, пожалуй, единственное, что еще мог. Резко согнувшись, чувствуя как сокращаются и без того наряженные до отказа мышцы пресса, он бросил верхнюю часть тела вниз и что было сил ударил себя в лицо правой рукой, закованной в бронированную боевую рукавицу. Тьма вспыхнула, расцвеченная миллиардами ярко-красных искр, перед глазами поплыли разноцветные круги и он на несколько мгновений ослеп. Боль была такая, будто губы размозжило в лепешку, а нос вбило прямо внутрь черепа. Но зато он наконец-то смог вздохнуть! Вздохнуть до отказа, полной грудью…

– А-а-а! А-а-а! А-а-а-а-а-а!.. – он орал – и не мог остановиться.

Ещё удар, ещё и ещё… Он долбил, визжа как полоумный, плюща лицо – но теперь он мог дышать! Трудно, с хрипом, с какими-то противным хлюпаньем в грудной клетке, будто там что-то оборвалось или прохудилось – но мог.

После четвертого или пятого удара к нему снова вернулось тело. Сложившись на пол, как тряпичная кукла, словно в организме не осталось ни единой целой косточки, и с тошнотворным хрустом приложившись затылком о бетон, он на какое-то время потерял сознание. А когда очнулся – вокруг уже хлопотала Юка. Он еще сумел, чувствуя жуткую боль в мышцах шеи, повернуть голову и посмотреть в центр зала – а потом, медленно закрыв глаза, начал уплывать куда-то вниз, в разверзнувшуюся под ним тьму.

Там, в центре зала… В центре зала было пусто.

Неделю он восстанавливался. Все тело ломило так, будто его очень долго и упорно плющили между молотом и наковальней. Первые три дня он даже самостоятельно двинуться не мог, во всем ему помогала Юка. И это не говоря уже о разбитой в котлету физиономии с расплющенными в оладушки губами и сломанным носом. Но что нос… Нос своему любимому мужчине, заботясь о его внешности, вправила Юка, а губы вошли в норму через полторы недели.

В период этого вынужденного пребывания в убежище они довольно много узнали о нем. Автоматика в ожидании людей все эти десять лет продолжала жить своей жизнью – гул и вибрация, которую почувствовали они в бревенчатом переходе. Фильтрационные системы, работая в режиме ожидания на десятую часть своих мощностей, могли продержаться очень долгое время. Единственное, что требовалось – время от времени проводить регенерацию фильтров грубой очистки, включая вентиляторы на обратную тягу, выдувая все то, что набирали они за период времени между чистками и выпуская чистящий реагент. Дыра в бревенчатом проходе – окно системы отведения. Строители вывели один из ходов в древний коридор, посчитав, что никакого вреда от этого не будет. В принципе, так оно и было, ведь коридор давно уже был недоступен.


Но главное было в другом.

Юка провела целое исследование – кофр, медотсек с лабораторией и склады, на которых отыскались необходимые реактивы, позволили ей это сделать. Реагент из систем очистки, смешиваясь с хинуклидилбензилатом и прочими жуткими веществами, осевшими на окрестный лес после взрыва Леонидовки, и образовывал тот самый белый туман, которому нипочем были фильтры противогазов. При этом действовал он постепенно, мягко забирая под контроль центральную нервную систему и мозг.

Би-Зет – психотропное боевое отравляющее вещество. Признаки поражения – сухость во рту, расширение зрачков, ослабление внимания и памяти, галлюцинации. Да такие, что пораженный полностью теряет контакт с реальностью. Кроме того, развивается и негативизм – желание постоянно спорить и делать противоположное. Когда Юка предложила ему таблетку, Добрынин уже успел глотнуть какое-то количество вещества, прошедшего сквозь фильтры. Глотнула его и Юка, но почти сразу нейтрализовала препаратом, имевшимся в аптечке. А вот Данил уже тогда был под влиянием. И потому отмел ее попытку скормить ему препарат. Когда он сидел за документацией – в организме уже вовсю шел процесс отравления. Отсюда же и туман перед глазами и, конечно, все последующее.

Юка говорила, что мышцы человека – невероятно мощный материал. Если стимуляция будет достаточной – гиперстимуляция – то мышца, сократившись, может сломать свою собственную кость, выломать сустав, оторвать сухожилие. В обычном режиме тело человека не может развить такую мощь, но не в режиме гиперстимуляции. Вещество, получающееся от смеси Би-Зет и реагента, как раз и было таким стимулятором.

Если бы вместо Добрынина под воздействие попал другой человек, его сломало бы очень быстро. Но организм сталкера, благодаря своим физическим возможностям, мог какое-то время справляться – тренированные мышцы, кости, связки держали даже такое, чрезмерное напряжение. Однако в конце концов сдался бы и он. И лишь Юка, подоспев вовремя, смогла понять причину и успела оказать помощь. Все дело было в одной маленькой таблеточке.

Неделя – и он смог кое-как встать на ноги. Еще неделя – и он окончательно пришел в себя. И со временем лишь очередной шрам на правой брови, полученный от удара о боевую рукавицу, напоминал ему, какой дорогой ценой досталось им обретение Нового Убежища.





Глава 8. ЗООЛОГ, КОТОРЫЙ НЕ СМОГ




Осень и зима двадцать пятого – двадцать шестого сложились удачно. Пробитый проход позволял заниматься Новым Убежищем столько, сколько было необходимо, и они занимались, отдав этому осень и зиму полностью. Убежище под Заречным почти не пострадало, хотя в окрестности и вколотили порядочное количество боеголовок. Оно было пусто – удар, по всей видимости, обрушился неожиданно, и гермодвери верхнего уровня, ведущие на поверхность, так и остались запечатаны, оказавшись погребенными под развалинами завода.

Восстановление бомбоубежища, хоть оно и занимало прорву времени, все же не продвинулась еще до хоть сколь-нибудь значимого результата. Работы оказалось прорва. Что ж… Зима на то и зима, чтоб по хозяйству ковыряться. За годы простоя здесь многое пришло в негодность, и теперь Добрынину приходилось фактически осваивать множество новых профессий: вникать в электрические схемы, поправлять дизельное хозяйство, колдовать с вентиляцией и водоотведением. Это было не трудно, но очень хлопотно. Многого он просто не мог знать, однако под боком был город и его общины, и ему всегда удавалось найти человека, который знал бы тот или иной вопрос, мог посоветовать и подсказать, а то и отремонтировать какой-то узел, который приносил Добрынин. Да и просто уборка сотен квадратных метров бомбоубежища тоже непростая задача. Данил, порой, даже посмеивался – ну совсем как в старину, когда мужик должен был уметь и мечом помахать, и за плугом постоять. На все руки мастер.

За этими заботами они даже в поселке энергетиков стали реже появляться. Юка так и вообще полностью переселилась в Новое Убежище, заставив Данила перенести туда и ее лабораторию. Все это послужило для Мамонова поводом взревновать Зоолога: а не помогает ли он какой-то из соседних общин? То несколько лет подряд в зиму дома сидел – а теперь, гляди, и средь зимы где-то пропадает. Причем ясно же, что где-то тут, в городе, раз постоянно появляется в поселке. Новый дом себе нашел?..

Добрынин с Мамоновым поговорил, успокоил. Дом нашел, да. Но не в другой общине, а свой, отдельный. От обязанностей своих не отказывается: за оборудованием – в порядке надобности, во главе своей группы; боевую подготовку как вел, так и дальше будет вести. Даже новую группу собрал, куда, кстати, попал и младший сынишка Владимира Николаевича, Иван, молчаливый насупленный пацан тринадцати лет отроду. Но вот остальное… Извини, Николаич, есть и свои дела. И за тридевять земель есть, и поближе, и тут, в самом городе. Так что ты уж не обижайся, но в таком режиме теперь и дальше будем жить и работать. Мамонов поворчал и снова, как и в прошлый, был вынужден уступить. А и куда ему было деваться, если от сталкера, считай, сплошные прибыли поселку и ни капли убытков?

Да, забот и хлопот было много. Однако если остальные дела шли более-менее и решались по мере возникновения, в то же время имелось целых две проблемы, к решению которых Добрынин пока даже и не приступал. И если честно – не знал, с какого краю за них взяться.

Проблемами этими были Сказочник и Ботаник.

Все больше и больше его беспокоил Ботаник. Где-то же он должен жить – но вот где?! Где, скажите на милость, найти эту скотину? И еще больший вопрос – как его узнать?! Вполне возможно, что Добрынин уже встретил его на своем пути, но просто не смог опознать, и они разошлись, как в море корабли, с тем, чтоб никогда больше не встретиться. Как же тогда быть с Данькой? Как он выпотрошит Хасана?! Форсированными методами? Но они все же не дают полной и стопроцентной гарантии. Значит, Ботаника нужно было найти во что бы то ни стало. Очень серьезные подозрения были на счет Балашова – вполне возможно что это человек из Ученого Совета. Но проверить свою версию Добрынин не мог. Три раза он заводил разговор с Юкой – и все три раза девушка категорически шла в отказ. Возвращаться туда она не собиралась. Да может, оно и правильно. Появись в окрестностях «Тайфун», – сразу же и вполне обоснованно возникнут подозрения: а не та ли это машина, что давешней весной была полоумной девкой угнана? Ба!.. А вот и девка сама!.. А иди-ка ты, милая, к ответу… И тогда уж Добрынин, сколь бы боеспособен он не был, не сможет выстоять против целой общины. Однако Ботаник нужен был до зарезу, и Данил, рассказав об этом Юке, удовлетворился обещанием «подумать до осени».

Со Сказочником же все обстояло с точностью до наоборот. Добрынин знал, как он выглядит, знал его приблизительный «ареал обитания» – но и только. И где же искать?! Попробуй найти человека, который бродит по стране с севера на юг и обратно! Как ловить, где выслеживать? Все чаще Данил размышлял насчет целенаправленной поездки на поиски Ивашурова. Но это ж какая прорва времени! А как же Братство?! Как с ним быть? Да бляха ж муха, как все успеть?! Разорваться что ли?!..

И тем не менее, поиски Сказочника снова приходилось откладывать. Зима закончилась, и мужику нужно было убирать в сарай плуг и брать в руки меч. Стояла середина марта, а войсковая операция Братства, согласно полученных сведений, намечалась на апрель. Самое время, чтобы добраться до Ульяновска и наладить контакты с тамошними общинами.

Ибо цель Братства в этот раз находилась именно там.

Ульяновск – город огромный. Областной центр, такой же, как Пенза. До Войны это был полумиллионник с мощным производством, с военными объектами, оборонными заводами, предприятиями энергетики, машиностроения, станкостроения и металлообработки, капстроя. А еще – аэродромы. И в частности «Ульяновск-Восточный», который и интересовал Братство прежде всего. Именно там была головная база одной из крупнейших общин города, забравшей под себя почти все правобережье и насчитывающая немногим меньше тысячи человек одних только бойцов.

История образования ее была любопытна донельзя. В 2012 году правительство Российской Федерации заключило договор о сдаче в аренду терминалов аэропорта «Ульяновск-Восточный» блоку НАТО, нашим северо-атлантическим «партнерам», для использования его как логистического центра при транзитных перебросках грузов с Ближнего Востока, где натовских баз имелось в достатке, в Европу[31]. Согласно договору, осуществлялся транзит грузов строго гражданского назначения, но разве когда-то было такое, чтоб натовцы выполняли свои обещания?

Поначалу договор соблюдался. Но в день «Х» америкосы сделали то, что от них вполне можно было ожидать – посадили на аэродром несколько транспортников, доверху забитых морпехами и техникой, создав таким образом форпост в самом центре ненавистной им России. По тревоге была поднята десантура, базировавшаяся в городе 31-я отдельная гвардейская десантно-штурмовая бригада, но было уже поздно: морпехи заняли плацдарм, и выбить их не смогли. Вернее – не успели: потом был Удар, и стало просто-напросто ни до чего. Мир, каким мы его знали, исчез, и каждый отныне был предоставлен сам себе.

Для чего их кинули туда? Добрынин предполагал, что у НАТО были другие планы, и развитие Войны они представляли по иному сценарию, максимально неблагоприятному для России и благоприятному для Альянса. Однако аналитики ошиблись, и ответка от русских прилетела жестокая. Исчезли города, исчезли государства и правительства. Остались только раскиданные по земле общинки – и одной из таких общин и стал «Ульяновск-Восточный». Общиной, основную часть которой составляли солдаты армии США.

Все эти сведения Добрынин получил от Каракулова.

Умный правитель начинает войну, только имея виды на выгоду. В общем-то не важно, какую – экономическую или политическую. И Верховный Главнокомандующий Берегового Братства генерал Османов не был исключением. Золотой жилой для американской общины стал расположенный тут же, на правобережье, Ульяновский патронный завод, производивший широкую номенклатуру патронов, начиная от пять-сорок пять и заканчивая четырнадцатым калибром. После Войны завод, стоящий ниже уровня Волги, оказался полузатоплен, но гигантские запасы готовой продукции на его складах, запаянные в цинки, остались в полной сохранности. Община со временем наложила на них лапу и теперь беспрепятственно таскала патроны ящиками, став самой зажиточной в городе. Америкосы фактически сидели на деньгах – то есть, оказались в том же положении, что и до Войны, когда печатали свои проклятые доллары для всей планеты. Была в этом какая-то издевка со стороны Всевышнего… Кроме того, что-то имелось на складах бомбоубежища завода «Авиастар», располагавшегося на этом же берегу и поврежденного ударом лишь частично. Да и в самих терминалах аэропорта добра было предостаточно. Вполне понятно, почему Береговое Братство нацелилось на этот жирнющий кусок пирога, собираясь провести экспроприацию.

Подробностей Каракулов не знал – скорее всего, их тому времени еще не существовало, – но и без того было ясно, что намечается серьезная войсковая операция. Братство свободно могло выставить две-три тысячи бойцов, а то и поболее. Победа в этой войне означала бы невероятное усиление группировки, и вот этого уже допустить было нельзя. Нужно было помешать генералу осуществить свои замыслы.

В соответствии с этим Добрынин и продумывал свои действия. Думал долго, просчитывая разные варианты, но в итоге пришел к одному: в этой войне хоть чем-то помешать Братству он вряд ли сможет. Выведя ДШГ в поле и начав покусывать группировку с тыла и флангов, пока та жмет натовскую общину, ничего существенного не добьешься, а то и людей потеряешь. Но вот предупредить руководство американской общины о готовящейся акции, а может быть даже и помочь им лично – вполне реально. Пожалуй, самый оптимальный вариант.

Соответственно, в этот раз выход рисовался на двоих, без сложившейся уже группы. Тащить людей за полтысячи километров – смысл?.. Вылазка обещала быть пустой, без хабара, да и цели были не те, где нужно большое количество бойцов. Однако избавиться от шлейфа оказалось не так-то просто: сталкеры, узнав, что Серега снова планирует вылазку за тридевять земель, начали терзать его еще с конца февраля. Хабаристость Зоолога уже вошла в поговорку, из рейдов даже в пределах Пензы и пригорода его группа всегда возвращалась с хорошей добычей. А тут снова выход! Год назад по весне отменно прибарахлились, хотелось бы повторить! Так допекли, что пришлось собрать группу и разъяснить обстановку: хабара не предвидится, идут чисто по своим целям и интересам и большое количество народа не поможет, а только повредит. Потому – все остаются дома. Сталкеры опечалились, но деваться было некуда. Правда, Дедушка Витт, выражая общее мнение, подытожил в конце собрания, что не только из-за хабара собирались-то, и если помощь какая потребуется, командир может всегда на своих людей рассчитывать – однако Добрынин прекрасно знал это и сам. В общем и целом нормально поговорили, доводы были приняты и ребята обиду не затаили. Оно и хорошо.

За всю зиму не раз и не два открыв карту и изучая возможные пути, Добрынин прикинул два варианта. Либо Пенза—Саранск—Ульяновск, именно так, как шли они на север к комбинату, либо М-5 «Урал»: Пенза—Кузнецк—Сызрань—Ульяновск. И вот тут уже нужно было сильно думать…

В прошлый раз отрезок до Ульяновска они прошли почти без задержек. Была заминка с белым туманом, там, где он собственной рукой убил Арийца – и все. Ульяновск, помнится, обогнули с северо-запада, остановившись ненадолго и пополнив запасы на перевалочной базе Братства. И дальше до самого Яранска, где встретили Ивашурова, вообще никаких происшествий. Тракт пуст, шаром покати. Но с другой стороны – дорога там была жуть, ползли как черепахи. И не факт, что сейчас, семью годами ранее, она сильно ровнее. Наверняка федеральная трасса М-5 в лучшем состоянии. Подумав немного, Добрынин все же остановился на втором варианте. М-5 «Урал». То что по маршруту есть крупные города – так их и обойти недолго, проселков до конца не заросших все еще полно, а уж если припрет, то на КАМАЗЕ можно и по чисту полюшку не один километр намотать. Зато отрезки между городами по трассе быстрее пройдут, да и подвеска у броневика целее будет. А это, между прочим, тоже являлось немаловажным фактором, ибо платить каждый раз заводским по цинку пятерки за ремонт как-то затратно получается. Значит, решено: по М-5 до Сызрани, потом вверх. А вот дальше – дальше уже рисовались варианты.

Двигаясь таким путем, в город-то они попадут, но окажутся на левом его берегу, в то время, как община находится на правом. Учитывая то, что оба моста приказали долго жить, придется искать переправу. Однако переправа – это еще полбеды. Гораздо хуже то, что передвигаться придется по городу. Незнакомая местность, незнакомые люди, незнакомые опасности… По нынешним временам чужой город все равно что чужое государство: свои порядки, свои обычаи, свои границы. И за некоторые, нарушив их ненароком, вполне могут и голову снять. А могут и чисто из бандитских соображений. Нет, они с Юкой, конечно, парочка боевая, но в чужом краю кулаками махать нужно поосторожней, а то ведь недолго кого и помощнее локтем задеть. Значит, город придется обойти. По большое дуге, по объездной дороге, а то и вовсе по полям с западной стороны. Добравшись до реки, поискать переправу, и, если найти ее удастся, то дальше все будет гораздо проще. Переправляемся на правый берег Волги, там снова разворачиваемся на юг – и до Ульяновска. А там уж на самой окраине при въезде в город – вот он, пожалуйста, аэродром «Ульяновск-Восточный», филиал Пиндостана в центре России.

Обсудив оба маршрута, приняли М-5 за окончательный вариант. Впрочем, Юке было все-равно, каким маршрутом, лишь бы ехать. «Тайфун» под ее присмотром всегда был в рабочем состоянии: исправлен, заправлен, укомплектован. Любила она свой броневик. Добрынин иногда даже ревновал немного, но в общем-то, конечно, был доволен. Когда нужно, куда нужно – хоть к черту на кулички – сел и спустя некоторое время приехал. Что и говорить, повезло ему, когда он под Сердобском эту девчонку встретил.

Выехали рано утром. Дорога и впрямь была в неплохом состоянии: не такая гладкая, как Уральск—Атырау, но тоже вполне себе. Да, выбоины, да, кочки, да – поваленные деревья изредка, или вспучившийся местами асфальт. Но так и время соответствующее. Шли в среднем около семидесяти, иногда сбавляя до тридцати-сорока, иногда, на особенно ровных и гладких отрезках – прибавляя до девяноста. С чем не могла справиться лопата КАМАЗа – обходили по обочинам или вовсе давали кружок по полю, сползая с трассы. Впрочем, таких препятствий пока все еще было мало даже на дорогах внутриобластного значения. А уж на федеральной трассе и подавно.

Кузнецк прошли просто и без затей. Город мелькнул крошащимися зубьями многоэтажек слева и остался за кормой, препятствий им никто не чинил да и чинить их было некому. До Войны в городе действительно было много: военные объекты, секретные части, хранилища, бункера, убежища, спецсвязь… Поэтому отработали туда прилично, почти как в Заречный или Сердобск с его «Периметром». После такого, может, и остался кто – но тракт, огибающий по южной окраине, был чист.

Дальше один за другим пошли поселки: Евлашево, Николаевка, Канадей, Новоспасское, Красносельск… Поселки были пусты, хотя и фон вроде бы не сильно высокий, не больше десяти-пятнадцати. Да, попадались локалки под сотню и даже выше, но их было не так много. Казалось бы – просто не суйся внутрь… Тем не менее, селения стояли мертвые, и Добрынин сначала все не мог понять, почему. Они в Сердобске жутких условиях жили, та же самая десятка на поверхности была всегда, а то и больше, гораздо больше! Но поразмыслив немного, понял. Дозиметра у селянина нет, откуда ему знать, сколько вокруг?.. На улице, в доме, в сарае, в постели – все время минимум, но есть. Проживи неделю даже в минимальном излучении – уже первая степень. А радиопротекторов в наличии нет. Что у них может быть в аптечке? Йод? Не панацея. Тут индралин нужен, Б-190, а где простой крестьянин его возьмет? Вот и мерли как мухи, не зная, как спастись. Притом, радиация – это одно. А если химическое облако пройдет – так и подавно… Потому и получилась такая странная противоположность: до Урала в городах больше выжили, а за Уралом – в сельской местности да тайге больше уцелело. А теперь местность там наверняка еще чище. Эх, вот справятся с задачей, помогут Даньке-младшему, прищемят хвост Братству – может, и за Урал на ПМЖ махнуть? Стоит подумать над этим…

Между Николаевкой и Канадеем дорога, было, сильно испортилась, практически до степени сельской, которой уместнее быть где-нибудь в колхозе «Светлый путь Ильича», но ненадолго. В тринадцатом году здесь, похоже, делали ремонт – на обочине время от времени попадались кучи песка, закаменевшего асфальта, щебня, ржавеющая под открытым небом строительная техника, – но так и не доделали, грянула Война. Прошли этот отрезок, и снова можно было идти на прежней скорости. Зато между Канадеем и Новоспасским и вовсе за девяносто утопили – здесь была самая настоящая трасса, гладкая серая лента, будто недавно положили.