Без права на ошибку

– Как же теперь?

– Попробуем боковые проходы.

Решение было верным. Первый же выбранный проход, северный, привел их в новый зал. Но этот зал разительно отличался от двух предыдущих. С первого взгляда было понятно, что это что-то вроде монашеской кельи. Зал был немаленький – метров шесть-семь в поперечнике; стены и пол – из черного, идеально подогнанного камня, такие же и стены; в каждой из стен – по два больших углубления с арками, над которыми вырублен в камне крест. Посреди зала – здоровенная каменная тумба, служившая, похоже, столом – на ней стояла какая-то убогая посуда, несколько глиняных горшков и чугунок. А в камне западной стены выбита узкая лесенка, терявшаяся во мраке под потолком.

– Мы под женским монастырем! – догадалась Юка. – Наверху Троицкий женский монастырь!

Добрынин кивнул. Похоже, это было так. Лестница наверняка выводила в какое-то из зданий монастыря. Вот только лезть туда смысла не было, потому как монастырь сейчас – прибежище немалого семейства выродков. А ну, выбравшись наверх, в самом центре гнездилища окажешься?..

– Эту лестницу нужно будет потом проверить и завалить, – сказал он. – Чтоб сверху не пролезли. Путь до Нового Убежища надо обезопасить полностью. Значит, после того как проход к бомбарю найдем, все эти лабиринты придется обшарить. И опасные проходы заткнуть.

Юка кивнула:

– Надо – обшарим. Хорошая тренировка получится.

Добрынин одобрительно ухмыльнулся – верное замечание, два в одном совместить.

Из этого зала вело два хода. Один – строго на восток, другой забирал чуть южнее, в направлении острова Пески. Первый ход был полностью из камня и так же сух, как и все подземелье, а вот второй отличался. Сразу становилось понятно, что он гораздо старше предыдущих – стены, пол и потолок его были сложены из огромных бревен-кругляков, промазанных какой-то черной пропиткой. Данил, ковырнув один из них, убедился, что это что-то вроде смолы – кто их знает, чем там древние дерево пропитывали. Но сохранность бревен была просто потрясающая – постучав, Данил услышал сухой звонкий отклик, будто бревно триста лет не под землей пролежало, а на складе какого-нибудь мебельного комбината. Умели же строить древние…

Ход был невелик, метра полтора в ширину и два в высоту, так что Добрынину было в нем тесновато. Но все же, прикинув, он выбрал именно его. Логика была проста: за Суру должен вести более старый ход, и бревенчатый коридор имел все основания считаться именно таковым.

Двинулись. Пол коридора с самого начала резко пошел вниз. Здесь, за монастырем, на поверхности начинался довольно крутой склон, ведущий к реке и застроенный одноэтажными домишками частников. Там давно уже было не продраться – кишела живность, выросли целые джунгли, соваться в которые имело смысл только со взводом огнеметчиков, выжигая все вокруг себя. А здесь – пожалуйста вам: чистый коридор из плотно подогнанных друг к другу просмоленных бревен с промазанными такой же смолой стыками. Как это строили триста лет назад, Добрынин даже и представить не мог. Разве что ход повторял изгибы какой-нибудь подземной речушки, пробившей себе путь в толщах земли и использованной потом мастерами. Такое – да, вполне могло быть. Более того, скорее всего так и было, потому что пробить под землей десятикилометровый туннель, да еще и под рекой, под силу разве что метростроевцам…

– А ты обратил внимание – тут нет ни одной крысы, – сказала вдруг из-за спины Юка. – Ни единой. А ведь они должны тут быть – ходы проходили под жилыми домами, сообщение с ними тоже есть. Хоть какая-то живность, но обитать тут должна…

– Нет – и отлично, – сосредоточившись на тьме впереди, ответил Данил. – Чего им тут жрать? Передохли, наверное…

Юка хмыкнула с сомнением, но тему развивать не стала. А вот Данил все же запомнил. Пожалуй, верно. Должны быть крысы. А еще – летучие мыши. Но нету ни одной. Почему?..

Спускались они не так долго, как того ожидал Добрынин. Шагов через триста спуск наконец-то прекратился, и коридор, выровнявшись, пошел горизонтально. Здесь уже было не так сухо, как на верхних уровнях – с потолка покапывало, на полу стояли лужи, стены поросли подушками зеленого мха, а в одном месте из-под бревна в правой стене пробивался ручеек и, шелестя, убегал вперед, во тьму коридора.

– Всё, мы под рекой, – тихо сказала Юка. – Смотри, как сырости разом прибавилось…

– И ведь держат, – кивнув на потолок, отозвался Добрынин. – Сколько лет – а держат!

– Лиственница, – уверенно ответила девушка. – Вот сто процентов она. Я читала, что в Венеции – это город в Италии, построен прямо на воде – дома стоят на сваях из лиственницы. И некоторым из них сотни и сотни лет! Она в воде только крепче становится, даже в болотах не гниет. А здесь ее еще и поверху смолой обработали. Триста лет для нее – тьфу!..

Добрынин кивнул. Лиственница так лиственница. Что угодно, лишь бы держало. Им, судя по всему, здесь еще ползать и ползать. Не хотелось бы, чтоб ход обрушился и водой затоп. Она, эта водичка, теперь каким только дерьмом не загажена…

– Кстати о воде, – Данил вдруг остановился. – Ну-ка, проверь ручеек…

Юка тут же с облегчением опустила кофр на землю – видно было, что он здорово ей надоел.

– Есть, – объявила она, поколдовав некоторое время с пробирками и колбочками. – Очень малая концентрация, но есть. Хинуклидилбензилат или Би-Зет. Психотропное БОВ[30] американского производства. Я их у себя в Балашове изучала. Хреновая штуковина…

– Смертельно?

– Смотря от концентрации. Химия – вещь такая… Все зависит от концентрации вещества. Но здесь, в этом ручье – не смертельно. Сухость во рту? Головокружение, мышечная слабость?..

– Нет, – ответил Добрынин, прислушиваясь к себе. – Ничего такого.

– Хорошо. Если что-то почувствуешь – сразу говори!

– Фильтры не помогают? – удивился Добрынин.

– Против Би-Зет? Помогают, – кивнула Юка. – Это уж я так, чтоб ты не расслаблялся. У меня есть кое-что против этого, в аптечке. Ты только не медли, говори, если что почувствуешь…

– Конечно скажу, – проворчал Добрынин. – Думаешь, мне охота от этого дерьма загнуться?

Собрав кофр, двинулись дальше. Еще примерно двести шагов – и ход вдруг начал слегка подниматься, явно стремясь приблизиться к поверхности.

– Повышается, – пробормотала сзади Юка. – Но ведь сыро еще вокруг… Мы все еще под рекой…

– На поверхности как раз где-то тут остов Пески, – прикинув расстояние, ответил Добрынин. – Наверно к нему выходим. Ох и посмеюсь я, если коридор где-то там на поверхность выход имеет. Песковская община не обрадуется, когда мы посреди острова как черти из табакерки вынырнем!

– Стратегические сведения! – хихикнула Юка. – Нужда будет – можно им продать!

– А можно и не им. Сиплому, например, – поддержал, ухмыльнувшись, Добрынин. – Он-то всяко больше заплатит.

Еще пятьдесят шагов, и коридор резко забрал вверх. Оказавшись в большом зале, Добрынин крякнул: да, он оказался прав. Здесь уже было так же сухо, как и в бетонных переходах, а значит, коридор и впрямь имеет некую промежуточную точку на острове посреди реки. Вот только где?..

– Тихо! Тс-с-с… – зашипела вдруг Юка, прислушиваясь. – Слышишь?!..


Данил замер, вслушиваясь, и вдруг понял: звук шел от правой стены. Здесь в бревнах был проделан такой же воздуховод, уводивший наверх и соединявшийся с поверхностью, и вот из него-то сейчас и доносились звуки. Наверху кто-то разговаривал – и, приложив ухо к продуху, Данил явственно разобрал слова диалога:

– …бал уже этот начсклад! Я еще когда сказал: соляру пересчитать и доклад мне представить? Он что там, совсем одичал, человеческих слов не понимает?! Ну-ка давай его сюда!

– Сейчас вызову, Игорь Викторович!..

– Вызывай! Сейчас продую ему это самое… то отверстие, которым он на толчок ходит!

Добрынин, сжав челюсти, чтоб не выдать себя конским ржанием, спешно подался назад. Игорь Викторович – это явно глава песковской общины, Водяной. Энергетики дел с ним почти не имели, но самую примерную информацию знали. И если Водяной сейчас собрался продувать «это самое» начскладу, то наверняка сидит у себя на базе и занимается делами. Получалось, ход выводит прямиком к администрации общины. Вон и лесенка наверх. Добрынин посветил на потолок и уважительно ухмыльнулся: выход запирала огромная бетонная плита с вделанным в нее железным кольцом. Не так-то просто ее будет поднять…

– Нужно этот воздуховод заделать, – дернув его, прошептала Юка. – Если мы его слышим, то и он нас может. И тогда – всё! Обязательно копать начнут.

Добрынин кивнул. Резонное замечание.

Задерживаться здесь не стали – незачем. Нырнув в проем в противоположной стене – он тут был всего один – продолжили движение. Коридор снова стал резко понижаться и вокруг опять засырело. Но на этот раз засырело как-то уж совсем серьезно – в середине спуска на полу уже вовсю бежал ручей, и был он гораздо полноводней, чем прошлый.

– Как бы нам вплавь тут не пришлось… – опасливо пробормотала Юка.

Данил молчал. Перспективка, что и говорить, рисовалась не радужная.

Наконец понижение закончилось, и в луче фонаря они вновь увидели уходящий во тьму прямой коридор. Примерно треть его находилась под водой, и Добрынин, осторожно нащупывая ногой путь, погрузился чуть ли не до пояса.

– Ничего, терпимо, – успокоил он Юку. – Нам тут идти-то метров двести. Дальше снова повышаться должно…

– Оно, конечно, здорово… Но вот взад-вперед мы как ходить будем?

– Как-то осушать придется, – сказал Данил. – У Николаича мотопомпа есть, для очистки маслоприемников под трансформаторами при затоплении. Попробуем ее…

– Вряд ли осилит, – усомнилась девушка.

– Тогда другой вариант. Нам сейчас только эту подводную часть одолеть. Дальше должно легче пойти. И если надо – выкопаем ход на поверхность с той стороны реки. Там и входить будем.

– Вот это уже гораздо интереснее, – кивнула, обрадовавшись, Юка. – Только, Дань… на той стороне владения Сиплого начинаются. Как бы нам не влететь…

– Не уверен, – покачал головой Данил. – Сиплый по реке границу держит. Река – она с запада от него. А с юга – большой залив, через который мост перекинут. Вот на этом мосту у него и граница. Так что ГПЗ от Сиплого свободно.

– ГПЗ… Пограничный район… – поежилась Юка. – Одно другого не легче.

– Пограничный район, – кивнул Добрынин.

Да, это было так. ГПЗ было пограничным районом – самой близкой к Ахунам окраиной города, юго-восточной его частью. Выйди с ГПЗ, пройди по дороге километров пять – и вот они, Ахуны. А еще через десять километров, если по прямой, – Леонидовка. И весь этот район, начиная от Ахун и Заречного до Леонидовки и дальше, и был теперь Туманной Чащобой. Она непосредственно граничила с ГПЗ, что далеко не положительно отражалось на респектабельности района. Проще говоря – хреново там было. Эта близость влияла самым негативным образом: людей здесь жило очень мало, а все, кто еще оставался, были какие-то… повернутые на голову. Добрынин видел их несколько раз, разговаривал, и контакты эти оставили не очень приятное впечатление. Люди словно не от мира сего. Задумчивые, медлительные, в себя погруженные. Общаешься с таким, допустим, на торжке – а он вроде бы и на тебя смотрит, но при этом как-то так сквозь… то нормально разговаривает, а то невпопад отвечать начнет. Или вообще вдруг отвернется – да и заговорит с кем-то рядом. А рядом-то – пусто, нет никого!..

– Ничего не слышишь? – спросила вдруг Юка.

Журчание сзади смолкло, и Добрынин, обернувшись, увидел, что девушка стоит посреди коридора и, склонив голову набок, напряженно вслушивается. Он прислушался – вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь легким плеском воды по стенам.

– Нет… ничего… – прошептал Данил. – А ты что слышишь?..

– Показалось, наверное, – помолчав немного, с сомнением пробормотала Юка. – Ладно, двигаем. Чем быстрее отсюда вылезем, тем лучше.

До сухого было шагов триста. Выбравшись из воды, Данил первым делом внимательно осмотрел и себя и Юку – не попортились ли костюмы, не разъело ли где… От нынешней сурской водички можно было всего ожидать. Сожрет костюм агрессивная химия – тогда только выбросить и останется. Однако что демрон, что уник были в целости и сохранности. Разве легкий белый налет присутствовал, который Добрынин легко стряхнул после обысыхания.

– Реку прошли. Теперь легче будет, – обнадежил он девушку. Посветил вдоль коридора, разгоняя тьму – луч бил метров на двести, освещая прямой, как стрела, ход. – Я думаю, теперь все время прямо. Заречный – он как раз отсюда строго на восток. Километра два одолели, восемь осталось. Двинули?

Юка кивнула и молча пристроилась в хвост.

Этот отрезок, хоть коридор и был абсолютно пуст, дался Добрынину нелегко. С самого начала он сразу почему-то стал напоминать Непутевый Тоннель – точно такая же тьма перед фонарем, заполняющая свое место, стоило лишь отвести в сторону луч, точно такое же однообразие шаг за шагом. Коридор тянулся и тянулся вперед, ряды бревен выплывали из тьмы навстречу и исчезали за спиной, и ему снова начало казаться, что они движутся здесь уже долгие сотни лет…

– Ты как? – спросил он лишь для того, чтоб хоть чем-то нарушить эту тишину и однообразие.

– Терпимо, – каким-то скованным голосом ответила девушка. – Карту веду. Помогает.

Бревна, бревна, бревна… Казалось, они идут по бесконечному складу, где были собрано дерево для нужд всего мира! Бревна сбоку, бревна внизу, бревна сверху… Черные, округлые, выпирающие…. Коридор – узкий, даже руки в стороны до конца не развести. Потолок – давит, своим присутствием напоминая о толще земли над головой. И тишина, только шорох ботинок по полу.…

С какого-то момента Данил, прислушиваясь к себе, вдруг совершенно отчетливо почувствовал, что коридор этот ему не нравится. Не по себе было. И чем дальше они шли, тем более неуютно становилось здесь, в этой узкой бревенчатой кишке, между сжимавших с боков стен. Коридор нагонял на него какую-то иррациональную жуть. Попытавшись понять и проанализировать, он понял, что ему не просто неприятно – ему было страшно… и страшился он того, что находилось там, впереди, в глубинах этой черной прямой галереи. Дерево словно подчеркивало древность, указывало на возраст коридора, тем самым навевая мысли о жутких чудовищах и призраках, обитающих во мраке, живших там изначально, с самого сотворения мира. Это был настоящий страх, страх глубины.

– Троглофобия, – сказала вдруг Юка.

Добрынин чуть фонарь от неожиданности не выронил. Обернулся – девушка стояла, опираясь о стену, и озиралась по сторонам. Луч головного фонаря метался по коридору, и везде были лишь бревна, бревна, бревна…

– Что?? Ты что-то сказала?

– Ты уже пару минут бормочешь, – ответила Юка. – Я расслышала про страх глубоких пещер. Это называется троглофобия.

– У меня нет страха пещер, – пробормотал Данил. Вот еще новость – он что, вслух разговаривает? – Мне в данном конкретном коридоре не по себе.