Без лишних слов
Часть 45 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Даже в самом крайнем случае? – спрашивает она, хватаясь за обрывки надежды.
– Даже в самом крайнем случае.
– Ее сын – несовершеннолетний. Они разделились. По-моему, такого пункта в контракте быть не может.
– Вообще-то может. Некоторые из моих клиентов, людей весьма известных, ценят приватность превыше всего, независимо от обстоятельств. – Гейл ненадолго умолкает. – Вот что я вам скажу. Я попытаюсь связаться с ней и, когда свяжусь, передам ваш номер.
– Да, пожалуйста, – просит Оливия. – Скажите, что Джош со мной, и он в безопасности.
– Скажу. Если я могу помочь чем-то еще, пожалуйста, дайте мне знать. – Вообще-то кое-что есть. Вы встречались с Дженной лично?
– Не знаю, что это вам даст, но да.
– Можете описать ее?
– Дорогая, тот контракт…
– О’кей, о’кей. Но здесь вопрос жизни или смерти, – торопится Оливия, боясь, что агент повесит трубку. – Рост пять футов и четыре дюйма, волосы золотисто-каштановые, родинка на правой скуле. – Вряд ли Гейл знает и россыпи родинок на правом плече.
Гейл тяжело вздыхает.
– Возражать не стану. Хотя… Волосы у нее скорее рыжие, чем золотисто-каштановые. Она покрасила их ради Джоша.
Ее словно окатывает волна благодарности.
Через пять минут Оливия слышит в трубке голос Тани Кербело.
– Чем могу помочь, мисс Карсон?
– Хочу заявить о пропавшей сестре.
– Имя и фамилия, пожалуйста?
– Дженна Мейсон.
Глава 32
Оливия идет через веранду родительского дома. Ветер с залива пощипывает щеки, вода бурлит, и волны бьются о причал. Шумят эвкалипты, и шорох листьев напоминает дождь. Но в небе ни облачка.
Шарлотта сидит одна, завернувшись в плотное цветастое одеяло, лежавшее когда-то на кровати Лили. Оливия уже забыла о нем, и видеть его на матери как-то странно.
Проходя мимо столика, она берет стул, садится рядом с Шарлоттой и еще раз проверяет телефон. От Лукаса по-прежнему ничего. Дозвониться до Дуайта тоже не получается, а между тем связаться с обоими она пытается с самого утра. Ей нужны ответы. Что случилось с Лили? Где сестра? Что он сделал с ней? Но машины Дуайта на дорожке нет. Нет и пикапа Лукаса. Хотя оба уже должны быть дома.
– Я все думала, когда же ты придешь.
Голос у нее дрожит. Оливия смотрит на мать. Щеки раскраснелись от холода и ветра. Она натягивает одеяло на плечи.
Оливия зябко ежится. Надо было бы надеть свитер потолще. Не подумала, что мать будет вот так вот сидеть на веранде. Ветер всегда загонял Шарлотту в дом. Но на звонок в переднюю дверь никто не ответил, и Оливия решила попробовать войти со двора – а вдруг что-то не так.
– Где папа? Я думала, он уже дома.
– Он не придет.
Паника сдавливает грудную клетку, и Оливия с усилием втягивает воздух в легкие.
– Решил задержаться? – Он сам сказал ей, что задержится на два дня. То есть должен был вернуться вчера. В чем дело? Неужели конференцию продлили еще на один день? Или он отправился к еще одному клиенту?
Шарлотта мнет засаленную салфетку. Промокает уголок глаза. Оливия наклоняется и присматривается к матери повнимательнее. Кожа под глазами поблескивает.
– Ты плачешь?
Шарлотта фыркает.
– Бога ради, обязательно указывать на очевидное? – Она торопливо вытирает лицо дрожащими пальцами. Оливия тянется к ее руке, но Шарлотта отдергивает руку. – Зачем ты здесь? Из-за Джоша?
– Да, но… – Она останавливается и кладет руку матери на колено. – Папа с кем-то? – Неужели мать была права в своих подозрениях? Неужели Дуайт задержался из-за того, что у него роман?
– Не хочу об этом говорить. – Шарлотта рвет салфетку.
– Он с Лили?
Губы трепещут, но мать качает головой.
Оливия не отступает.
– Я нашла дом Лили в Оушнсайде. Ее там нет. Поговорила с соседкой. Лили сменила имя на Дженну. Дженна Мейсон. Мне нравится.
Шарлотта не реагирует. Даже не мигает.
– У меня такое чувство, что ты все это уже знала? – шепчет Оливия. – Знала, что папа у нее бывает?
Шарлотта рассматривает пальцы. Срывает кутикулу.
– Не говори глупости.
– Мам…
Шарлотта сбрасывает с плеч одеяло и резко выпрямляется.
– Открою бутылку вина. Ты будешь? – Она идет через веранду.
Оливия медленно поднимается, не спуская с матери удивленных глаз.
– Принеси стаканы, ладно? – Шарлотта уходит в дом.
Оливия трет виски, уже улавливая ранние признаки наступающей головной боли, и следует за матерью, но идет не за стаканами, а в подвал. Она по горло сыта ее маневрами.
Почему она не может поговорить о Лили? Боится? Угрожал ли ей Дуайт? Или она в самом деле ничего не знает? В высшей степени сомнительно.
Шарлотта открывает дверь подвала, включает свет и осторожно спускается по узким ступенькам. Оливия ждет у двери.
– Перестань, мам. – Каждая из бутылок стоит более четырехсот долларов. Должно быть, мать действительно расстроена. Вино подарил какой-то клиент, и Дуайт приберегает их к сороковому юбилею брака, до которого еще три года. – Нам и подешевле сгодится. – Оливия пришла не пить вино, но почему бы не подыграть? Может быть, оно развяжет Шарлотте язык.
– Не обижай меня. – Шарлотта достает со стеллажа бутылку и читает этикетку. – Мне нужно это как-то отметить.
Злобная нотка воскрешает в памяти Оливии давний эпизод: Лили под замком в темном подвале. Силуэт матери в дверном проеме. Насколько известно, случилось такое только раз, и, по-видимому, наказание оказалось эффективным. Должно быть, Лили сказала Шарлотте то, что она хотела знать.
Мать и дальше будет изыскивать причины не рассказывать о том, почему Дуайт не оставляет Лили в покое, что произошло между ними и не стал ли Джош невольной жертвой стычки между ними. Жертвой как в физическом, так и в эмоциональном плане. Шарлотта сошлется на вино и, не исключено, даже изобразит обморок, чтобы уклониться от разговора по существу. Она упрямая.
– Как насчет красного калифорнийского? – предлагает Оливия, отступая от двери. Последнее, что она видит, закрывая дверь, это встревоженное лицо матери.
Что бы ни думал Лукас, говорит себе Оливия, она не злодейка и не такая, как мать. Она не папенькина дочка. Ей просто нужны ответы. Ее племяннику нужна мать.
Она захлопывает дверь и выключает свет.
– Оливия! Оливия! – испуганно вскрикивает Шарлотта.
Оливия прижимается к двери спиной.
– Извини.
Шарлотта взбегает по ступенькам и дергает ручку.
– Оливия! – Она стучит по двери кулаками. – Открой дверь! Сейчас же!
– Помнишь, как ты заперла Лили в подвале, чтобы заставить ее признаться? – Много позже Оливия узнала, что, играя в баскетбол, сестра сделала вмятину на капоте автомобиля Дуайта. Свою вину она признала только после того, как Шарлотта заперла ее в подвале. – Хочу услышать все, что ты знаешь о Лили. Пожалуйста, мам, я всего лишь хочу ее найти.
– Что бы я ни сказала, тех потерянных лет мне никто не вернет.
– Ты все-таки попробуй.
– Ты никогда меня не простишь.
Оливия прижимается ухом к двери. Сердце стучится в ребра.
– Чего я не прощу?.. Мам?
Шарлотта молчит. Оливия представляет, как она сидит, угрюмая, на верхней ступеньке по ту сторону двери, в темноте. Оливия опускается на пол, подтягивает колени, обхватывает их руками и опускает голову на локоть. Кто же кого пересидит?
Она вздрагивает от грохота за дверью. Поднимает голову, трет глаза. Еще светло, и она по-прежнему сидит спиной к двери. Она не упала. Но прошлой ночью выкроить на сон удалось не более четырех с половиной часов, и теперь глаза закрываются сами собой. На сердце неспокойно.
Сколько времени прошло?
– Даже в самом крайнем случае.
– Ее сын – несовершеннолетний. Они разделились. По-моему, такого пункта в контракте быть не может.
– Вообще-то может. Некоторые из моих клиентов, людей весьма известных, ценят приватность превыше всего, независимо от обстоятельств. – Гейл ненадолго умолкает. – Вот что я вам скажу. Я попытаюсь связаться с ней и, когда свяжусь, передам ваш номер.
– Да, пожалуйста, – просит Оливия. – Скажите, что Джош со мной, и он в безопасности.
– Скажу. Если я могу помочь чем-то еще, пожалуйста, дайте мне знать. – Вообще-то кое-что есть. Вы встречались с Дженной лично?
– Не знаю, что это вам даст, но да.
– Можете описать ее?
– Дорогая, тот контракт…
– О’кей, о’кей. Но здесь вопрос жизни или смерти, – торопится Оливия, боясь, что агент повесит трубку. – Рост пять футов и четыре дюйма, волосы золотисто-каштановые, родинка на правой скуле. – Вряд ли Гейл знает и россыпи родинок на правом плече.
Гейл тяжело вздыхает.
– Возражать не стану. Хотя… Волосы у нее скорее рыжие, чем золотисто-каштановые. Она покрасила их ради Джоша.
Ее словно окатывает волна благодарности.
Через пять минут Оливия слышит в трубке голос Тани Кербело.
– Чем могу помочь, мисс Карсон?
– Хочу заявить о пропавшей сестре.
– Имя и фамилия, пожалуйста?
– Дженна Мейсон.
Глава 32
Оливия идет через веранду родительского дома. Ветер с залива пощипывает щеки, вода бурлит, и волны бьются о причал. Шумят эвкалипты, и шорох листьев напоминает дождь. Но в небе ни облачка.
Шарлотта сидит одна, завернувшись в плотное цветастое одеяло, лежавшее когда-то на кровати Лили. Оливия уже забыла о нем, и видеть его на матери как-то странно.
Проходя мимо столика, она берет стул, садится рядом с Шарлоттой и еще раз проверяет телефон. От Лукаса по-прежнему ничего. Дозвониться до Дуайта тоже не получается, а между тем связаться с обоими она пытается с самого утра. Ей нужны ответы. Что случилось с Лили? Где сестра? Что он сделал с ней? Но машины Дуайта на дорожке нет. Нет и пикапа Лукаса. Хотя оба уже должны быть дома.
– Я все думала, когда же ты придешь.
Голос у нее дрожит. Оливия смотрит на мать. Щеки раскраснелись от холода и ветра. Она натягивает одеяло на плечи.
Оливия зябко ежится. Надо было бы надеть свитер потолще. Не подумала, что мать будет вот так вот сидеть на веранде. Ветер всегда загонял Шарлотту в дом. Но на звонок в переднюю дверь никто не ответил, и Оливия решила попробовать войти со двора – а вдруг что-то не так.
– Где папа? Я думала, он уже дома.
– Он не придет.
Паника сдавливает грудную клетку, и Оливия с усилием втягивает воздух в легкие.
– Решил задержаться? – Он сам сказал ей, что задержится на два дня. То есть должен был вернуться вчера. В чем дело? Неужели конференцию продлили еще на один день? Или он отправился к еще одному клиенту?
Шарлотта мнет засаленную салфетку. Промокает уголок глаза. Оливия наклоняется и присматривается к матери повнимательнее. Кожа под глазами поблескивает.
– Ты плачешь?
Шарлотта фыркает.
– Бога ради, обязательно указывать на очевидное? – Она торопливо вытирает лицо дрожащими пальцами. Оливия тянется к ее руке, но Шарлотта отдергивает руку. – Зачем ты здесь? Из-за Джоша?
– Да, но… – Она останавливается и кладет руку матери на колено. – Папа с кем-то? – Неужели мать была права в своих подозрениях? Неужели Дуайт задержался из-за того, что у него роман?
– Не хочу об этом говорить. – Шарлотта рвет салфетку.
– Он с Лили?
Губы трепещут, но мать качает головой.
Оливия не отступает.
– Я нашла дом Лили в Оушнсайде. Ее там нет. Поговорила с соседкой. Лили сменила имя на Дженну. Дженна Мейсон. Мне нравится.
Шарлотта не реагирует. Даже не мигает.
– У меня такое чувство, что ты все это уже знала? – шепчет Оливия. – Знала, что папа у нее бывает?
Шарлотта рассматривает пальцы. Срывает кутикулу.
– Не говори глупости.
– Мам…
Шарлотта сбрасывает с плеч одеяло и резко выпрямляется.
– Открою бутылку вина. Ты будешь? – Она идет через веранду.
Оливия медленно поднимается, не спуская с матери удивленных глаз.
– Принеси стаканы, ладно? – Шарлотта уходит в дом.
Оливия трет виски, уже улавливая ранние признаки наступающей головной боли, и следует за матерью, но идет не за стаканами, а в подвал. Она по горло сыта ее маневрами.
Почему она не может поговорить о Лили? Боится? Угрожал ли ей Дуайт? Или она в самом деле ничего не знает? В высшей степени сомнительно.
Шарлотта открывает дверь подвала, включает свет и осторожно спускается по узким ступенькам. Оливия ждет у двери.
– Перестань, мам. – Каждая из бутылок стоит более четырехсот долларов. Должно быть, мать действительно расстроена. Вино подарил какой-то клиент, и Дуайт приберегает их к сороковому юбилею брака, до которого еще три года. – Нам и подешевле сгодится. – Оливия пришла не пить вино, но почему бы не подыграть? Может быть, оно развяжет Шарлотте язык.
– Не обижай меня. – Шарлотта достает со стеллажа бутылку и читает этикетку. – Мне нужно это как-то отметить.
Злобная нотка воскрешает в памяти Оливии давний эпизод: Лили под замком в темном подвале. Силуэт матери в дверном проеме. Насколько известно, случилось такое только раз, и, по-видимому, наказание оказалось эффективным. Должно быть, Лили сказала Шарлотте то, что она хотела знать.
Мать и дальше будет изыскивать причины не рассказывать о том, почему Дуайт не оставляет Лили в покое, что произошло между ними и не стал ли Джош невольной жертвой стычки между ними. Жертвой как в физическом, так и в эмоциональном плане. Шарлотта сошлется на вино и, не исключено, даже изобразит обморок, чтобы уклониться от разговора по существу. Она упрямая.
– Как насчет красного калифорнийского? – предлагает Оливия, отступая от двери. Последнее, что она видит, закрывая дверь, это встревоженное лицо матери.
Что бы ни думал Лукас, говорит себе Оливия, она не злодейка и не такая, как мать. Она не папенькина дочка. Ей просто нужны ответы. Ее племяннику нужна мать.
Она захлопывает дверь и выключает свет.
– Оливия! Оливия! – испуганно вскрикивает Шарлотта.
Оливия прижимается к двери спиной.
– Извини.
Шарлотта взбегает по ступенькам и дергает ручку.
– Оливия! – Она стучит по двери кулаками. – Открой дверь! Сейчас же!
– Помнишь, как ты заперла Лили в подвале, чтобы заставить ее признаться? – Много позже Оливия узнала, что, играя в баскетбол, сестра сделала вмятину на капоте автомобиля Дуайта. Свою вину она признала только после того, как Шарлотта заперла ее в подвале. – Хочу услышать все, что ты знаешь о Лили. Пожалуйста, мам, я всего лишь хочу ее найти.
– Что бы я ни сказала, тех потерянных лет мне никто не вернет.
– Ты все-таки попробуй.
– Ты никогда меня не простишь.
Оливия прижимается ухом к двери. Сердце стучится в ребра.
– Чего я не прощу?.. Мам?
Шарлотта молчит. Оливия представляет, как она сидит, угрюмая, на верхней ступеньке по ту сторону двери, в темноте. Оливия опускается на пол, подтягивает колени, обхватывает их руками и опускает голову на локоть. Кто же кого пересидит?
Она вздрагивает от грохота за дверью. Поднимает голову, трет глаза. Еще светло, и она по-прежнему сидит спиной к двери. Она не упала. Но прошлой ночью выкроить на сон удалось не более четырех с половиной часов, и теперь глаза закрываются сами собой. На сердце неспокойно.
Сколько времени прошло?