Белая мышь

На протяжении следующих двадцати четырёх часов Тардиват возил её меж разбросанных лагерей, где она раз десять произносила различные вариации одной и той же речи. Маки начали собираться в одном из шато вблизи Кон-д’Алье, и стало понятно, что их силы восстановлены.

Пока все ели консервы, рассевшись вокруг камина в большом зале, Денден сообщил им последние данные разведки из Лондона. После того как днём ранее они покинули ферму, это великолепное шато семнадцатого века с сохранившимися гобеленами было назначено их штабом и местом сосредоточения. Разграбившие это имение немцы сработали спустя рукава: сняли картины и сломали стулья, но массивный дубовый обеденный стол остался цел.

Войдя внутрь, Денден замер, любуясь игрой света на высоком потолке и резьбой над камином.

– Должен отметить, Форнье, здесь гораздо лучше, чем в твоём клоповнике на горе.

Форнье улыбнулся и покачал головой.

– Что у тебя, Денден? – спросила Нэнси, когда он подошёл к ней и передал бумаги. Пробежав их глазами, она положила документы на стол, чтобы и остальные – Хуан, Гаспар, Форнье и Тардиват – могли их увидеть. Гаспар засопел.

– Значит, завтра.

Нэнси кивнула.

– Проинструктируйте людей, джентльмены. И пусть хорошенько отдохнут.



Денден зашёл в её спальню в три ночи. Она смотрела из витражного окна на холм у Кон-д’Алье.

– Миледи!

– Неплохая у нас казарма, да? – ответила она, отворачиваясь от лунного пейзажа. – Но я не могу спать – кровать слишком мягкая.

Денден сел на неё и стал прыгать так, что заскрипели пружины.

– Хочешь выпить? Я слышал, что немцы так и не смогли попасть в винный погреб, а мы с тобой отлично вскрываем замки. Я уверен, владелец бы не возражал.

– Не сегодня, Денден. Но если ты хочешь найти какого-нибудь симпатичного парня и отпраздновать с ним, я не буду тебя останавливать.

Он шумно выдохнул и откинулся на кровать.

– Завтрашняя атака ужасно влияет на моё либидо. Как мне наслаждаться компанией пытливых молодых людей, если я знаю, что уже завтра их может не стать? Твой план сработает? – спросил он, заложив руки за голову.

Она прислонилась к окну и скрестила руки на груди.

– Я не знаю, Денден. Шансов мало. Ты не забыл про свою роль, я надеюсь.

– Нет, дорогая. Я более чем готов к подвигам. А потом, если кто-то из нас выживет, я вскрою погреб и найду себе нового друга, опьянённого победой.

Нэнси не поверила его браваде. Она видела, как Денден смотрит на Жюля, когда думает, что никто его не видит. Она легла на кровать рядом с ним, и он обнял её за плечи, прижав к груди.

– Нэнси? – Он гладил её по волосам.

– Что?

– В шифровке было кое-что ещё…

– Майор Бём, – прошептала она и прикусила губу.

– Да, дорогая. Видимо, этот батальон – сборная солянка из целого ряда подразделений. Лондон говорит, что с ним возвращаются и все офицеры гестапо, которые работали в разных районах.

Он набрал в лёгкие воздуха, чтобы продолжить, но она положила руку ему на грудь.

– Всё в порядке, Денден. Я больше не убегу. По крайней мере, до тех пор, пока мы всё не закончим. А потом я его найду.

– Хорошо. Ты нам нужна, – сказал он, целуя её в макушку.

Больше они не разговаривали, и через какое-то время по глубокому дыханию Дендена Нэнси поняла, что он заснул. Ей же в эту ночь поспать так и не удалось, и она до утра смотрела на тени на стене, пока не пришло время вставать. И начинать день.





62




На самом деле проиграл немецкий народ. Им не хватило силы воли, они не заслужили того лидера, который был им послан. Бём сидел в кузове открытого джипа, который, громыхая, медленно ехал в сторону его неблагодарной страны в окружении бесхребетных генералов и других высших офицерских чинов, которые и предали фюрера. Какая жестокость, что достойные люди, такие как командир Шульц, убиты, а мягкотелые и безмозглые продолжают жить и, как черепахи, ползут сейчас домой, бряцая своими медалями.


Как можно так медленно плестись! От него мог быть толк в Берлине, а он застрял здесь вместе с остатками двух разгромленных батальонов, которые передвигались со скоростью пешего хода солдат и полдюжины «Панцеров». Как союзники умудрились выиграть? Как британцы и американцы не заметили, что у них с Германией общие интересы? Очевидно, что им нужно было объединиться и разбить еврейско-марксистских сообщников, захвативших Россию. А теперь эти страны с приличным расовым составом населения объединились с этим жалким подобием людей – славянами. Это отвратительно, невыносимо, возмутительно! Как они умудрились выживать и воевать при том, что им приходилось забирать оружие у собственных погибших солдат? Все его знания психологии, полученные в Кембридже, учёба с самыми блестящими умами его поколения не подготовили его к их невероятной способности страдать. Весь его опыт говорил, что они должны были сломаться очень давно, ещё много месяцев назад; французы, к которым они достаточно долго относились вполне терпеливо, должны были принять их и восхвалять; англичане, уважающие благородное происхождение, передовую теорию евгеники и расовую чистоту, должны были объединиться с немцами с самого начала, но ничего из этого не произошло.

Он представил, что бы сделал, если бы встретился с немецким генералом, который командовал на востоке: плюнул бы ему в лицо, сорвал эполеты, размазал его жалкие, ничего не стоящие мозги по полу.

Упиваясь этими воображаемыми сценами, он смотрел на полковника на противоположной скамье. Ярость немного отвлекала его от раны на щеке, которую ему нанесла Уэйк и которая отказывалась заживать. И вдруг этот полковник кашлянул, и изо рта у него потекла кровь, на лице отразилось удивление, а затем обида, словно он стал жертвой какой-то социальной несправедливости. Он упал вперёд, и Бём увидел дырку в холсте, натянутом над кузовом.

Автомобиль остановился, и Бём услышал свист пуль в воздухе. Снаружи кто-то выкрикивал приказы. Не обращая никакого внимания на тех, кто сидел рядом, он выбрался из кузова и спрыгнул на дорогу.

– Ложись! В укрытие! – закричал он сбитым с толку пехотинцам. Они были настолько утомлены, что далеко не сразу осознали, что по ним стреляют. Они попытались убежать, но насыпь была слишком высокая, а кюветы – мелкие.

– Прячьтесь за машинами и техникой! Прежде чем отстреливаться, поймите, откуда стреляют!

В метре от него сержант, только что пытавшийся вывести своих людей за линию огня, получил пулю в горло и схватился за шею. Бём отошёл в сторону, чтобы не запачкаться кровью.

В ста метрах от себя он услышал пулемётную очередь и увидел в кювете трёх корчащихся от боли солдат. Он побежал к самому началу колонны, где командир танка и полковник, предположительно ответственный за весь этот цирк с передвижением, спорили и кричали друг на друга на глазах у остальных.

– Что вы делаете? – резко спросил Бём. – Почему мы остановились?

Командир танка отдал ему честь.

– Полковник настаивает, чтобы мы шли в контратаку и оказали помощь раненым.

Бём повернулся к полковнику. Слабый подбородок, тёмные волосы. Беспородный. Такого бы никогда не приняли в СС.

– Это засада, полковник. Не позволяйте врагу диктовать место схватки. Нужно скорее добраться до города. Союзники отстают от нас на один день. Если мы хотим принять участие в защите нашей Родины, мы должны пересечь этот мост до того, как его взорвут маки.

Полковник побагровел.

– Я не собираюсь убегать от кучки плохо вооружённых крестьян!

В этот момент у них за спиной раздался грохот и свист выпущенной ракеты. Они повернулись и прикрыли глаза руками: в центре колонны взорвалась и загорелась машина.

– Кажется, у крестьян есть ещё и базуки, полковник, – насмешливо сказал Бём.

Тот отвернулся от него.

– Вперёд! Вперёд сейчас же! В город!

Командир танка залез назад в «Панцер», и Бём услышал, как он прокричал ту же команду в свою рацию. Колонна мигом пришла в движение. Танк в середине колонны начал сдвигать с дороги горящий автомобиль, хотя из него ещё выпрыгивали горящие заживо люди. Пехота бежала по бокам автоколонны.

Бём прошёл за полковником в его служебную машину. Тот метнул в него злобный взгляд, но дождался, пока Бём захлопнул за собой дверь, и отдал команду ехать.



Денден с самого рассвета сидел на колокольне и смотрел на тихую площадь. Вид открывался достаточно красивый: дорога из Монлюсона, вьющаяся вдоль лесистой долины к югу, заканчивалась на площади с крепкими трёхэтажными зданиями из камня и дерева. На первом этаже размещались магазинчики с витринами – аптека, мясник, скобяная лавка и бары. Сегодня все они были закрыты. Скромный классический фасад ратуши смотрел на площадь с севера. Её ступеньки стёрлись под ногами многих поколений людей, шедших сюда зарегистрировать рождения, свадьбы, смерти, получить документы и талоны на продукты. Сегодня дверь ратуши была заперта.

За площадью располагались мастерские и дома ремесленников и портных, а за ними расстояние между домами всё увеличивалось, и дома сменялись небольшими фермами. Город стоял в обрамлении садов.

Северо-восточный угол площади занимала церковь из светлого камня, заново выстроенная около века назад бывшим хозяином свинофермы, который затем сколотил состояние на железнодорожных перевозках. Религиозные власти города присматривали за жителями в равноправном партнёрстве со светским муниципалитетом, и здания ратуши и церкви плечом к плечу стояли по обе стороны главной дороги, уходящей на мост.

Переведя бинокль на север, Денден увидел Гаспара и Родриго. Они проверяли готовность зарядов на красивом каменном мосту через реку. Он был шире, чем большинство речных переправ в этом районе, и тоже был подарком свиновода взамен древнего узкого мостика, прослужившего городу триста лет. В радиусе тридцати километров этот мост был единственным, по которому мог пройти танк. Щедрый свиновод даже предусмотрительно нарисовал на нём мишень.

Получив инструкцию из Лондона, Нэнси заранее отправила в город людей, чтобы предупредить и эвакуировать местных жителей, но уехать согласились не все. Мэр, который два года прикрывал местные отряды маки, настоял, чтобы ему дали винтовку и выделили позицию. С собой он привел с полдюжины жандармов. Все они попали в группу Тардивата и заняли место за мешками с песком на углу ратуши. Некоторые жители остались охранять своё имущество, а ряд молодых женщин вызвались оказывать помощь раненым в шато или в ратуше. Остальные горожане взяли детей, воду и пищу, которую смогли унести, и пошли в горы, не зная, что останется от их жизни к концу дня.

Денден заметил колонну первым, когда солнце яркой вспышкой отразилось в лобовом стекле головной машины в самом начале долины. Постепенно на дорогу выползла она вся – огромная толстая змея. Он сосчитал танки и нервно сглотнул. Пять! Чёрт. Пехота шагала ровно и организованно. Он надеялся, что они будут иметь более побитый вид. Господи, как же их много. Он взял висящую на бедре фляжку и сделал глоток.

– Жюль, передай маршалу Уэйк следующее. – И он сообщил примерное количество пеших войск, фургонов и танков. – А потом займи своё место.

Было очень в духе Нэнси назначить Жюля на роль связного между ними. В ожидании колонны они почти не разговаривали, обменявшись лишь несколькими ничего не значащими неловкими фразами. Но Денден чувствовал, что Жюль понемногу смягчается, и слышал в его голосе нотки сожаления. Это было больно, но лучше так, чем как раньше. Денден был благодарен ему и Нэнси.

– Удачи, Денис, – сказал Жюль, поднимаясь на ноги. До этого момента он обращался к нему «капитан Рэйк».

– И тебе, Жюль. Будь здоров.

Не сказав больше ни слова, Жюль побежал вниз по винтовой лестнице. Дендену пришлось несколько раз моргнуть, чтобы восстановить чёткость зрения. Он увидел, что колонна вдруг остановилась в восьмистах метрах от города.

– Нет, нет, – тихо сказал он. – Бегите к мамочке и папочке, дорогие вы наши.

Вдалеке вспыхнуло пламя – сигнал, что Рене со своими игрушками успешно занял исходную позицию. Хорошо.

– Давайте, идите же в город, – повторил Денден. – Там же плохо, да, дорогие? Давайте.

Через минуту колонна дёрнулась и снова пошла вперёд – теперь намного быстрее. Денден положил бинокль и взял флаг – вернее, остатки красной шёлковой подушки Нэнси, которую удалось спасти из автобуса, – и высунул его наружу через щель ставни.