Бар "Безнадега"

Не вжимается сильнее в Ковалевского, не бегает взглядом по мебели в кабинете, не отводит его от Доронина. Смотрит почти с вызовом.

Хм, возможно, для нее не все еще потеряно, и она вывезет…

- Хорошо, - наконец с нескрываемым удовлетворением кивает Глеб. – Миша проведет для тебя экскурсию, посмотрит, что ты можешь и над чем надо поработать, а мы пока побеседуем.

- Но… - начинает Ковалевский, только сейчас убирая руки с плеч девочки-цветочка, и замолкает под взглядом смотрителя, и коротко кивает. – Пойдем, - открывает светлый дверь перед Куклой.

- Спасибо, - поворачивается недособирательница ко мне и Эли, сжимает в руках ремешок сумки. Ее розовое пальто, сумка, каблуки… Она смотрится нелепо и неуместно в серо-сизых тонах кабинета, коридоров, этого здания. Клоун в морге. – И… я хочу извинится за…

- Не бери в голову, Кукла, - пожимаю плечами. – И учись думать.

- Да, - кивает она, несмело улыбаясь. – Я поняла. Спасибо, - и скрывается за дверью.

- Как быстро растут дети, - качает Эли головой, вызывая у меня короткий смешок. Доронин за всем этим наблюдает с невозмутимостью дохлого льва, стаскивает с носа очки и указывает на диван.

- Про это… создание, - начинает он, - мы поговорим с тобой потом, Аарон. Сейчас я хочу, чтобы ты оставил нас с Эли вдвоем.

- Нет, - качаю головой.

Диван тоже все тот же: старый, с выпирающими пружинами, следами пролитых кофе, чая и Бог знает чего еще, дико скрипучий. Он скрипит так, будто молит о смерти, будто стонет хрипло-ржавым шепотом. И проблема не во времени. Этот диван скрипел так всегда, с того самого мгновения, как сошел с конвейера, будто заранее готов был сдохнуть.

- Зарецкий…

- Можешь даже не начинать, - улыбаюсь. – Хочешь, звони Санычу, хочешь, стучи своему начальству, но… нет.

Доронин вздыхает, все еще протирает свои очки, хмурится. Он выглядит как потасканный пес – уставший, голодный и озверевший.

- Ну… может, оно и к лучшему, - бормочет себе под нос, возвращает взгляд ко мне с Лис. – Ты знаешь про ведьм?

Киваю.

- Скорее всего, теперь к ведьмам добавились собиратели.

- И ты сейчас посвятишь меня в детали, - вздыхает Элисте. Напуганной или настороженной не выглядит и… не ощущается.

- Деталей мало, Громова. И прежде, чем «посвящать тебя в них», мне надо, чтобы ты ответила на мои вопросы.

- Валяй, - Лис откидывается на спинку. – Только давай без трагических пауз и нагнетаний. У меня какая-то дерьмовая неделя, если честно. Не усугубляй.

Доронин только хмыкает, лезет в карман за мобильником, что-то нажимает.

- Диктофон, - поясняет смотритель скорее мне, чем Эли. – Опиши мне, что и кого ты видела, что чувствовала, когда пришла за Кариной.

- За первой с этой хренью? – и, не дожидаясь ответа: – Да ничего, на самом деле. Там были только люди, когда я приехала. Немного задержалась из-за… Осень, ты понимаешь, - в итоге пожимает плечами. – Примерно минут на двадцать-двадцать пять. Когда остановилась, смертные уже стояли возле. И да, я уверена, что это были просто люди…

- Мы знаем.

- Дальше, как обычно, припарковалась, сделала так, чтобы они меня не заметили, пошла к машине. У нее был красный Купер. Вся морда разбита, на дороге только задница торчала. Я не видела лица – сплошная мешанина из машины, стекла, подушек безопасности и крови. Протянула руку…

- Ты говорила, что в машине был ребенок, - зацепился Доронин.

- Детское кресло и ботинок на заднем сидении. Фантики, - Эли прикрывает глаза, хмурится, погружается в себя и ту аварию. – Кажется, видела еще детский рюкзак, но не уверена. Если и был, то валялся под сидением. Маленький пакет сока точно валялся. Я прошла к водительскому окну, заметила, что внутри горит свет, попробовала найти чистый участок кожи. Не смогла. Карина рыжей была – единственное, что четко рассмотрела.

- Дальше.

- Коснулась ее щеки. Кожа была холодной, влажной от дождя, пружинила под пальцами. Я не поняла, что в ней нет души. Не стала проверять, потому что не было времени, так полезла.

- Дальше, - чеканит Доронин как заевшая запись.

- Дальше все. Вместо души я схватила эту дрянь. Вязкую, гнилую, липкую, как растаявшая на жаре жвачка. Одернула руку и свалила. Потом позвонила тебе.

- А со вторым трупом?

- Там я все поняла почти сразу, - голос Эли звучит еще глуше. Слова и фразы еще более отрывистые, дыхание медленное. Эти воспоминания одни из последних, вытащить их проще, чем те, что о Карине. - Телефон не ловил, не тегировал место, да и…

- Что?

- Не так что-то было в том парке. Не знаю: тихо, безлюдно, почти без запахов, промозгло очень. Какой-то странный холод для середины октября, - качает Лис головой. – Сухой. Я принюхалась, но запаха души, звука смерти не уловила, поэтому пошла на запах трупа… крови. Он меня к ведьме и привел.

- Больше ничего не почувствовала? Никого рядом не видела?

- Нет. Там не было никого. По крайней мере, не в тот момент, как я пришла. Только тело и… его части под лавкой. Я дотронулась до лодыжки, чтобы убедиться, что души действительно нет, но больше ни к чему не прикасалась, - Эли передергивает плечами, вдыхает и выдыхает несколько раз, открывает глаза и впивается взглядом в лицо Доронина. – Зачем ты спрашиваешь об этом снова, Глеб?


Смотритель выключает диктофон, убирает мобильник в карман, скребет пальцами лоб, морщась.

- Последний вопрос – имена все еще у тебя в списке?

- Да, - кивает Лис. – Проверяла несколько часов назад. Так в чем дело?

- Сегодня нашли труп Ани Лесовой, - сухо роняет Доронин, поднимаясь из-за стола. – Была в ней душа или нет, непонятно. Тело нашли не мы – люди. Лесовую убили около месяца назад, в собственной квартире, переломали все пальцы на руках, вырвали сердце. В ее спальне все в крови. Вся кровать залита, матрас можно выжимать.

Элисте чуть дергается, сжимает руки в кулаки.

А я копаюсь в памяти, пытаясь вспомнить, кто такая Лесовая, и почему имя кажется мне знакомым. Понятно, что собирательница, но… где мы пересекались? И при каких обстоятельствах? Анна… Анна Лесовая…

Что-то крутится в памяти. Где-то совсем близко.

Лесовая… Аня Лесовая…

Твою ж мать!

Я только чудом заставляю себя сидеть на месте и не дергаться, а Доронин продолжает радовать сказкой на ночь в стиле дарк.

- Ее соседи нашли, вонять начало. Вызвали ментов, вскрыли двери, а там она… Скорее всего, к ней пришли, когда она собиралась ложится, ночью. Точнее сказать пока не могу. Но суть не в этом. Суть в том, что вместо души у нее то же дерьмо, что и у твоих ведьм. Один в один.

М-м-м, казалось, что этот день не мог стать лучше, но... только что стал.

- Я ее давно не видела, - качает Лис головой. – Гораздо дольше, чем месяц. Около двух лет назад, наверное… Мы тогда пришли… в одну точку: убийство и самоубийство. Перекинулись парой слов и разошлись. Обычные трупы были. Ничего такого.

- Уверена, что обычные? – настаивает Доронин.

- Ребенок и его мать. Я за ребенком приходила. Пацан, лет четырнадцать, последняя стадия рака почек. Мать убила его, потом отравилась сама. Они вместе в брешь шагали, за руки держались, даже улыбались. Хорошие души, светлые.

- И больше ты с Аней не виделась?

- Нет.

- Уверена?

- Доронин, - щурится Элисте, а я наконец-то полностью беру себя в руки, - я просила тебя без театральных пауз и нагнетания. Что происходит?

- Аня пробовала тебя набрать перед смертью, Громова, - холодно отвечает Доронин. – Не скажешь, почему? Ты явно не в числе первых в списке контактов, - Глеб стоит напротив, нависает над Элисте, тускло поблескивают его очки, я слышу, как несется кровь в его венах, как колотится сердце, вижу испарину на лбу.

- Понятия не имею, - так же холодно произносит Лис. – Мы с ней не общались. Даже не чатились.

- Точно?

- Доронин, - шипит Эли. – Не доводи.

А он все еще нависает, сверлит Эли тяжелым взглядом. Бесит.

Меня и ее.

- Лучше скажи, кому ушел список?

- Лизе и Паше, - трет переносицу Доронин. Элисте кивает и снова откидывает голову на спинку дивана. Выглядит расслабленной, но это только видимость.

- Полагаешь, - тянет Громова, - урод, который убил ведьм, начал с Ани?

- Похоже на то, - разводит смотритель руками, снова протискиваясь на свое место. Он точно растолстел еще больше, садится в кресло тяжело, чуть ли не кряхтя, снова переплетает пальцы. – И никто, кроме тебя, подобных трупов больше не находил.

- Подожди, - останавливаю я Глеба, - если душу Лесовой должны были забрать, как и остальные – она есть у кого-то в списке?

- Мы сейчас проверяем, - сухо бросает Доронин, сверля взглядом Элисте. Морщится, потому что совсем не горит желанием отвечать мне. – Ты же понимаешь, почему я задаю эти вопросы, Громова? Понимаешь, почему ты здесь сегодня?

- Да, - спокойно кивает Лис, так и не поднимая головы со спинки старого пыльного дивана. Седые волосы все еще блестят от капель дождя. – Потому что кто бы это ни был, это был кто-то из своих. К собирателю сложно даже просто подобраться, не то что убить. Но я этого не делала, - пожимает она печами и все-таки встречает взгляд смотрителя, поднимая голову. – Вы нашли ребенка из машины Карины?

- Нет.

Я хмурюсь, думаю над тем, стоит ли Доронину говорить о том, что я знаю о Лесовой? Стоит ли делать это сейчас?

Проблема в том, что, кажется, кто-то настолько туп или настолько болен, что решил поохотиться на моей территории. И я не горю желанием отдавать дело в руки совета. Даже если им будет заниматься Гад.

- А с Игорем ты давно общался, Глеб? – спрашиваю, обнимая Громову за плечи. В этом жесте чистая демонстрация, ничего больше. И, судя по взгляду Доронина, он все понимает правильно. Сложно, на самом деле, не понять – намек более чем прозрачный.

- Последний раз полгода назад. Почему ты спрашиваешь?

- Игорь приходил в «Безнадегу»…