Апперкот

Сам порт Корсаков еще дважды безрезультатно пытались атаковать с моря. Но обеим этим атакам предшествовало появление австрийского парохода «Лаброма», шедшего из Сан-Франциско с грузом мясных консервов во Владивосток. На судне ничего не знали о событиях последних дней у Сахалина. Поэтому, благополучно форсировав пролив Екатерины, считали себя уже в безопасности и шли со всеми положенными ходовыми огнями.

Эти огни были обнаружены сигнальным постом на мысе Анива 25 июля вскоре после наступления темноты, о чем тут же сообщили в Корсаков по еще действовавшей замаскированной телефонной линии. В порту объявили боевую тревогу и усилили парный катерный дозор у мыса Эндума резервной парой катеров. Между тем о продвижении странного судна в глубь залива в сторону порта сообщали с других постов на восточном побережье. Вскоре его углядели и с катеров.

Хорошо освещенный пароход к этому времени удачно форсировал или обошел стороной (с берега да в темноте толком было не разглядеть) новое минное поле, перед которым тормознули отряд Небогатова. Не видя маяков и других огней, погашенных по случаю прихода японцев, он пробирался шестиузловым ходом вдоль затемненного берега, периодически давая сигналы сиреной и гудками.

Опасаясь атаки со стороны, возможно, сопровождавших его миноносцев или даже крейсеров или каких-либо других сюрпризов от японцев, дозорные катера тихо пропустили его к порту, снова сомкнув дозорную линию. Сначала думали, что это хитрый отвлекающий маневр, но ничего не происходило. Следом за ним никто не крался.

Выждав какое-то время, все еще ожидая подвоха, продолжали держать дозор. Вдогонку за пароходом был послан только катер под командой мичмана Бурачека, который быстро нагнал его и, сблизившись на двести метров, не открывая себя, выстрелил миной, угодившей в нос чуть впереди фок-мачты.

Хотя при сближении с кормовых углов с катера хорошо видели австрийский флаг, это все же посчитали попыткой обмана дозорных судов. Торпедировав судно, Бурачек приблизился к его борту и через мегафон предложил команде сдаться. Тут-то и выяснилось, что транспорт действительно австрийский, да еще и с грузом для Владивостокской крепости. Теперь его необходимо было постараться дотащить до отмели.

Австрийский экипаж этим заниматься даже и не думал. После минного взрыва он впал в панику и бросился к шлюпкам, так что Бурачеку пришлось спешно подняться на борт и взять управление судном на себя, в то время как его катер повел шлюпки с австрияками в порт. К счастью, стравить пар из котла машинная команда не удосужилась, так что ход дали сразу. Вода в носовых отсеках быстро прибывала, а организовать борьбу за живучесть с тремя матросами на весь пароход было невозможно. Удалось лишь задраить водонепроницаемые двери.

Погружаясь носом, «Лаброма» миновал остов затонувшего в прошлом году «Новика», но войти в гавань порта так и не смог, уткнувшись носом в дно на восьмиметровой глубине. Из затапливаемого носового трюма через швы в переборке вода начала сочиться в котельное отделение, и его пришлось оставить, все же выпустив пар. Ветром беспомощное судно развернуло вдоль отмели, и в течение следующих двух часов оно полностью легло на грунт, погрузившись носом до фальшборта позади полубака, в то время как за надстройкой палуба осталась выше воды.

К этому времени в порту уже поднялась изрядная суматоха. С возвращавшегося со шлюпками катера фонарем сообщили, что по ошибке потопили нейтральное судно. На пристани зажгли часть огней, чтобы облегчить швартовку. Вызвали всех медиков, имевшихся в поселке, даже ветеринарного фельдшера. Естественно, появилось начальство.

Когда шлюпки наконец причалили, выяснилось, что никто из экипажа парохода не пострадал, если не считать синяков и шишек. Нейтралов отвели в теплое помещение, накормили, напоили и с извинениями отправили отдыхать. После чего начальник сухопутной обороны Корсакова подполковник Шеин попытался устроить разнос мичману Бурачеку, упрекая всех моряков в том, что они две недели назад прозевали немецкий пароход, направлявшийся в Николаевск и разбившийся на камнях у мыса Братковского, а теперь утопили другой. «Так скоро к нам вообще никто ничего возить не будет!» – в запале возмущался он.

Но вмешался начальник береговой обороны корсаковского порта и залива Анива лейтенант Максимов, объяснивший, что к гибели «Кашири», сбившегося с курса в темноте, моряки вообще никакого отношения не имеют, но это именно их дозор обнаружил аварийный пароход еще 15 июля, что позволило спасти весь его экипаж и организовать вывоз уцелевшего груза. А конкретно в этом случае, учитывая все обстоятельства, винить мичмана вообще нельзя. Гораздо хуже было бы, если б он пропустил японца, замаскированного под австрияка, что было очень даже возможно. В сложившейся ситуации экипаж катера действовал абсолютно верно.

На этом разбирательство и закончилось. Тем более что нейтралы, напуганные нашим «гостеприимством», а потом еще больше действиями японцев, получив вексель, гарантировавший выплату компенсации за потерянное судно, никаких претензий не выдвигали. Их разместили на окраине поселка в трех казенных избах, стоявших на отшибе. Чтобы японцы не накрыли «лишенцев» шальным снарядом, установили мачту с австрийским флагом, хорошо видимым с суши и с моря.

Но предосторожности оказались излишними. В ходе обстрелов порта японцы вели огонь с большого расстояния и никакие флаги не разглядывали. К счастью, среди жилых строений снарядов падало немного, так что каждый раз аккуратно прятавшиеся в распадке австрияки не пострадали и с первой же оказией покинули небезопасные русские дальневосточные земли. А окраину Корсакова, где два месяца на мачте висел флаг с их парохода, так с тех пор и зовут Австрийской слободкой.

Шеин, после ухода японцев с Сахалина, добился назначения в десантную группу Курильских островов и до самой отставки служил там. Выйдя на пенсию уже полковником досрочно по ранению, полученному в перестрелке с браконьерами, и будучи почтенным главой семейства, основал первый рыбоконсервный завод в тех местах.

А Бурачек так и остался командовать катером до конца войны. В докладной записке, ушедшей в штаб флота во Владивостоке, уже после окончания японской осады, Максимов снова охарактеризовал его действия как «единственно верные». После заключения перемирия он закончил военно-морскую академию и снова вернулся на Сахалин.



Из бесед с австрийцами стало известно, что «Лаброма», до своего последнего рейса, более года занимался перевозками в Азии, успев поработать на обе воюющие стороны и изрядно обогатив своих хозяев на этом. В конце мая этого года его, направлявшегося порожняком из Сингапура в Кобе для погрузки, остановил русский вспомогательный крейсер «Кубань». Но оснований для задержания тогда не было. После этого случая австрийцы вообще «обнаглели». Загрузившись в Кобе, судно ушло в Сан-Франциско, откуда с новым контрабандным грузом пришло в Токийский залив. Потом, приняв обратный груз, ушло на Аляску.

Там «Лаброма» был зафрахтован русской диаспорой и пришел в Сан-Франциско для погрузки и последующего рейса в осажденный Владивосток еще в начале июля. Поскольку к этому времени активные боевые действия на море окончательно сместились к южным берегам Японии, капитан Штайер, бывший одним из совладельцев парохода, посчитал это мероприятие не слишком рискованным и весьма прибыльным, а потому легко согласился. После захода в Датч-Харбор, благополучно пройдя через Тихий океан и даже легко форсировав туманные проливы Курильской гряды, «Лаброма» достиг русских берегов. Но тут его везение кончилось.



С рассветом 26 июля началась разгрузка затонувшего судна. Хорошо, что груз был непромокаемый и от морской воды совершенно не пострадал. Однако вскоре ее пришлось прервать из-за появления японцев. Незадолго до полудня появились крейсера «Касаги» и «Акаси».

Открыв огонь с тридцати пяти кабельтовых и первое время не встречая противодействия со стороны русской береговой обороны, японцы начали приближаться, стреляя по торчавшим из воды надстройкам «Лаброма», пристани и поселку. Их огнем были повреждены пять казенных и три частных дома, разбито два кинугаса, повреждена угольная баржа, мостик и труба на пароходе. Когда крейсера приблизились на тридцать кабельтовых, открыли огонь наши стодвадцатки, начав пристрелку по «Касаги».

Оба японца развернулись на новый галс и быстро перенесли огонь на позиции батареи, но «новиковцы», пользуясь готовыми таблицами стрельбы, пристрелялись раньше. Тут же последовал четырехорудийный залп с шестидюймовой батареи, также легший накрытием. А еще до того, как первые четыре снаряда закончили свой полет, грянул второй залп, давший уже попадание во вторую трубу «Касаги», что вынудило японцев начать отход, временно прекратив огонь.

Быстро откатившись на пять миль от мыса Эндума и не получая больше снарядов с берега, крейсера вновь открыли огонь. Там наши пушки их не доставали, но и японский огонь был теперь мало эффективен. В течение следующих двух часов «Касаги» и «Акаси» выпустили более пятисот снарядов по позициям батарей и порту, повредив осколками еще две баржи и разрушив небольшой склад на берегу. И это было все. «Австрияк» в этой фазе боя вообще пострадал только от осколков. Оборонительный отряд все время находился на противодесантных позициях и потерь не имел. В порту и поселке были ранены пять человек.

Ночью с портовых катеров и барж выставили дополнительное минное заграждение на пути возможного прорыва противника в гавань порта из всех остававшихся на складе мин. Поскольку в случае атаки японские миноносцы было чем отбить, мины ставили на четырехметровую глубину, рассчитывая на крейсера или транспорты. Постановка прикрывалась всеми шестью большими минными катерами, имевшимися в порту, и прошла спокойно, хотя под утро на западе и мелькнуло несколько прожекторных лучей.

На следующий день порт снова атаковали эти же два крейсера. Но теперь японцы пытались одновременно еще прорвать сухопутную оборону и высадить прямо в гавани десант с двух пароходов. Едва крейсера открыли огонь по позициям показавших себя накануне батарей и начали приближаться, оба транспорта также двинулись к берегу, явно намереваясь войти в порт под прикрытием этого обстрела.

Наши пушки отвечали, взяв под обстрел крейсера, а по пароходам и катерам, пытавшимся тралить для них проход, открыли огонь противоминоносные трехдюймовые батареи, как только позволила дистанция. Тем временем восемь старых полевых пушек последней, оставшейся у осажденного гарнизона конной батареи занялись отражением атаки пехоты.

Поскольку японские крейсера старались не приближаться, наши береговые укрепления страдали мало и имели возможность все время вести прицельный огонь. Из-за этого катера быстро сломали свой строй и отступили, видимо имея повреждения. С их уходом пароходы принялись петлять, уклоняясь от огня, продолжая продвигаться уже самостоятельно. Случайно или нет, но оборонительное заграждение они обошли, хотя и буквально впритирку. Затем повернули к мысу Эндума, где, вероятно, решили высадить десант, рассчитывая сначала захватить батареи, а уже потом и другие укрепления.

Однако, так и не дойдя до мыса, головной транспорт наскочил на мину нового заграждения, подорвавшись кормой. Как выяснилось позже, взрывом ему сорвало винт и заклинило руль, сильно разрушив корпус. Потеряв ход, он начал быстро погружаться. С него едва успели спустить шлюпки, быстро заполнившиеся людьми и отвалившие от борта. После этого остававшиеся на палубе солдаты побросали винтовки и амуницию и начали прыгать с судна в воду, пытаясь спастись.

В зрительные трубы и бинокли с батарей видели, как они барахтались рядом, держась за борта баркасов и брошенные с них концы. Но места всем не хватило. К тому же некоторые так и не решились сигануть за борт, оставшись на тонущем судне. Глубина была небольшой, так что совсем под воду оно не ушло.

Видя гибель первого парохода, второй развернулся и, отойдя мористее, подобрал переполненные шлюпки и тех, кто держался возле них на воде вплавь. После чего начал отходить, снова огибая заграждение. Выйдя на чистую воду, он продолжил отход. Вскоре за ним последовали и крейсера. Попаданий в них и в наши позиции не было.

Как только пушки в заливе замолчали, едва начавшийся сухопутный штурм со стороны Савиновой Пади тоже захлебнулся. Японская пехота откатилась на исходные рубежи, оставив перед русскими укреплениями не менее двух сотен тел. Не прекращавшийся с самого утра обстрел с японских полевых батарей усилился, но защитников порта он не сильно беспокоил.

Сразу после ухода японцев катера и баркасы Корсакова занялись спасательными работами. В течение полутора часов с торчавших над водой мостика, мачт и трубы затонувшего транспорта было снято 97 японских солдат, оказавшихся в плену у осажденного гарнизона. В отлив, когда из воды показались почти все надстройки парохода, добровольцы-ныряльщики собрали винтовки и прочие полезные вещи, брошенные на палубе.

Поскольку противник у Корсакова более не появлялся, а атаки на сухопутном периметре обороны сошли на нет, в ночь с 29 на 30 июля минные катера предприняли вылазку к защищенной стоянке японских судов в районе высадки и в западной части залива Анива, но были вынуждены вернуться из-за засвежевшей погоды. Только через два дня, когда море успокоилась и было получено сообщение разведки, что транспорты ушли от Мореи и стоят только у мыса Крильон, на том же месте, что и раньше, вылазку повторили.

В десять часов вечера 2 августа два больших пятидесятишестифутовых катера под командой «новиковцев» лейтенанта Штера и мичмана Шейковского покинули гавань Корсакова и двинулись к цели. Уйдя в рейд с наступлением темноты, вернулись они со множеством отметин от пуль и осколков только на рассвете. Их экипажи были до предела измотаны, но довольны.

Из доклада командиров катеров узнали, что на подходе к стоянке наткнулись на миноносец, обстрелявший их, хотя шли по мелководью под самым берегом. С трудом оторвавшись от преследования, сразу наткнулись на японский катер, также открывший огонь, к которому присоединились несколько пушек на берегу, но благодаря туману удалось снова скрыться и, в конце концов, добраться до стоянки.

Тут выяснилось, что она прикрыта защитным боном из цепей и бревен. Обходя его, нашли проход, где бон, видимо, повредило штормом. Пройдя в него, атаковали большой пароход, стоявший ближе всех к берегу, и наблюдали два взрыва у его борта. Гибель судна не видели, так как сразу пришлось отходить, снова ввязавшись в перестрелку с катерами. Японцы плотно перекрыли пути отхода, так что вынужденно уклонились от них к юго-востоку.

При отходе снова уперлись в бон, но смогли довольно быстро его преодолеть, подорвав цепи пироксилиновым патроном, после чего оба катера выскользнули в образовавшийся узкий проход. Гнавшиеся следом японские катера оказались левее и этого прохода не видели, а потому остались за боном и быстро отстали. При возвращении катер Шейковского выскочил на каменистую отмель, но благодаря начинавшемуся приливу, с помощью второго катера удалось с нее сняться и продолжить отход, несмотря на повреждение винта и руля.

Как позже выяснилось, Штер и Шейковский атаковали пароход «Кацуро-Мару» в 4367 тонн водоизмещения, имевший груз боеприпасов и взрывчатки на борту. Из-за ценности и опасности груза судно имело дополнительные защитные сооружения вокруг места своей стоянки, поэтому обе выпущенные катерами торпеды взорвались в сетевом заграждении, так и не дойдя до борта. От их взрыва образовалась только течь в угольной яме и кормовом трюме.


Эта атака, в сочетании с большими потерями на берегу и трудностями со снабжением войск, вынудила временно исполнявшего обязанности командующего всеми японскими силами только что созданного военно-морского района северного Хоккайдо вице-адмирала Дева уже утром 3 августа отправить с попутным пароходом в Отару телеграмму для главной квартиры в Токио.

В ней был подробный рапорт о всех неудачах армии на Сахалине и указывалось на возрастающий риск попасть под удар превосходящих сил русских в случае дальнейшего пребывания столь незначительных сил флота империи в заливе Анива и на нехватку высококачественного боевого угля в северных портах острова Хоккайдо, вызванную большими объемами незапланированных охраняемых морских перевозок для нужд сухопутных войск.

Ответ из Токио пришел гораздо быстрее, чем ожидал Дева. Уже к полудню 5 августа к стоянке подошел транспорт «Такао-Мару», поднявший сигнал: «Имею срочную почту для адмирала». Этой почтой оказался приказ МГШ о начале эвакуации войск с Сахалина, в связи с вероятным выдвижением русского флота от Цусимы на север.

В телеграмме, датированной позавчерашним числом, сообщалось, что русские утром 2 августа взяли штурмом и привели в негодность базу Сасебо, после чего отошли через пролив Хирадо. Вполне возможно, они идут на Цусиму для необходимого ремонта, поскольку многие корабли имеют тяжелые повреждения. Однако часть эскадры может проследовать сразу во Владивосток. Исходя из этого, появление отдельных отрядов русских кораблей у Сахалина ожидается уже в ближайшее время.

Такие новости позволили адмиралу Дева незамедлительно отдать приказ о начале эвакуации десантного корпуса генерал-лейтенанта Харагучи с Сахалина. Еще не разгруженные суда со снабжением под охраной миноносцев сразу отправили восточным маршрутом в Хакодате. Это резко сократило численность неповоротливых транспортов, которые требовалось защищать в случае появления противника.

Для своевременного извещения о возможном приближении русской эскадры Дева распорядился организовать линии дозора из вспомогательных крейсеров в ста – ста пятидесяти милях западнее и северо-западнее пролива Лаперуза. Также приказал постоянно держать быстроходный вспомогательный крейсер в качестве корабля связи в Отару, откуда поддерживалось надежное телеграфное сообщение со столицей.

От планировавшегося набега на устье Амура и западное побережье Сахалина пришлось отказаться, целиком сосредоточившись на обеспечении безопасности активизировавшихся собственных перевозок. Войска из района озера Тунайчи эвакуировали морем вокруг мыса Анива. Несмотря на свежую погоду, так было проще и быстрее, хотя, глядя на карту, по суше казалось вдесятки раз ближе.

Из-за опасений быть застигнутыми в заливе превосходящими силами русского флота вся эвакуация была спешной, но войска и артиллерию на пароходы погрузить успели в полном составе, покинув воды Южного Сахалина к полудню 8 августа. Сам Харагучи к этому времени получил тяжелое ранение и позже скончался в госпитале в Аомори. Эвакуацией руководил начальник его штаба полковник Каувамура. Из старших офицеров на острове погибли также командир 26-й пехотной бригады генерал-майор Концуми, командир и начальник штаба 49-го пехотного полка и командиры двух батальонов 50-го пехотного полка, высаживавшихся в первой волне. Общие потери среди офицеров среднего и младшего командного звена перевалили за шестьдесят процентов списочного состава.





Глава 4




Имея к утру 28 июля точные данные о дислокации главных сил японского флота, Рожественский приказал ускорить подготовку штурма Сасебо. Суть задуманной операции сводилась к выманиванию японского флота в погоню за нашим, идущим к китайским и корейским берегам, якобы для уничтожения прорвавшихся пароходов и поднятых японцами в Порт-Артуре кораблей Первой эскадры.

Приходилось спешить, несмотря на то что экипажи, все время занятые на ремонтных работах, явно еще не отдохнули после предыдущей вылазки. Для большей правдоподобности было важно, чтобы большинство транспортов еще не успели избавиться от содержимого своих трюмов и, соответственно, не перестали быть привлекательной целью.

Если станет известно, что японцы начали погоню в полную силу, наши отряды должны были развернуться и двигаться к Сасебо, оставив на прежнем курсе отвлекающую группу, имитирующую переговорами по радио и другими способами продолжение движения всей эскадры вокруг Кореи вплоть до мыса Шантунг.

Еще одним подгоняющим фактором было то, что, по прогнозам синоптиков, через день-два на несколько суток должна была установиться дождливая погода. Это сильно упростит незаметное форсирование дозорных линий на подходах к Сасебо. Да и тралить проход в возможных минных полях у входа в залив, когда тральщики не видят за дождем с береговых батарей, намного удобнее. Так что ожидаемым ухудшением погоды непременно нужно было воспользоваться.

Недостаток боеприпасов с приходом «Урала» в значительной мере удалось сгладить. Причем, благодаря доставленным на нем доработанным трубкам для сегментных снарядов, смогли добиться преемлемых показателей по времени срабатывания боеприпасов такого типа. Конечно, концепция их применения против миноносцев полностью изжила себя, но против береговых укреплений, на крайний случай, они теперь вполне годились. Вместе с предложенным штабными артиллеристами предварительным уточнением подлетного времени пристрелкой это позволяло надеяться на их более эффективное применение.

Неизбежные дополнительные хлопоты по извлечению тяжелых снарядов из погребов, выкручиванию старых и установке новых запальных трубок, а затем по обратной погрузке на корабли, по общему мнению, вполне соответствовали приобретаемой такой ценой возможности дать по фортам еще с десяток результативных полных залпов главными калибрами эскадры.

Угля и прочего снабжения пока тоже имелось в достатке. Люди, хоть и устали до предела, в бой идти были готовы. Но техническое состояние кораблей вызывало все большие опасения, заставляя сомневаться в осуществимости задуманного. Времени для нормального ремонта не хватило. Большинство работ пришлось сворачивать, едва начав.

Несколько вариантов атаки, в зависимости от развития ситуации, к этому времени были уже достаточно детально проработаны штабом наместника на основании имевшегося опыта борьбы с японскими береговыми укреплениями, трофейных карт, рейда миноносок и некоторых других разведданных.

Однако до принятия окончательного решения командующий был намерен дождаться возвращения первой пары подлодок-разведчиков от Сасебо, чтобы лично поговорить с людьми, видевшими ворота Сасебского залива. Они вернулись к полудню 30 июля, а уже во второй половине дня начались приготовления к выходу в море.

Эта операция, по окончательно утвержденному плану, как и все последние действия русского флота, имела сразу несколько целей, главных, второстепенных и запасных. Предполагалось как минимум провести полномасштабный набег на крупные порты в Корейском заливе и Желтом море главными силами цусимской эскадры, что неизбежно приводило к очередной остановке сообщения между Японией и ее армией в Маньчжурии. Кроме того, позволяло флоту избежать позора пленения части его кораблей, возможно, уже подготовленных к переходу в японские воды из Порт-Артура. Даже если не удастся снова уложить на дно уже однажды затопленные броненосцы и крейсера, такая вылазка определенно вызовет перенос сроков отправки японцами своих потенциальных трофеев.

Но китайские и корейские порты были лишь запасными целями похода. В штабе наместника практически не сомневались, что выход с Цусимы эскадры в почти полном составе в западном направлении обязательно заставит противника принять все возможные меры по защите уже ушедших в Китай и Корею судов и портов, где они разгружались. В противном случае, учитывая время, необходимое для переправки такого объема грузов с судов на берег, значительная часть снабжения, доставленного с таким трудом, могла быть уничтожена уже в конечных пунктах морского этапа перевозки, если наш флот все же до него дотянется.

Такую угрозу японский МГШ просто не сможет игнорировать. Ценность всего доставленного, и без того заметно возросшая в перерасчете на золото, многократно повышалась с учетом длительного перерыва в поставках на материк. При возникновении явной угрозы японцы должны будут срочно выдвинуть все наличные ударные и разведывательные сил из южной Кореи и баз западного Кюсю для скорейшего обнаружения и навязывания боя рвущейся в Желтое море нашей эскадре.

При этом противник будет в роли догоняющего. А учитывая время, нужное на передачу информации о начале нашего движения и на сосредоточение, японцы могут надеяться перехватить нас лишь где-то между Шанхаем и мысом Шантунг, но никак не ранее. Возможное выдвижение их основных сил от Сасебо в этот район, благодаря принятым заранее мерам и географии театра боевых действий, достаточно просто отследить. А в сочетании с весьма вероятным в этом случае ослаблением дозоров восточнее и южнее Цусимы создавались уже вполне приемлемые условия для реализации главной цели задуманного дела.

Еще одной задачей являлась демонстрация российского военно-морского флага на основных морских коммуникациях у китайского побережья и юго-западных берегов Японии. Это должно было вновь ослабить поток военной контрабанды, снова начавшей поступать из Европы. Японские суда, конечно, будут пытаться проскочить опасные воды, едва ослабнет угроза. Но всех иностранцев это снова надолго прикует к китайским и филиппинским портам.

Кроме того, даже в случае неудачи с уничтожением уже добравшихся до Китая и Кореи и разгружавшихся там транспортов и их грузов на берегу (что изначально считалось лишь второстепенной целью) судоходство между Японией и Китаем неизбежно уменьшалось или даже приостанавливалось одним только фактом нашего выхода в море.

И наконец, уже попутно-вспомогательной была задача отправить с Цусимы все разгруженные пароходы обратно во Владивосток под прикрытием «Нахимова» и, возможно, «Олега». Это позволило бы возобновить уже в ближайшее время перевозки морем в интересах крепости грузов с Сахалина и армии вдоль корейских берегов вплоть до Гензана, временно приостановленные из-за отсутствия надежного прикрытия.

Самым же главным, ради чего все это и затевалось, был, естественно, решительный штурм силами флота и приданных ему десантных частей, снова взятых из состава цусимского гарнизона, укреплений Сасебо с последующим уничтожением судоремонтных и портовых мощностей и судов, до которых сможем дотянуться.

Естественно, это становилось возможным только в том случае, если его достаточно надолго покинет как можно больше японских военных кораблей. Во всех других вариантах развития событий даже приближаться к фортам и минным полям у этой вражеской базы не планировалось.

На первый взгляд все казалось полнейшей авантюрой, впрочем, так же как и недавняя атака пролива Симоносеки, сразу продолжившаяся штурмом Осакского залива. Но самая свежая и достоверная информация позволяла обойти оборону противника и делала рейд вполне осуществимым.

По мощи батарей форты Сасебо заметно уступали укреплениям Осакского залива. Но здесь столько пушек и не требовалось. Их гораздо эффективнее заменяли крейсера и броненосцы, находящиеся обычно в базе. Зато с их уходом крепость лишалась своей главной защиты. А во взламывании стандартной капитальной вражеской береговой обороны у Тихоокеанского флота уже был богатый опыт.

Очень многое зависело от быстроты получения информации о начале движения японцев, составе задействованных в предпринятой ими погоне отрядов, их курсе и скорости. Исходя из чего, для решения этой проблемы задействовали всех, кого смогли.

Для боевого ядра флота снова одной из самых важных задач являлось избежать классического морского боя, заставив противника «побегать». Чтобы добиться этого, разработали специальную отвлекающую операцию, в которой предполагалось самое широкое применение всех последних достижений прогресса, большая часть из которых до сих пор на практике не применялась.

Вероятность утечки информации считалась минимальной, учитывая крайне сжатые сроки, в которые разрабатывалась операция, и ограниченный круг лиц, посвященных в ее суть. Даже не все участники предстоящего дела были сразу осведомлены о действительных конечных целях предстоящей экспедиции.

Поскольку ремонт механизмов и боевых повреждений в полном понимании этого слова провести в столь сжатые сроки, вполне предсказуемо, не успели, пришлось ограничиться очередной переборкой машин, щелочением и минимально необходимым ремонтом котлов и вспомогательного оборудования, очисткой подводной части скребками и водолазами и заменой вышедшей из строя артиллерии и систем управления огнем (если находилось на что менять). На это израсходовали практически все последние ресурсы базы Озаки и порта Такесики. Но даже такой минимальный объем работ удалось выполнить только при круглосуточной работе ремонтных команд из экипажей и бригад мастеровых с «Камчатки».

Вынужденно сосредоточившись на максимально возможном восстановлении работоспособности главных механизмов, артиллерии и обслуживающей ее электрики, механики и гидравлики, пробоины в бортах и палубах, не влиявшие на общую прочность корпусов, просто заделали деревом и забетонировали. Благо подводных повреждений не имелось.