Апперкот
Часть 8 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Выходные фарватеры из Цусима-зунда закончили предварительно тралить к рассвету 31 июля, и вскоре после восхода солнца главные силы начали движение. Идя по обозначенному свежими вехами проходу, на всякий случай снова за тральным караваном, к восьми часам утра достигли безопасных вод и сразу повернули на запад-юго-запад, набрав одиннадцать узлов хода.
Курс флота вел в пролив между Квельпартом и Кореей. На кораблях заканчивалась приборка после угольного аврала, устроенного накануне. К погрузке угля, из соображений секретности, приступили уже в самый последний момент. При этом большая часть экипажей еще была занята продолжавшимся ремонтом машин и котлов, из-за чего в бункеровке участвовать не могла. Пришлось привлечь две пехотные роты из гарнизона.
Противник, как и ожидалось, обнаружил начатое ночью интенсивное траление. Судя по докладам службы радиоперехвата, японские штабы в Мозампо и Сасебо были этим изрядно встревожены. Естественно, что выход эскадры не остался без внимания со стороны дозоров, заметно усилившихся по этой причине.
Как только стал очевиден наш генеральный курс, интенсивность радиопереговоров возросла. Начало увеличиваться и число соглядатаев. При этом маячившие изначально на почтительном отдалении медлительные каботажники сменили быстроходные вооруженные пароходы и другие боевые корабли. Низкие силуэты миноносцев и истребителей то и дело появлялись на разных румбах. Усиленное радиотелеграфирование сохранялось. Ему не препятствовали, начав разворачивать свой походный ордер.
Пока все шло по плану. Клубок из патрульных судов противника, раскинувшийся больше чем на полтора десятка миль в ширину и вытянувшийся почти на тридцать, переплетенный многочисленными шлейфами дыма, густо валившего из десятков труб, все плотнее свивался вокруг нашей колонны. Приближаться никто не рисковал, а видимость из-за дымки была паршивой, так что для надежного контроля всех передвижений японцам приходилось постоянно увеличивать численность участников процесса, стягивая их отовсюду.
При этом некоторые отставали, будучи не в силах держать навязанный нами ход и растягивая дымную кляксу, еще долго наблюдаемую поверх слоя мглы с аэростата, висевшего над Цусима-зундом, и с возвышенностей южной оконечности Цусимы. Обо всех наблюдаемых шевелениях вокруг островов из Озаки сразу сообщали на флагман эскадры.
Вскоре Рожественский распорядился дать радио с приказом приступить к погрузке пехоты, ее тяжелого вооружения и амуниции на уже подготовленные быстроходные пароходы, стоявшие на рейде. С учетом опыта осакского дела этот момент тоже тщательно проработали, чтобы не возникало путаницы. С позиций и из районов размещения заранее сняли 7-й отдельный Восточно-Сибирский полк, 30-й полк 8-й Восточно-Сибирской дивизии, а также штрафной батальон флота в полном составе.
Им в усиление придавались две горные и две полевые батареи 87-миллиметровых пушек, две флотские и три крепостные пулеметные команды. Это составляло немногим менее половины теперешнего цусимского гарнизона. Главной задачей выделяемого контингента был быстрый захват порта и доков Сасебо и их разрушение.
Причем в случае со штрафниками, по итогам предыдущих боев, наиболее отличившимся морякам была объявлена амнистия, с полным списанием прошлых провинностей и восстановлением в прежних званиях и должностях. Но после недолгого совещания батальон решил, что раз нашкодили все вместе, вместе и расхлебывать будем. Причем амнистированные, почти все, были в командном составе батальона, так что о каком-либо принуждении речи быть не могло.
Прибывшую на «Урале» из Владивостока роту морской пехоты, «натасканной» на быстрые высадки и стремительные броски к вражеским береговым батареям, разделили на две части. Первая составила костяк отряда добровольцев, докомплектованного из штрафников и имевшего свою отдельную задачу, и приданные для ее выполнения силы из состава минных отрядов цусимской базы. А вторая, которой по плану штаба предстояло работать непосредственно по своему профилю, ушла в море с флотом. Ее разместили на «Авроре», «Донском» и броненосцах береговой обороны, имевших задачу подавлять систему фортов, действуя в авангарде вблизи побережья и даже в самом Сасебском заливе.
Получив радио, начали готовить к обратной дороге и пароходы разгрузившегося конвоя со своим эскортом. Но они пока оставались на Цусиме, до получения соответствующего приказа. Если все пройдет нормально, этот караван должен был начать движение уже после окончания дела у Сасебо и исходя из его результатов. Не исключалась возможность использования этих судов в составе спасательной экспедиции для основных сил флота или десантного конвоя. В легкую победу никто не верил. Готовились к тяжелому и кровопролитному бою.
Оказавшись в безопасных от мин водах, флот привычно перестроился в обычный походный ордер, с разведкой из крейсеров Добротворского в девяти-десяти милях впереди основных сил. С «Урала» сразу начали подъем аэростата. Многократно обкатанная процедура была выполнена быстро и без осложнений, однако погодные условия не благоприятствовали разведке с воздуха.
Хотя несильный попутный ветер и спокойное состояние моря вполне допускали использование шара даже на такой скорости движения, серая мгла, местами державшаяся даже на высотах до трехсот метров, ограничивала видимость на поверхности моря всего пятью-шестью милями. Дальше просматривались только многочисленные дымы, и понять, где чьи, было невозможно. Причем, по донесениям с крейсеров разведки, шар с них видели даже тогда, когда с него не могли рассмотреть ничего вокруг, кроме размазанных серых шлейфов.
Штаб эскадры с самого момента выхода в море продолжал проработку возможных вариантов действий. Ждали реакции японцев, предугадать которую не брался никто. Теперь все зависело от нее. Вахты несли по штатному расписанию. В положенное время сыграли построение для торжественного подъема флага. На нем зачитали приказ наместника разгромить порты, в которых разгружаются японские транспорты. Про Сасебо не было сказано ни слова.
Неопределенность с дальнейшими планами разрешилась только ближе к вечеру, когда с Цусимы, через станцию «Олега» передали, что в начале четвертого часа дня севернее острова Укушима видели японские броненосные крейсера, проследовавшие большим ходом в западном направлении. С ними еще несколько меньших судов. Они явно спешили вдогонку за нами.
Их выдвижение зафиксировали с подлодки «Граф Шереметев», отправленной в дозор к проливу Хирадо почти сразу после возвращения с позиции у Сасебо. Она ушла еще накануне выхода эскадры из Озаки и к началу операции уже была на месте. Не имея станции беспроволочного телеграфа, после контакта с главными силами японского флота лодка вынужденно отошла на двадцать миль севернее для встречи со связными миноносцами с Цусимы, постоянно дежурившими у мыса Коозаки, и уже через их радиотелеграф передала наконец свое долгожданное сообщение.
Вызванная таким способом связи задержка в получении сведений в три с половиной часа вполне укладывалась в рассчитанные штабом допуски по времени и пока все еще обеспечивала достаточную оперативность реагирования, учитывая имевшийся на данный момент серьезный отрыв от противника. А тот факт, что в эскадру уже вцепились японские вспомогательные крейсера, по донесениям разведки засветившиеся ранее в несении дозоров южнее Цусимы, косвенно подтверждал, что наживка заглочена плотно.
К вечеру 31 июля «Богатырь» и «Светлана», составлявшие отряд разведки и выполнявшие функции головной завесы, а также «Дмитрий Донской» с эсминцами, прикрывавший непосредственно главные силы флота, имели уже постоянный контакт с противником. Начались даже перестрелки между нашей и японской разведкой. Рожественский распорядился не допускать японцев до главных сил всеми способами и снарядов не жалеть, чтобы вынудить противника оттянуть к западу как можно больше кораблей от Цусимы.
Но если бронепалубники, действуя парой и обладая высокой скоростью хода, довольно легко могли удерживать на желаемом удалении гораздо более медлительных японцев, то старичку «Донскому», также ввязавшемуся в перестрелку с быстроходным пароходом, пытавшимся выйти на наши главные силы с северо-востока перед самым закатом, приходилось гораздо хуже. По сути, от вскрытия состава нашей эскадры настырным разведчиком, появившимся уже с другой стороны и пытавшимся отогнать с пути бросившиеся наперерез миноносцы, спасла только отменная выучка пушкарей старого крейсера и наступившая темнота. Да и то дымы и мачты, торчавшие над некстати начавшей редеть мглой, он, скорее всего, пересчитать все же успел.
В начале девятого часа вечера в начавшемся нудном мелком дожде миновали самый опасный участок пролива, пройдя между двумя скалами, торчавшими в самой его середине, оставив их слева по борту, и группой небольших каменистых островов справа. Где-то дальше к югу, милях в пятнадцати, скрытые тяжелой дождевой пеленой, были возвышенности Квельпарта и господствующая над всем островом гора Халасан. А на севере, примерно на таком же удалении, начинались многочисленные скалы, острова и островки корейских шхер, густо окаймлявших южную часть полуострова.
В остатках вечерней зари надежно определились по просматривавшимся с обоих бортов клочкам суши. В преддверии активного ночного маневрирования и разделения отрядов это было не лишним.
Благодаря действиям крейсеров, наших броненосцев противник до ночи так и не видел. Хотя порой и имел возможность наблюдать их дымы и воздушный шар, почти все время висевший над «Уралом», правда и не приносивший никакой пользы. Его не убирали, так как надеялись, что развиднеется. Но оказалось, что напрасно мучили и сменявшиеся в корзине экипажи и палубную обслугу, обеспечивавшую подъемы и спуски при крайнем допуске по погоде. К тому же при каждой такой операции «Урал» маневрировал, чтобы занять максимально выгодное и безопасное положение по ветру, что довольно далеко уводило его из общего строя, заставляя потом менять курс и скорость всей колонны, чтобы быстрее принять его обратно под защиту броненосцев. К ночи оболочка «колбасы», напрасно провисевшей в дождевой пелене почти весь день, настолько намокла, что даже после подкачки едва могла держаться в воздухе с одним наблюдателем на борту, и её пришлось спустить совсем.
Однако, по приказу командующего, на замену аэростата тут же подняли сферический шар, с сигнальными фонарями Табулевича[7]. Управлять поднятыми в небо фонарями можно было с помощью обычных коммутаторов, которыми они комплектовались, с палубы или с мостика парохода-крейсера, куда были проложены кабели управления. Это был специальный сигнальный аэростат с усиленной оболочкой, совсем недавно построенный во Владивостоке. Из-за ее большей массы он не мог иметь экипажа, зато лучше переносил непогоду.
По задумке штаба, в случае невозможности пользования радиофонарями должен был осуществляться обмен информацией и руководство действиями отрядов эскадры, которой предстояло разделиться. Но сейчас многим, кроме риска привлечь к себе всех японцев в округе, этот способ связи представлялся еще весьма ненадежным и сомнительным, учитывая условия видимости.
Однако погода скоро начала улучшаться, вопреки прогнозам, что несколько встревожило командование. При столь близком соседстве с японской разведкой был шанс попасться ей на глаза в самый неподходящий момент. Но планы пока не менялись. От борта флагманского «Орла» разбежались эсминцы с боевыми приказами и последними рекомендациями, развозя их по назначению. Одним из таких гонцов поздно вечером на «Урал» также доставили спецпакет с дальнейшими инструкциями, текстами семафоров и временем их передачи.
Проверка дальней светосигнальной связи, проведенная в начале двенадцатого часа ночи, дала положительный результат. Морзянку фонарей разобрали с «Богатыря» и «Светланы», о чем Добротворский передал соответствующую телеграмму. Сразу после этого, исполняя пункт только что полученного приказа, пароход-крейсер увеличил ход, вследствие чего главные силы эскадры начали отставать и скоро оставили вырвавшийся вперед «Урал» в одиночестве.
По штурманским прокладкам к этому времени флот уже миновал Квельпарт, и настала пора разделяться. Далее выполнение общего плана предстояло продолжать уже отдельными отрядами и кораблями. Но пока еще не зная этого, с эскадренного аэростатоносца не могли видеть в темноте и за вновь начавшимся дождем, как спустя полчаса броненосцы повернули на юг, окончательно лишая огромный лайнер своей защиты, и еще довольно долго пребывали в счастливом неведении совершенно без ближнего прикрытия в окружении подозрительных теней, постоянно появлявшихся со всех сторон.
Курс крейсера-аэростатоносца, согласно последним инструкциям, подтверждавшим изначальный, полученный еще на Цусиме, боевой приказ, далее был проложен на запад-северо-запад, чтобы как можно быстрее оказаться к западу от острова Росс и двигаться потом на север, в направлении Чемульпо и Дальнего.
В этом направлении следовало идти в течение всей ночи не менее чем четырнадцатиузловым ходом. Но с рассветом надлежало спустить сигнальный шар и в дальнейшем действовать в соответствии с рекомендациями, находившимися во втором, пока еще запечатанном, конверте. В случае если до рассвета по каким-либо причинам не удастся миновать остров Росс, предписывалось возвращаться на Цусиму или сразу во Владивосток, даже не открывая его. Маршрут отхода и его конечная точка оставлялись на усмотрение командира крейсера капитана второго ранга Паттон-Фантон-де-Веррайона.
Но «брошенным», согласно плану, с этого момента оказался не только «Урал». Пути главных сил флота и четырех его крейсеров временно расходились. Теоретически пароход-крейсер находился даже в более выгодном положении, чем «Богатырь» со «Светланой» или «Донской», поскольку не имел прямого контакта с противником. Хотя он своей «иллюминацией» наверняка привлек внимание, так что все было шатко и рисковано.
Едва пароход-крейсер начал набирать ход, чтобы скорее покинуть точку отправки первой светограммы, начались сложности с шаром. Хотя в ходе тренировочных подъемов во Владивостоке переходы именно с этим «толстым пузырем» с такой и даже большей скоростью уже выполняли без происшествий, сейчас на рекомендуемом курсе из-за ставшего невыгодным направления ветра его начало сильно трепать. Прежде чем успели что-то предпринять, очередной порыв подхватил аэростат и оборвал привязной трос.
Сорвавшая с привязи оболочка взмыла вверх и метнулась вперед и в сторону, потянув за собой кабели управления фонарями. Предохранительный разъем французской системы выбросил сноп искр и не сработал. Кабель натянулся как струна, вырываясь из временных зажимов. Почти сразу выломило и сорвало клеммы коммутатора, закоротив собранную наспех дополнительную проводку. После мощной сине-белой искры вспыхнула изоляция, а следом посыпались искры замыкания из распредщита под мостиком.
Где и что еще искрило, сразу было не разобрать, но, судя по всему, замыкание получилось сильным. Встали две динамо-машины. Их помещения заполнил едкий дым от горящей проводки. Едва успели вытащить людей. Вся носовая часть парохода-крейсера лишилась электричества. Но это было еще полбеды. Начался пожар на самом верху надстройки. А вокруг сновали японцы, и этот пожар мог привлечь их и поставить под удар не только «Урал», но и всю эскадру! Где-то на востоке часто стреляли.
* * *
В течение светового дня небольшие тихоходные японские дозорные суда, толпой следившие за эскадрой от самой Цусимы, отстали и совсем пропали из вида. Горизонт заметно очистился от дымов. Но те, кто остался, стали гораздо настойчивее. Они все время пытались выяснить, кто это так сильно дымит у них под носом? Доходило до перестрелок, пока коротких.
К наступлению темноты совместное, согласованное по радио, маневрирование «Богатыря», «Светланы» и «Донского» привело к тому, что преследовавшие русский флот три вспомогательных крейсера из южноцусимских дозоров оказались на флангах и позади главных броненосных колонн, не прекращая попыток все же проскользнуть к самим броненосцам. К этому времени противники уже втянулись в пролив между Квельпартом и Кореей, приближаясь к его западному выходу, и маневрировали среди скал и островков, торчавших в нем тут и там.
Изначально замыкавший строй эскадры «Дмитрий Донской», начиная со второй половины дня 31 июля, отражал попытки японских дозорных судов выйти на нашу эскадру с тыла. Тех, что помельче, гоняли эсминцы, а крейсер-ветеран периодически вступал в перестрелки с вспомогательными крейсерами и просто вооруженными пароходами.
Поддерживая связь по радио с Добротворским, отжимавшим японцев с пути главных сил к корейским шхерам, постоянно координируя свои действия, им удалось не допустить прорыва патрульных судов внутрь охраняемого периметра. Одновременно эта завеса создавала достаточно много шума, оттягивая на себя все дозорные силы в близлежащих водах.
В итоге, к ночи русский флот снова окружали подозрительные дымы и суда буквально со всех румбов, но прямого контакта с броненосными отрядами они все так же не имели. Этому в немалой степени способствовала погода. Но пару раз среди серой мути в узких секторах неожиданно открывались просветы вообще почти до горизонта.
Уже на закате «Донской» получил пакет с распоряжением Рожественского действовать, исходя из полученного еще перед выходом в море боевого приказа. То есть до двух часов ночи держать позицию севернее западной оконечности Квельпарта, с целью задержания японских дозорных судов, которые предположительно будут пытаться преследовать эскадру в северо-западном направлении. Одновременно препятствовать попыткам их прорыва на запад. К утру отходить к Шанхаю, согласовывая по радио свои действия с бронепалубниками.
На доставившем последние инструкции истребителе на крейсер прибыл также офицер штаба, которого надлежало высадить в Шанхае, для отправки рапортов о складывающейся ситуации в штаб флота во Владивостоке, а также секретных депеш в Сайгон и Чифу и специальных инструкций для действительного статского советника Павлова. Сразу после высадки «курьера», не дожидаясь его возвращения, командиру крейсера надлежало вскрыть второй пакет и придерживаться содержащихся в нем рекомендаций.
Капитан первого ранга Лебедев был весьма удивлен широте поставленной перед одиночным старым крейсером задачи. Особенно учитывая погоду, дававшую миноносцам противника достаточно много шансов на проведение успешной атаки. Изначально планировалось удержание этой позиции всеми крейсерами, остающимися с эскадрой, но видимо, что-то изменилось.
Когда окончательно стемнело, совершенно неожиданно дождь прекратился, а вскоре появилась луна, подолгу выглядывавшая из-за туч, что упростило наблюдение как нам, так и японцам. Полночи старый крейсер маневрировал на переменных курсах между изрезанным корейским побережьем и скалистым северо-западным берегом Квельпарта, отстреливаясь от японских вооруженных пароходов и миноносцев.
При этом западнее на большом удалении какое-то время были видны кодированные сигналы, передававшиеся белым и красным фонарем и смещавшиеся к северу. Удалялись они или нет, было неясно. К тому же их периодически закрывало дымкой, так что полностью разбирать депеши не удавалось. Был надежно опознан только позывной «Богатыря». А скоро они и вовсе погасли.
Позже в стороне пропавших на западе огней, похоже, был бой. Звуков стрельбы не слышали, но видели всполохи пожара на каком-то судне. Оно удалялось, но потом остановилось. А скоро огонь погас. Это наводило на неприятные предположения. Раз из пушек не палили, похоже, кого-то подорвали миной, и он затонул после пожара. А мины были только у японцев.
Несмотря на явно сжимавшееся кольцо окружения, держали позицию до истечения назначенного приказом срока. При этом еще трижды открывали огонь по пытавшимся атаковать подозрительным судам. К счастью, удалось благополучно уклониться от всех выпущенных японцами мин, которых сигнальщики насчитали более десятка, что, скорее всего, было явным преувеличением.
В течение ночи, несмотря на противодействие, трем японским вспомогательным крейсерам «Ниппон-Мару», «Бинго-Мару» и «Тайчу-Мару» удалось форсировать пролив между Квельпартом и Кореей, но поиск западнее острова Росс ничего не дал, хотя японцы и сообщали неоднократно, что видят в ночи световое телеграфирование русских. Несколько раз натыкаясь на яростно огрызавшийся русский крейсер и стараясь обходить его подальше, минных атак вспомогательные крейсера не провели ни одной.
Зато севернее острова Росс вырвавшийся далеко вперед «Бинго-Мару» обнаружил большой трехтрубный корабль, шедший на северо-запад, о чем успел сообщить по радио, после чего связь с ним была потеряна. Когда, уже утром, сильно поврежденный разведчик встретился с японскими броненосными крейсерами, гнавшимися за русскими, с него сообщили, что попали под очень плотный перекрестный обстрел сразу с нескольких кораблей и смогли выскочить только благодаря темноте.
Утром минеры доложили о работе поблизости английской станции. Едва добравшись до Шанхая и даже не заходя в устье реки, с «Донского» выслали катер с посыльным офицером. Как только он спустился по штормтрапу, крейсер дал ход. Капитан первого ранга Лебедев опасался, что японцы, по наводке англичан, могут зажать его тихохода среди отмелей.
Но все обошлось. Не появилось даже дозорных японских судов, только многочисленные коммерческие пароходы. Некоторые из них, завидев Андреевский флаг, разворачивались на обратный курс или стремились удрать, форсируя машины. Преследовать их, несмотря на крайне подозрительное поведение, из-за нехватки времени не пытались.
К этому времени уже был вскрыт второй пакет.
Ознакомившись с его содержимым, Лебедев скомандовал повернуть на восток и не снижать оборотов. Сигнальные вахты усилили. Весь день большим ходом двигались в точку рандеву со своим флотом, периодически сходя с курса, когда обнаруживался парус или дым на горизонте. Впрочем, после полудня крупные суда уже не встречались, только небольшие парусники, по виду корейские рыбаки. Японских дозоров так и не обнаружили. Незадолго до полуночи 1 августа южнее острова Фукуэ наконец встретились с главными силами.
* * *
Бронепалубникам Добротворского с самого начала отводилась главная роль во всех обманных действиях, поэтому их командиры были информированы лучше многих других. Отогнав с пути дозорные вспомогательные крейсера, они отжали их к корейскому берегу, а потом и вообще за корму основной колонны. В итоге дежурившая южнее западного Цусимского пролива пара вооруженных пароходов, пытавшаяся следить за эскадрой, встретилась с брошенными им на усиление дозорами из других секторов. Причем все они оказались в роли догоняющей стороны.
Когда «Донской» после заката оттянул на себя всю скопившуюся за спиной флота японскую разведку, включая висевшую на хвосте с самого выхода, «Богатырь» и «Светлана» продолжили вести поиск впереди по курсу эскадры, но так больше никого и не встретили. С них хорошо видели световую сигнализацию у себя за кормой и разобрали переданное распоряжение об изменении курса и начале отвлекающей операции, о чем отправили квитанцию по радио.
За полчаса до полуночи они повернули на север-северо-запад, начав огибать Корею и направившись в район к востоку от острова Росс. Миновав его, следовало повернуть на запад-северо-запад в направлении входа в Корейский залив. Далеко за кормой, где-то у Квельпарта, периодически вспыхивала стрельба. Но она не приближалась, и скоро ее уже стало вообще не слышно.
Может быть, она распугала обычно многочисленную в этих местах рыбацкую мелочь, так что с крейсеров никого не видели. Вопреки ожиданиям почти до самого рассвета никаких контактов не было. На юго-западе еще несколько раз появлялась световая сигнализация. Но разобирать сообщения из-за большого расстояния и неважной видимости уже не удавалось. Зная о ее истинном предназначении, значения этому не придавали.
С момента получения с посыльного эсминца пакета с приказом о начале отвлекающих действий никаких новых распоряжений и сигнала об отмене не поступало, так что действовали по первоначальному плану. Постоянно слышали по радио японские переговоры, но сигнал был не сильным, хотя и четким. Видимо, преследователи находились еще достаточно далеко. Предполагая, что мы можем читать их телеграфирование, они применяли еще и словесный код, так что понять смысл перехваченных телеграмм не удавалось.
Поскольку прямого контакта с противником в данный момент не было, приступили к запланированной на такой случай имитации нахождения в этом районе целой эскадры. Отправив короткую кодированную депешу, предупреждавшую своих, и получив квитанцию о ее получении, начали работу на радиостанции, сменяя телеграфистов и изменяя силу сигнала. Такой способ дезинформации прорабатывался еще на переходе с Балтики, но на практике его применять пока не доводилось[8].
Со стороны все эти манипуляции с беспроволочным телеграфом, по задумке авторов, должны были выглядеть как передаваемые одной русской станцией запросы позиций и получаемые на них ответы, судя по разным «почеркам» и с разной слышимостью, обусловленной изменением дальности, с нескольких других тоже русских станций. Они не могли дать четкого представления о местонахождении единственного источника этих разных сигналов. Зато создавали видимость, что в этом районе обмениваются депешами несколько кораблей или отрядов.
Судя по всему, имитация удалась. Японцы активизировались. В начале третьего часа ночи с шедшего головным «Богатыря» обнаружили справа по борту двухтрубный пароход, который отворачивал к востоку, явно намереваясь скрыться. Тут же минерами крейсера была забита короткая телеграмма. Причем в этот раз передатчик был совсем близко, а станция явно японской.
К этому времени тучи окончательно разошлись. А поскольку ночь была лунная, развиднелось настолько, что с пятнадцати кабельтовых противника удалось хорошо разглядеть. На баке и юте отчетливо просматривались довольно серьезные орудия, исходя из чего решили, что это один из вспомогательных крейсеров дозорной линии. На простом пароходе такой артиллерии быть не могло.
В 02:21 «Богатырь» дал первый залп. Спустя две минуты к обстрелу присоединилась «Светлана», неожиданно оказавшаяся прямо за кормой начавшего отвечать судна. Спустя всего семь минут сразу угодивший под перекрестный огонь с двух полноценных крейсеров японец начал травить пар и сбавлять ход, все больше склоняясь к востоку, но стрельбы не прекращал.
Быстро обогнав его и дав несколько залпов по уже едва видимой и почти лишившейся возможности передвигаться самостоятельно цели, наши бронепалубники ушли дальше, не став добивать подранка. Его передатчик к этому времени молчал. После этой стычки японское телеграфирование долго не возобновлялось. Станции крейсеров принимали только депеши «Донского» и обрывки японских телеграмм, явно шедшие издалека.
Как только рассвело, определились с местом, находясь в виду Шантунгского маяка. Оба крейсера встали во фронт, держась на пределе видимости друг друга, и легли на север-северо-западный курс. Почти сразу «Богатырем» был остановлен немецкий пароход «Густав», шедший попутным курсом и, как выяснилось, груженный конским фуражом, растительным маслом в жестяных банках и снарядами производства фирмы «Крупп» калибра 120 и 75 миллиметров. Конечным пунктом в бумагах значился порт Дальний, а груз предназначался японской армии.
Контрабандиста быстро утопили подрывными патронами. Причем, пока призовая команда действовала на немце, был обнаружен еще один небольшой пароход, попытавшийся скрыться в направлении Вэйхайвэя. «Богатырь» немедленно бросился на перехват, оставив свою первую призовую партию и высаженный с парохода экипаж в шлюпках буквально в открытом море на полтора часа.
Вторым перехваченным судном оказался японский армейский транспорт «Йокосука-Мару», шедший из Гонконга с грузом риса и патронов. Его удалось нагнать и утопить всего в трех милях от мыса Шантунг. Ввиду неповиновения сигналам и предупредительным выстрелам, а также явно японской принадлежности судна (судя по иероглифам на борту и характерной японской хризантеме на форштевне и «драконьим глазам» рядом с ней[9]) досмотра не производилось.
После серии попаданий транспорт встал, начав травить пар из котла. Обстрел прекратили. Воспользовавшись этим, японцы очень проворно и благополучно перебрались в шлюпки и двинули к берегу. Догнав баркасы, из них забрали только капитана и штурмана, остальных отпустили, после чего полным ходом двинулись к оставленному катеру и немецким гребным судам с уже затонувшего «Густава», после чего людей из них приняли на борт, так же как и сами баркасы. Закончив с этим, «Богатырь» дал полный ход и двинулся догонять «Светлану».
К этому времени минеры на обоих наших бронепалубных крейсерах снова начали принимать японские телеграммы, которых становилось все больше. Ближайший вражеский передатчик, судя по примерному пеленгу, находился где-то на юге или юго-востоке, причем довольно близко. Вскоре из радиорубок сообщали уже не менее чем о восьми мощных вражеских станциях, работавших поблизости. Такое могло быть, только если рядом находился весь японский флот или по крайней мере большая его часть.
Поскольку крейсера всю ночь шли не слишком быстро, изображая нашу достаточно медлительную эскадру, у японцев было время, чтобы их догнать, чем они, вероятно, и воспользовались. Следовательно, задачу по оттягиванию главных сил противника по ложному пути с большой долей вероятности можно было считать выполненной. Теперь следовало как можно быстрее известить об этом Рожественского и озаботиться собственной безопасностью.