Анабиоз
Часть 41 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— И как это будет? Мать-, блин, — одиночка?
Я вздохнул. Дышать все еще было тяжело.
— Посмотрим. Если ты захочешь, мы можем попозже, когда все уляжется, сказать всем, что это мой ребенок.
Женя помолчала.
— И ты пойдешь на это? — пораженно пробормотала она.
— Для меня он в любом случае будет родным. В наших жилах будет течь одна кровь, помнишь? Так что, Женя, знай, что я ни за что тебя не оставлю. И не делай глупостей. Только ничего не натвори, пока я не вернусь. Хорошо?
Женя снова заплакала. Потом снова угукнула. И отключилась.
Картинки за грязным окном тамбура проносились перед глазами, но я их не видел. Я стоял, как сомнамбула, и пытался думать, но в голове было пусто. Голова продолжала раскалываться, и это было довольно странно. От чего именно она раскалывается, если внутри — пусто?
Пригородный поезд прибыл на вокзал Новокуйбышевска строго по расписанию. Узкий перрон и серое двухэтажное здание вокзала. Я первым выпрыгнул из вагона и, привычно поправив рюкзак на плече, осмотрелся. Ворот не было — чтобы попасть за территорию вокзала, нужно было пройти через само здание и никак иначе. Я так и поступил. Передо мной открылась узкая разбитая улочка, облепленная старыми серыми домами. Никакой привокзальной площади не было и в помине. Новокуйбышевск вызвал у меня странное чувство запустения. Чуть поодаль в ряд стояли автомобили и несколько маршрутных «Газелей».
Перед зданием вокзала я заприметил двух мужичков в оранжевых жилетах. Один мел тротуар, второй покупал сигареты в киоске через дорогу. Я направился прямо к нему. Мужичок напрягся, увидев мое лицо. К таким взглядам я уже начал привыкать. Иероглифы на шее, заплывший глаз, разбитая скула и распухшие кровавые губы. Было от чего напрячься.
Я сделал мирный жест рукой, боясь, что мужик бросится бежать или защищаться:
— Добрый день. Вы здесь работаете?
Мужичок немного успокоился.
— Парень, тебя каток переехал?
— Похоже на то, — я достал из кармана сложенную вчетверо листовку с фотографией Сергея и показал мужичку. — Скажите, вы здесь вот этого парня не видели?
Мужичок открывал пачку только что купленных сигарет. Бросил целлофан на землю. Покосился на своего коллегу, метущего тротуар, подобрал пленку и бросил в урну. В их отношениях с коллегой-дворником прослеживалась интрига. Только потом мужичок посмотрел на листовку. Затем на меня. Прищурился и снова опустил глаза на фотографию Сергея.
— Это же тот самый пацан.
У меня вздрогнуло сердце.
А потом была узкая разбитая дорога, с обеих сторон окруженная жидкими деревцами, сквозь которые иногда робко проглядывали крыши частных домов. Вокзал был вдалеке от основной части города, и эта дорога вела непосредственно к Новокуйбышевску. Я сидел у окна маршрутки, смотрел на проплывающие за окном домишки и стихийные салки и часто дышал, не веря в происходящее.
— Эта история была с месяц назад, наверное, — рассказал мне мужичок на вокзале. — У нас тут все о ней гудели. Этот парень нарисовался прямо на перроне. Весь грязный, избитый. Голова разбита, волосы в крови. Говорил, что он ничего не помнит. Вообще ничего, прикидываешь? Кто он, откуда, как его зовут, сколько ему лет — вообще ничего! Без базара, парень, я такое только в кино видел раньше.
— И что потом? Куда он делся?
— А куда он мог деться? — удивился мужичок. — Наши менты, ну, на воронке, отвезли его в больницу. А там фиг знает, что с ним делали. Обследовали, наверное, или как-то подлечили… Наша местная брехушка о нем даже писала вроде.
— Брехушка?
— Ну, газета.
Я трясся в маршрутке и боялся, что все это было сном. Час назад я хотел проснуться, а сейчас я боялся, что это произойдет. Сергей. Он был рядом. Он был где-то здесь. Этот унылый городок казался мне сейчас самым лучшим местом, в котором я бывал в своей жизни. Учитывая, что до недавнего времени я ни разу не выезжал за пределы Москвы, комплимент не казался выдающимся, но мне действительно так казалось.
Еще одна узкая улочка. С одной стороны растянулся частный сектор, а с другой — раскиданные по утопающей в деревьях территории серые и унылые двух- и трехэтажные дома. Корпуса местной больницы. Часа полтора я бегал от здания к зданию, в каждом из них ища человека в белом халате, который согласился бы остановиться, а не с характерным для современных врачей надменным равнодушием прошел мимо, и взглянуть на фотографию Сергея.
Так я узнал, где мне искать нужного врача.
Психиатрическое отделение Новокуйбышевской городской больницы. Заведующего отделением звали Аркадий Семенович Айшанов.
Дежурная медсестра отделения не собиралась меня впускать и даже пригрозила вызвать полицию. Пока я не показал ей фото моего брата.
— Ой, — сказала она.
— Вот именно, — согласился я. — Как мне можно поговорить с чертовым врачом?
Медик оказался грустным человеком в возрасте, с седыми волосами и нависшими над глазами тяжелыми веками, которые делали его еще более грустным. Он пригласил меня в кабинет.
— А с вами что произошло?
— По официальной версии, это был каток. Аркадий Семенович — вас ведь так зовут? — что с моим братом? Вы им занимались?
Айшанов вздохнул.
— Все правильно. Как, говорите, зовут вашего брата? Сергей?
— Да, — нахмурился я. — Подождите… он что, так и не вспомнил ничего?
— Совершенно верно. Ваш брат получил черепно-мозговую травму, сотрясение мозга и внутричерепную гематому. Эта травма вызвала нарушение памяти. Вам знакомо слово амнезия?
— Амнезия, — с глупым видом повторил я.
А ведь пару недель версия амнезии проскальзывала. Но все вышло совсем не так.
— Диссоциативная амнезия, — кивнул медик. — Расстройство, которое является последствием либо сильнейшего стресса, либо, как в случае с вашим братом, травмы головного мозга. При данном виде амнезии пациент утрачивает память на события личного характера. При этом у него сохраняется способность восприятия новой информации. Мало того, ваш брат сохранил в памяти общую информацию об окружающем мире. Он умеет писать, читать, общаться и внятно излагать свои мысли. Но не помнит совершенно ничего о самом себе. О своей личности.
Я выдохнул. Мне нужно было время, чтобы осмыслить это.
— В поезде, в котором он ехал… «Москва-Оренбург». Он мог нарваться на грабителя, который подсыпал ему что-то в еду или в какой-нибудь напиток. Что-то вроде клофелина. Сейчас в Самаре как раз задержали такую банду. Их жертвы теряли память из-за передозировки этих… — я не мог собраться и с трудом подбирал нужные слова. — …этих препаратов, в общем. Может быть такое, что у Сергея память пропала из-за этого?
Айшанов покачал головой.
— Мы сделали все анализы. Если бы он принял какие-то психотропные или нейролептические препараты, их следы остались бы в крови. Но ничего подобного мы не обнаружили. Амнезию вызвала черепно-мозговая травма, — Айшанов вздохнул. — Значит, его зовут Сергей… А ведь я долго допытывался. Мы с ним очень плотно общались. Я задавал всевозможные вопросы, чтобы пробиться к его памяти. Называл все имена, которые мог вспомнить. На имя «Евгений» ваш брат отреагировал. Он сказал, что имя ему знакомо. Мы решили, что именно так его и зовут. Женя.
Я закусил губу.
— Нет. Так зовут его девушку. Они живут вместе. И после этой командировки он хотел сделать ей предложение.
Айшанов улыбнулся.
— Вот как. Значит, ваш брат ее действительно любит, раз всем, что он смог вспомнить о своей собственной жизни, оказалось ее имя.
Доктор понятия не имел, что во мне вызывают его слова. Но мне начало казаться, что он специально сыплет соль мне на рану, нажимая в самое болезненное место.
— Первые четыре дня Же… простите, Сергей жил здесь, в нашем отделении, — продолжал эскулап. — Мы приглашали к нему участкового из полиции. Но тот сказал, что ничего не сможет сделать для вашего брата, поскольку у него нет никаких документов, удостоверяющих личность.
— Самое волшебное в этой истории то, что паспорта у нас выдает как раз полиция, — прорычал я.
— Временную справку вместо паспорта вашему брату все-таки выдали. Евгений Иванов, так его сейчас зовут. С фамилией мы не стали особо заморачиваться… — Айшанов прокашлялся. — Да, еще мы приглашали корреспондента из городской газеты. А потом про него вышла небольшая заметка с фотографией. Мы надеялись, что Сергей местный, и кто-то из горожан обязательно его вспомнит. Но после публикации нам так никто и не позвонил. Как видите, мы старались сделать все, что могли.
Я попытался собраться, чтобы задать главный вопрос.
— Хорошо. Спасибо. Аркадий Семенович, где Сергей сейчас? Он в городе?
— Конечно, где же ему быть. Он ведь не знает, куда ехать, помните? — кажется, врач находил в моих словах что-то забавное. — Один наш сотрудник, доктор из травматологии, договорился со своим знакомым. Тот предприниматель, у него собственный оптовый склад около городского рынка. Он согласился временно трудоустроить Сергея.
Айшанов рассказал мне, как добраться до рынка и где именно искать склад. Я прыгнул в очередную маршрутку, на табличке под стеклом которой одним из остановочных пунктов значился рынок. «Газелька» ползла по серым, как близнецы-братья, безликим улочкам безумно долго. Мне хотелось кричать, чтобы водитель надавил на проклятую педаль акселератора чуть посильнее. Но я молчал.
Вскоре перед маршруткой растянулся широкий перекресток с крупным торговым комплексом сразу за остановкой. А по другую сторону тянулись заветные торговые ряды с палатками, которые я последний раз видел лет десять назад. Рынок. Я выскочил из микроавтобуса и бросился туда.
Оптовый склад занимался торговлей овощами и фруктами. Сам он был небольшим строением, по размерам и внешнему виду идеально подходящим под просторный гараж для грузовика. Распахнутые ворота и трое людей в спецовках, разгружающие из фургончика мешки с картошкой.
Я не поверил своим глазам. Я видел это — и не верил.
Одним из троих грузчиков был мой брат. Тот самый Сергей, которого я увидел впервые 23 года назад, после выписки матери из роддома. Я помнил этот момент, несмотря на то, что и сам я был тогда младенцем. Я смотрел на пищащий комок, завернутый в пеленку и клетчатое одеяло, в черные погруженные в собственные переживания глаза и пытался осознать, что теперь у меня есть брат.
Сейчас история повторялась.
— Сергей, — подходя, сказал я предательски охрипшим голосом.
Один из грузчиков поднял глаза. Увидев, к кому я обращаюсь, он упрятанной в рабочую перчатку ладонью шлепнул брата по предплечью.
Это был Сергей. Мой брат. Единственный человек на этой чертовой планете, который всегда, несмотря ни на что, был на моей стороне.
И сейчас он не узнавал меня.
— Сергей, — повторил я.
— Вы… Вы мне?
Сергей похудел. В глазах не было веселого задора и уверенности в себе, поселившихся в нем в день, когда он шагнул во взрослую жизнь и принялся строить карьеру. В них не было и спокойствия, всегда сопровождавшего его, потому что Сергей был любимым сыном — и потому что у него был брат, который сумеет его прикрыть и защитить в трудную минуту.
— Ты меня не узнаешь?
— А мы… мы знакомы?
Я чертовски разозлился на себя. Поскольку почувствовал, что мне хочется плакать. Я стиснул зубы, шагнул к брату и крепко обнял его.
2
Я вздохнул. Дышать все еще было тяжело.
— Посмотрим. Если ты захочешь, мы можем попозже, когда все уляжется, сказать всем, что это мой ребенок.
Женя помолчала.
— И ты пойдешь на это? — пораженно пробормотала она.
— Для меня он в любом случае будет родным. В наших жилах будет течь одна кровь, помнишь? Так что, Женя, знай, что я ни за что тебя не оставлю. И не делай глупостей. Только ничего не натвори, пока я не вернусь. Хорошо?
Женя снова заплакала. Потом снова угукнула. И отключилась.
Картинки за грязным окном тамбура проносились перед глазами, но я их не видел. Я стоял, как сомнамбула, и пытался думать, но в голове было пусто. Голова продолжала раскалываться, и это было довольно странно. От чего именно она раскалывается, если внутри — пусто?
Пригородный поезд прибыл на вокзал Новокуйбышевска строго по расписанию. Узкий перрон и серое двухэтажное здание вокзала. Я первым выпрыгнул из вагона и, привычно поправив рюкзак на плече, осмотрелся. Ворот не было — чтобы попасть за территорию вокзала, нужно было пройти через само здание и никак иначе. Я так и поступил. Передо мной открылась узкая разбитая улочка, облепленная старыми серыми домами. Никакой привокзальной площади не было и в помине. Новокуйбышевск вызвал у меня странное чувство запустения. Чуть поодаль в ряд стояли автомобили и несколько маршрутных «Газелей».
Перед зданием вокзала я заприметил двух мужичков в оранжевых жилетах. Один мел тротуар, второй покупал сигареты в киоске через дорогу. Я направился прямо к нему. Мужичок напрягся, увидев мое лицо. К таким взглядам я уже начал привыкать. Иероглифы на шее, заплывший глаз, разбитая скула и распухшие кровавые губы. Было от чего напрячься.
Я сделал мирный жест рукой, боясь, что мужик бросится бежать или защищаться:
— Добрый день. Вы здесь работаете?
Мужичок немного успокоился.
— Парень, тебя каток переехал?
— Похоже на то, — я достал из кармана сложенную вчетверо листовку с фотографией Сергея и показал мужичку. — Скажите, вы здесь вот этого парня не видели?
Мужичок открывал пачку только что купленных сигарет. Бросил целлофан на землю. Покосился на своего коллегу, метущего тротуар, подобрал пленку и бросил в урну. В их отношениях с коллегой-дворником прослеживалась интрига. Только потом мужичок посмотрел на листовку. Затем на меня. Прищурился и снова опустил глаза на фотографию Сергея.
— Это же тот самый пацан.
У меня вздрогнуло сердце.
А потом была узкая разбитая дорога, с обеих сторон окруженная жидкими деревцами, сквозь которые иногда робко проглядывали крыши частных домов. Вокзал был вдалеке от основной части города, и эта дорога вела непосредственно к Новокуйбышевску. Я сидел у окна маршрутки, смотрел на проплывающие за окном домишки и стихийные салки и часто дышал, не веря в происходящее.
— Эта история была с месяц назад, наверное, — рассказал мне мужичок на вокзале. — У нас тут все о ней гудели. Этот парень нарисовался прямо на перроне. Весь грязный, избитый. Голова разбита, волосы в крови. Говорил, что он ничего не помнит. Вообще ничего, прикидываешь? Кто он, откуда, как его зовут, сколько ему лет — вообще ничего! Без базара, парень, я такое только в кино видел раньше.
— И что потом? Куда он делся?
— А куда он мог деться? — удивился мужичок. — Наши менты, ну, на воронке, отвезли его в больницу. А там фиг знает, что с ним делали. Обследовали, наверное, или как-то подлечили… Наша местная брехушка о нем даже писала вроде.
— Брехушка?
— Ну, газета.
Я трясся в маршрутке и боялся, что все это было сном. Час назад я хотел проснуться, а сейчас я боялся, что это произойдет. Сергей. Он был рядом. Он был где-то здесь. Этот унылый городок казался мне сейчас самым лучшим местом, в котором я бывал в своей жизни. Учитывая, что до недавнего времени я ни разу не выезжал за пределы Москвы, комплимент не казался выдающимся, но мне действительно так казалось.
Еще одна узкая улочка. С одной стороны растянулся частный сектор, а с другой — раскиданные по утопающей в деревьях территории серые и унылые двух- и трехэтажные дома. Корпуса местной больницы. Часа полтора я бегал от здания к зданию, в каждом из них ища человека в белом халате, который согласился бы остановиться, а не с характерным для современных врачей надменным равнодушием прошел мимо, и взглянуть на фотографию Сергея.
Так я узнал, где мне искать нужного врача.
Психиатрическое отделение Новокуйбышевской городской больницы. Заведующего отделением звали Аркадий Семенович Айшанов.
Дежурная медсестра отделения не собиралась меня впускать и даже пригрозила вызвать полицию. Пока я не показал ей фото моего брата.
— Ой, — сказала она.
— Вот именно, — согласился я. — Как мне можно поговорить с чертовым врачом?
Медик оказался грустным человеком в возрасте, с седыми волосами и нависшими над глазами тяжелыми веками, которые делали его еще более грустным. Он пригласил меня в кабинет.
— А с вами что произошло?
— По официальной версии, это был каток. Аркадий Семенович — вас ведь так зовут? — что с моим братом? Вы им занимались?
Айшанов вздохнул.
— Все правильно. Как, говорите, зовут вашего брата? Сергей?
— Да, — нахмурился я. — Подождите… он что, так и не вспомнил ничего?
— Совершенно верно. Ваш брат получил черепно-мозговую травму, сотрясение мозга и внутричерепную гематому. Эта травма вызвала нарушение памяти. Вам знакомо слово амнезия?
— Амнезия, — с глупым видом повторил я.
А ведь пару недель версия амнезии проскальзывала. Но все вышло совсем не так.
— Диссоциативная амнезия, — кивнул медик. — Расстройство, которое является последствием либо сильнейшего стресса, либо, как в случае с вашим братом, травмы головного мозга. При данном виде амнезии пациент утрачивает память на события личного характера. При этом у него сохраняется способность восприятия новой информации. Мало того, ваш брат сохранил в памяти общую информацию об окружающем мире. Он умеет писать, читать, общаться и внятно излагать свои мысли. Но не помнит совершенно ничего о самом себе. О своей личности.
Я выдохнул. Мне нужно было время, чтобы осмыслить это.
— В поезде, в котором он ехал… «Москва-Оренбург». Он мог нарваться на грабителя, который подсыпал ему что-то в еду или в какой-нибудь напиток. Что-то вроде клофелина. Сейчас в Самаре как раз задержали такую банду. Их жертвы теряли память из-за передозировки этих… — я не мог собраться и с трудом подбирал нужные слова. — …этих препаратов, в общем. Может быть такое, что у Сергея память пропала из-за этого?
Айшанов покачал головой.
— Мы сделали все анализы. Если бы он принял какие-то психотропные или нейролептические препараты, их следы остались бы в крови. Но ничего подобного мы не обнаружили. Амнезию вызвала черепно-мозговая травма, — Айшанов вздохнул. — Значит, его зовут Сергей… А ведь я долго допытывался. Мы с ним очень плотно общались. Я задавал всевозможные вопросы, чтобы пробиться к его памяти. Называл все имена, которые мог вспомнить. На имя «Евгений» ваш брат отреагировал. Он сказал, что имя ему знакомо. Мы решили, что именно так его и зовут. Женя.
Я закусил губу.
— Нет. Так зовут его девушку. Они живут вместе. И после этой командировки он хотел сделать ей предложение.
Айшанов улыбнулся.
— Вот как. Значит, ваш брат ее действительно любит, раз всем, что он смог вспомнить о своей собственной жизни, оказалось ее имя.
Доктор понятия не имел, что во мне вызывают его слова. Но мне начало казаться, что он специально сыплет соль мне на рану, нажимая в самое болезненное место.
— Первые четыре дня Же… простите, Сергей жил здесь, в нашем отделении, — продолжал эскулап. — Мы приглашали к нему участкового из полиции. Но тот сказал, что ничего не сможет сделать для вашего брата, поскольку у него нет никаких документов, удостоверяющих личность.
— Самое волшебное в этой истории то, что паспорта у нас выдает как раз полиция, — прорычал я.
— Временную справку вместо паспорта вашему брату все-таки выдали. Евгений Иванов, так его сейчас зовут. С фамилией мы не стали особо заморачиваться… — Айшанов прокашлялся. — Да, еще мы приглашали корреспондента из городской газеты. А потом про него вышла небольшая заметка с фотографией. Мы надеялись, что Сергей местный, и кто-то из горожан обязательно его вспомнит. Но после публикации нам так никто и не позвонил. Как видите, мы старались сделать все, что могли.
Я попытался собраться, чтобы задать главный вопрос.
— Хорошо. Спасибо. Аркадий Семенович, где Сергей сейчас? Он в городе?
— Конечно, где же ему быть. Он ведь не знает, куда ехать, помните? — кажется, врач находил в моих словах что-то забавное. — Один наш сотрудник, доктор из травматологии, договорился со своим знакомым. Тот предприниматель, у него собственный оптовый склад около городского рынка. Он согласился временно трудоустроить Сергея.
Айшанов рассказал мне, как добраться до рынка и где именно искать склад. Я прыгнул в очередную маршрутку, на табличке под стеклом которой одним из остановочных пунктов значился рынок. «Газелька» ползла по серым, как близнецы-братья, безликим улочкам безумно долго. Мне хотелось кричать, чтобы водитель надавил на проклятую педаль акселератора чуть посильнее. Но я молчал.
Вскоре перед маршруткой растянулся широкий перекресток с крупным торговым комплексом сразу за остановкой. А по другую сторону тянулись заветные торговые ряды с палатками, которые я последний раз видел лет десять назад. Рынок. Я выскочил из микроавтобуса и бросился туда.
Оптовый склад занимался торговлей овощами и фруктами. Сам он был небольшим строением, по размерам и внешнему виду идеально подходящим под просторный гараж для грузовика. Распахнутые ворота и трое людей в спецовках, разгружающие из фургончика мешки с картошкой.
Я не поверил своим глазам. Я видел это — и не верил.
Одним из троих грузчиков был мой брат. Тот самый Сергей, которого я увидел впервые 23 года назад, после выписки матери из роддома. Я помнил этот момент, несмотря на то, что и сам я был тогда младенцем. Я смотрел на пищащий комок, завернутый в пеленку и клетчатое одеяло, в черные погруженные в собственные переживания глаза и пытался осознать, что теперь у меня есть брат.
Сейчас история повторялась.
— Сергей, — подходя, сказал я предательски охрипшим голосом.
Один из грузчиков поднял глаза. Увидев, к кому я обращаюсь, он упрятанной в рабочую перчатку ладонью шлепнул брата по предплечью.
Это был Сергей. Мой брат. Единственный человек на этой чертовой планете, который всегда, несмотря ни на что, был на моей стороне.
И сейчас он не узнавал меня.
— Сергей, — повторил я.
— Вы… Вы мне?
Сергей похудел. В глазах не было веселого задора и уверенности в себе, поселившихся в нем в день, когда он шагнул во взрослую жизнь и принялся строить карьеру. В них не было и спокойствия, всегда сопровождавшего его, потому что Сергей был любимым сыном — и потому что у него был брат, который сумеет его прикрыть и защитить в трудную минуту.
— Ты меня не узнаешь?
— А мы… мы знакомы?
Я чертовски разозлился на себя. Поскольку почувствовал, что мне хочется плакать. Я стиснул зубы, шагнул к брату и крепко обнял его.
2