Алая гроздь турмалина

– Наше деловое знакомство. По крайней мере, я начну с того, что не опоздаю. Обещаю.

– С чего вы взяли, что мне есть дело до ваших манер? – она и сама понимала, что ведет себя чересчур дерзко, вот только поделать с собой ничего не могла. Ее несло, и она могла только гадать, куда именно.

– До свидания, Елена Николаевна, – ровным голосом попрощался собеседник и отключился до того, как она успела проявить свои хорошие манеры.

Последнее слово, таким образом, осталось за ним. Вот ведь гад! Спустя минуту, телефон брякнул, уведомляя, что Лене пришло сообщение в Вотсап. Дмитрий Макаров прислал цифровой код от сигнализации, выполняя обещание. Ну, надо же, не забыл! Немного подумав, Лена решила съездить на объект. В то, что ей угрожает опасность, она не верила, хотя каким-то седьмым, мистическим чувством знала: причина преступления кроется именно в доме.

Откуда пришло это понимание, она не смогла бы объяснить никому, даже самой себе, но внутри свербило и чесалось ее проклятое любопытство, которое частенько становилось причиной неприятностей разного калибра, от мелких до весьма солидных. Дом Яковлева был живым существом, которое видело убийство и убийцу, и Лене совершенно иррационально казалось, что он может ей о чем-то рассказать. Только ей одной.

Кроме того, ей хотелось понять, почему преступник принес в дом Яковлева изображение герба Палеологов, того самого, который зачем-то вытатуировал в тюрьме последний владелец дома Балуевских. Совершенно очевидно, что между двумя старыми домами существовала какая-то связь, именно в ней и крылась причина страшной смерти Петра Беспалова. Мог ли меценат знать о существовании этой связи? Неслучайно ли он сначала взял в аренду и разобрал по досочке один дом, а теперь взялся за второй? Лениными руками взялся? А еще Дмитрия Макарова.

Получается, Макаров прав, утверждая: в доме что-то искали? Но что? А главное – где, если вся мебель давно вынесена? Что можно скрывать в пустых комнатах, по которым гуляет ветер? Лена не знала, но ей отчаянно хотелось проверить. Перед тем как поехать по нужному адресу, она позвонила Галине Леонидовне убедиться, что у вдовы все в порядке, если это можно было применить в данной ситуации.

Беспалова говорила слабым голосом, но от помощи Лены отказалась, сообщив, что сестра до сих пор с ней, в доме все время люди, поэтому она не одна и ни в чем не нуждается.

– Что в полиции говорят, Галина? – спросила Лена. – Когда можно назначать похороны?

– Пока неизвестно, и это ужасно, – пожаловалась Беспалова, – сказали, что на следующей неделе, скорее всего, все формальности будут соблюдены, но пока об этом рано говорить. Ой, Леночка, если бы я могла уже заняться организацией похорон, то это меня хотя бы немного отвлекло, а так я себя чувствую совершенно бесполезной. Нечем занять ни руки, ни голову. Ты-то что делаешь?

Почему-то Лена не стала говорить, что собирается на объект.

– Тоже не знаю, чем занять руки и голову, хотела встретиться с подрядчиком, так он в Москву уехал. Правда, объект, оказывается, вчера законсервировал, чтобы посторонние не влезли, и сигнализацию поставил. Но вы не волнуйтесь, Галина, на следующей неделе мы начнем работу.

– Дай бог, девочка, дай бог, – голос несчастной женщины звучал тускло. – А то, что объект законсервировали, хорошо. Это Петя бы одобрил.

Попрощавшись, Лена поехала к дому Яковлева. Припарковавшись на пустынной стоянке, она вошла во двор и замерла перед крыльцом из-за охватившей ее нечаянной робости. Вот уж, нет! Никогда Лена Беседина не была трусихой. Решительно вздернув голову, она поднялась на крыльцо, вставила ключ в замок, который сегодня оказался, как и положено, запертым, повернула его два раза и потянула дверь на себя.

Дом встретил ее тишиной, даже сквозняк по ногам не пробежал. Ну да, окно же вставлено. Вспомнив про сигнализацию, Лена щелкнула выключателем, посмотрела направо от входа и обнаружила ту самую коробочку, о которой говорил Макаров.

«Сигнал тревоги, – было написано на экране, – пожалуйста, введите код». Достав телефон и сверяясь с сообщением, она чуть дрожащими руками ввела положенные десять цифр. «Сигнал тревоги снят», – сообщила ей коробочка. Оказывается, все это время Лена не дышала. Медленно выдохнув, она закрыла входную дверь, отрезав от себя шум улицы, заперла ее на ключ, чтобы случайный посетитель не напугал ее своим вторжением, и пошла по коридору в сторону парадных комнат.

В доме было по-прежнему прохладно. Лена очень ценила это качество старых деревянных домов, умеющих сохранять прохладу даже в самые жаркие дни. Висящая в воздухе затхлость по-прежнему немного мешала, но тленом и смертью, которые чудились ей вчера, не пахло и в помине. Все-таки игры воображения – интереснейшая штука.

Из-за забитых досками окон (Лена убедилась, что работа выполнена основательно, на совесть) в комнатах было темно, поэтому она по пути щелкала всеми выключателями, зажигая лампочки под потолком. В танцевальном зале сохранилась старинная люстра в несколько ярусов, выходящая массивным основанием из кружевной лепнины на потолке. В гостиных лепнина была тоже, хотя и значительно менее богатая, а вот люстр уже ни одной, только голая лампочка на проводе тускло освещала комнаты.

Если предположить, что здесь могли что-то искать, то где именно? Лена подошла к окну, присела, заглянув под подоконник, потом под второй – пусто. Рассохшиеся полы скрипели под ногами, но половицы, хоть и пружинили, нигде не проваливались, открывая взгляду тайники под полом. Тьфу ты, придет же в голову такая глупость! В первой гостиной Лена подошла к стоящей в углу изразцовой печи, такой же, какая, по преданию, была установлена в первой гостиной дома Мятлевых в Санкт-Петербурге. Гладкая глазурь простых кафельных изразцов ярко контрастировала с установленной в самом центре фигурой античного воина в полном облачении с копьем наперевес.

Лена на всякий случай потрогала копье, понажимала на ступни воина, на щиток его шлема, посмеиваясь в глубине души над своей наивностью. И о чем она только думает? Тем не менее в ее характере было доводить до конца любую начатую работу, поэтому, пройдя во вторую гостиную, она так же внимательно осмотрела подоконники, плинтуса, пол, печь, на этот раз украшенную фигурой танцовщицы в развевающихся одеждах. Зеро.

В третью гостиную, ту самую, где она накануне увидела лежащего ничком Петра Беспалова, она зашла с легким трепетом, усилившимся при виде очерченного на полу контура. Господи, страшно-то как! Стараясь не наступать на меловые следы, Лена обошла комнату, уже привычно проверяя пружинящие под ногами половицы, быстро осмотрела окна и приблизилась к печи с держащей в руках лиру музой.

Фигура и печь были такие же, как две предыдущие – в центре барельеф, а все остальное без выкрутасов и резных изразцов, гладкие обливные белые плитки. В середине печи – из уложенных вертикально довольно крупных прямоугольников двадцать сантиметров на пятнадцать, внизу и наверху – из горизонтально уложенных маленьких «кирпичиков» десять на пять.

Она подняла голову и вздрогнула. Ряд горизонтальных прямоугольников, идущих над головой музы, отличался от плиток предыдущих печей. Точнее, в двух предыдущих комнатах все плитки были гладкими, без рисунка, а здесь, ровно в середине верхнего ряда, вделала одна-единственная плитка с рисунком. На ней красовался не очень крупный и оттого малозаметный знак из пересекающихся линий, образующих греческие буквы Πλγι. Не веря своим глазам, Лена смотрела на родовой знак Палеологов. Эту эмблему зачем-то вытатуировал перед казнью Виктор Балуевский, и она же была последней, что видел перед смертью Петр Беспалов.

Словно в полусне, Лена прошагала в четвертую гостиную, где сохранилась последняя изразцовая печь. На ней тоже был установлен барельеф античного воина – немного отличающийся от его первого собрата. Задрав голову, Лена изучила кафельные плитки верхнего ряда: гладкие, без рисунка. Снова вернулась в первую и вторую гостиную, чтобы убедиться – ей не кажется. Нет, все верно. Плитка с эмблемой Палеологов была только одна, на печи с музой в третьей гостиной.

Лена вернулась туда и села на пол перед печью, нимало не заботясь о чистоте своих джинсов. Ее не держали ноги. В воздухе дома Яковлева витала какая-то тайна, и Лена была практически убеждена, что именно она и стала причиной гибели Петра Алексеевича. Более того, сейчас ей становилось все понятнее, что его решение взять в аренду и отреставрировать старые особняки тоже было вызвано не внезапной блажью мецената, озабоченного сохранением культурного наследия, а конкретной причиной, скорее всего, желанием разгадать тайну, связывающую дома Балуевских и Яковлевых.

И что ей теперь делать? Рассказать о внезапном озарении ведущему дело об убийстве следователю Илье Сергеевичу? Поговорить с Галиной начистоту, чтобы выяснить настоящие намерения ее убитого мужа? Как себя вести, чтобы никого не обидеть и не заставить усомниться в том, что реставратор Елена Беседина находится в здравом уме, а не ищет привидения под старыми сводами?

Внезапно ей ужасно захотелось, чтобы рядом оказался Дмитрий Макаров. Этот незнакомый человек казался сосредоточием здравого смысла. Вот он бы сейчас точно выслушал ее сомнения и принял решение. Как он вчера сказал по телефону? «Я сейчас приеду и все решу». Заманчиво звучит, на самом деле. Наверное, девяносто процентов женщин с этим согласились бы.

Правда, приехав, Макаров ничего особо не решил, потому что было уже поздно. Но полицию вызвал, до дома Беспаловых подвез, доставку ее машины обеспечил, дом заколотил, сигнализацию заменил. Так что, пожалуй, можно сказать, обещание сдержал.

Впрочем, думать об этом сейчас бессмысленно: никакого Макарова тут нет, он находился в Москве, за сотни километров, а потому рассчитывать на его здравый смысл не приходится. Исключительно на свой. Лена поднялась с пола, отряхнула пыльные руки и снова подошла к притягивающей ее как магнит печке. Привстав на цыпочки, чтобы дотянуться до плитки с греческими буквами, она погладила шероховатую поверхность пальцами. Интересно, означает что-то эта надпись или просто шутка неведомого архитектора? И еще, если эти печи – аналог установленных в доме на Исаакиевской площади, то значит ли это, что там, в доме Мятлевых, тоже есть родовой знак Палеологов?

Пальцы чуть сильнее нажали на шероховатость на плитке, раздался легкий щелчок, и плитка отошла в сторону. Как зачарованная, Лена смотрела на заманчивую черноту зияющего отверстия. В печи, оказывается, был тайник! Зачем-то оглянувшись, хотя в доме совершенно точно никого не было, Лена рискнула засунуть в него руку. Пальцы нащупали что-то, похожее на жестяную коробочку.

С усилием – отверстие за плиткой было довольно мало – она вытащила свою находку и рассмотрела получше. Жестяная упаковка из-под монпансье «Ландрин» сильно проржавела, но буквы на ней хорошо читались. Подцепив слегка перекосившуюся от времени крышку, Лена открыла жестянку, заглянула внутрь и охнула.

В коробочке лежал огромный драгоценный камень, похожий на виноградную гроздь, отделанную золотыми усиками и эмалевыми листочками. Судя по ярко-красному цвету, это был рубин. Или шпинель. Или турмалин. На последнем слове Лена снова вздрогнула. Именно так называлась фирма Дмитрия Макарова, взявшегося за непривычную для себя работу на объекте. До дома Яковлева фирма Макарова никогда не реставрировала исторические особняки.

Почему он назвал фирму «Турмалин»? Знал, что охотится именно за этим камнем? Или это все-таки рубин, и все ее умопостроения не стоят выеденного яйца? Лена задумчиво смотрела на лежащее в коробочке украшение, старинное и очень дорогое. Как поступить? Позвонить следователю? Положить камень обратно? Пусть лежит, пока его не найдет кто-нибудь другой. Забрать с собой и в субботу рассказать о своей находке Макарову? Или дождаться возвращения Шуры, потому что подруга уж точно что-нибудь придумает?

Под электрическим светом одинокой лампочки от камня исходило легкое свечение, и Лене внезапно пришло в голову, что именно так выглядит ореол опасности. Ее находка сулила крупные неприятности, это она понимала совершенно четко. По здравому размышлению, нужно сунуть ее обратно, захлопнуть тайник и больше никогда не приходить в дом Яковлевых одной.

Но от совершения здравых поступков Лена сейчас была далека как никогда. Из-за камня в ее ладонях и тайны, которую он скрывал, был убит человек. Более того, близкий Лене человек, от которого за два года знакомства она не видела ничего, кроме доброты. Работа с ним вознесла ее профессиональную репутацию на высочайший уровень, дала возможность почувствовать себя уверенно в финансовом плане, подарила много сложных задач и интересных открытий. Петр Беспалов заслуживал того, чтобы его убийца, явно охотившийся за этим камнем, остался ни с чем. А значит, класть его на старое место нельзя.

Еще немного подумав, Лена достала камень из коробочки и зажала в ладонях, чувствуя, как острые золотые усики впиваются в кожу. Еще она ощущала, что камень отчего-то теплый, словно идущее от него свечение разогревает его изнутри. Так странно! Покачав камень в зажатом кулаке, она засунула его в кармашек маленькой сумочки, которую всегда носила через плечо, застегнула молнию на кармашке и на сумке для пущей надежности, с усилием закрыла жестяную коробочку, сфотографировала ее телефоном, сама не зная зачем, сунула обратно в тайник и поставила плитку на место. Тайник закрылся с тем же легким щелчком.

Больше делать в доме было нечего. Вздернув голову, Лена вернулась во вторую гостиную, потом в первую и вдруг остановилась на пороге бального зала. Отпечатки пальцев, как же она про это не подумала! Если тайник обнаружат, то им наверняка заинтересуется полиция, и тогда на пустой жестянке обязательно обнаружат ее пальцы! Да, и на изразцах печки тоже.

Шея и грудь покрылись ледяным потом. Лена почти бегом вернулась в третью гостиную, снова открыла тайник. Движения ее были уже привычными, автоматическими. Она достала жестянку, сорвала крышку, дрожащими руками достала из сумочки хранившиеся там резиновые перчатки, натянула на потные от волнения руки и вытащила пачку влажных салфеток.


Так, теперь, главное – не торопиться. За пять минут она аккуратно и очень тщательно протерла внешнюю и внутреннюю сторону жестяной конфетницы, сунула ее на место, вытерла плитку-дверцу, закрыла тайник, тщательно прошлась салфетками по изразцам, практически вымыв печь. Горка использованных салфеток росла, и остановилась Лена только, когда в пачке больше не осталось ни одной чистой. Да, вот теперь все правильно.

Собрав грязные салфетки, обертку от них и стянув с рук перчатки, Лена засунула грязный ком в имеющийся в недрах сумочки полиэтиленовый пакет, тщательно его завязала и только после этого покинула дом, не забыв включить сигнализацию и тщательно заперев дверь. Пакет с мусором она выбросила в контейнер, заехав в совершенно чужой двор в двух кварталах от дома Яковлева.

Сумочка, в которой покоилась унесенная ею из особняка тайна, оттягивала плечо, но, садясь обратно в машину, Лена вдруг совершенно четко поняла, что она будет делать с камнем дальше. И как она сразу не подумала, что ей может помочь только один человек? К нему-то она сейчас и поедет. Резко вдарив по газам, Лена пулей вылетела на дорогу и погнала машину на окраину города, где в старом деревянном доме на берегу реки жил друг ее детства Даня Еропкин.



* * *

Переговоры в Москве прошли так успешно, что о будущем компании в разрезе ближайших трех лет точно можно было не беспокоиться. В течение месяца фирме «Турмалин» надлежало приступить к строительству первого из трех корпусов современного медицинского центра в столице. Корпуса нужно было не только построить, но и подготовить к установке ультрасовременного оборудования, то есть после собственно строительства необходимо было переходить к работе в паре с медицинским поставщиком. Им выступала крупная фирма с мировым именем, в порядочности и профессионализме сотрудников которой Дмитрий не сомневался.

Работа предстояла насыщенная, интересная, а главное – прекрасно оплачиваемая. По большому счету от реставрации особняка Яковлева можно было отказаться, тем более что предлог более чем благовидный. О выходе на объект Дмитрий договаривался с Петром Беспаловым, а потому из-за смерти последнего, да еще и при столь неблаговидных обстоятельствах, вполне мог передумать. Он точно знал, что большинство его конкурентов именно так бы и поступили. И понимал, что не осудил бы их.

Всю обратную дорогу, уставившись в серую ленту асфальта, он думал о том, какое решение принять. С одной стороны, бригадам нужно дать отдохнуть – вахтовая работа в Москве не за горами. И, хотя в нынешних экономических реалиях все будут только рады, командировочная жизнь и пахота по двенадцать-четырнадцать часов кого угодно вымотают до предела. Да и он не железный мотаться в столицу, чтобы контролировать ребят и распутывать бесконечные клубки возникающих проблем. Плавали – знаем.

С другой стороны, деньги лишними не бывают, да и перед вдовой Беспалова неудобно. Она рассчитывает, что реставрация состоится, а сейчас искать новую бригаду, заново обо всем договариваться и мотать нервы в разгар организации похорон ей точно не под силу. С точки зрения бизнеса, это, конечно, не проблемы Макарова, но с человеческой – неудобно. Да, и от того странного факта, о котором рассказала мама, тоже не отмахнуться. Если и правда в доме Яковлева когда-то жили предки их семьи, то перед самим домом у Макарова, получается, тоже есть обязательства. Как говорится, кровь – не водица.

Имея привычку всегда говорить правду самому себе, Дмитрий понимал, что решение давно принял и уходить с объекта не станет. И настоящую причину он тоже понимал. У нее было имя – Елена Беседина, а еще сто шестьдесят четыре сантиметра роста, тонкая талия, хрупкие запястья и холодные серые глаза, полные истинного бесстрашия, в которых иногда вспыхивала и гасла зеленая искринка. Например, в минуты, когда их хозяйка сердилась.

Он был убежден: Елена ни за что не откажется от реставрации особняка, а оставить ее одну разбираться с объектом, его безутешной владелицей и убийцей Петра Беспалова неправильно. Дмитрий знал, что не сможет. В том, что эта пигалица обязательно сунет свой нос, куда не следует, он был тоже убежден. А значит, выход из ситуации, в которой крылась неминуемая опасность для Елены Бесединой, мог быть только один – находиться рядом, чтобы, по возможности, защитить и уберечь.

Никогда раньше Дмитрия Макарова не тянуло на подвиги, да и защита слабых дев тоже никогда не была его сильной стороной. Он не уважал слабых людей, не подпускал их близко к себе, считая, что каждый человек должен сам заботиться о том, чтобы оградить себя от неприятностей, и сам выбираться из них, если не получилось. Именно этим принципом всегда руководствовались его родители, именно так жила мама, довольно рано оставшаяся вдовой (Диме тогда было восемнадцать лет, а Жене – всего пятнадцать), именно так шли по жизни они с братом, рассчитывая только на себя. Ну, еще друг на друга, разумеется.

Елена Беседина почему-то вызывала у Дмитрия острое желание ее защитить, хотя слабой она вовсе не выглядела. Более того, Дмитрий, умудренный жизненным опытом, осознавал, что под хрупкой оболочкой кроется стальной стержень характера, который, скорее всего, еще и не позволит принять его защиту. Он прямо видел, как эта женщина щетинится, как еж, и так же недовольно фыркает в ответ на какое-то его предложение. И все равно волновался за нее, хотя для этого не было ни особого повода, ни объяснения. Еще накануне они были вообще незнакомы, и к этой женщине Дмитрий Макаров не имел никакого отношения.

Ему вдруг стало интересно, в какой именно момент у брата возникло ощущение, что он должен оберегать и защищать Дашу. На той загородной базе отдыха, где их неожиданно свело случайное преступление, они тоже встретились впервые, и, как, смеясь, рассказывала Даша, в первый момент ужасно не понравились друг другу. Дмитрий был уверен, что не нравится Елене Бесединой, и, отматывая километры по трассе, напряженно думал о том, стоит ли волноваться, что она, кажется, нравится ему.

Наваждение, накрывшее его на вчерашней пробежке, внезапно вернулось только от того, что он представил поворот ее головы с разлетающимися на затылке прядками волос и взгляд, неожиданно острый, критический, полоснувший его по лицу и спустившийся ниже – к мятой грязной рубашке. Да что ж за школьные реакции-то, ей-богу!

Он моргнул, представил, как она протягивает тонкие ручки и начинает расстегивать на этой рубашке крохотные пуговички, и охнул, потому что понял: ехать дальше в таком состоянии не сможет. Съехав на обочину, он попил теплой воды, не приносящей облегчения, отодвинул ворот футболки и плеснул воды на грудь, чтобы унять бешено стучащее сердце. Он вывел на экран машины карту и вдруг обрадовался, поняв, что до лежащего по дороге Плещеева озера осталось километров пять, не больше. Именно там познакомились Женька и Даша, и вообще-то, не склонный ни к какой мистике Дмитрий вдруг счел это добрым знаком. Пять километров он как-нибудь проедет. Особенно если думать при этом о задачах по строительству медицинского центра, а не о прекрасных глазах Елены Николаевны Бесединой, ее длинной шее, аккуратной груди под тонким хлопком футболки и… Так, стоп!

В молодые годы Дмитрий, пусть и недолго, работал дальнобойщиком. Он тогда только окончил институт, а Женька еще учился, и маме было тяжело одной кормить семью, в которой два взрослых, крепких и постоянно хотящих есть парня, активно занимающихся спортом. Работа давала возможность помочь маме, и Дмитрий с упоением окунулся в нее, потому что других предложений не было.

За баранкой он провел примерно месяцев девять, не больше, потом приняв предложение друга отца взять на себя руководство небольшим подразделением его фирмы, которая тогда занималась поставками продуктов питания, сигарет и алкоголя. Фирма арендовала склады, площадей которых не хватало, нужно было строить свои. Насчет земли удалось договориться – выкупить ее у муниципалитета за копейки, но следить за строительством другу отца было совершенно некогда, потому что он занимался логистикой, сбытом и поддержанием нормальных отношений как с властью, так и с бандитами. Впрочем, разницы особой не было, потому что и те и другие отношения строились на откате.

Именно так Дмитрий и попал в строительный бизнес, оставив дальнобой в далеком прошлом, но сейчас вспомнил о том, как за девять месяцев смог повидать всю страну, от Мурманска до Иркутска, только на Камчатке и Чукотке не был. Из-за режима жесточайшей экономии его часто отправляли без напарника даже в очень далекие рейсы, и провести за рулем двое суток без сна было делом довольно привычным. Особенно, если товар скоропортящийся.

Тогда, чтобы не заснуть за рулем, Дмитрий и придумал ноу-хау, которое здорово его выручало. Правой рукой он рулил, периодически переключая передачи, а в левой держал иголку, которой тыкал себя в бедро, чувствуя, что его снова «повело». Боль от укола заставляла мгновенно проснуться, к концу рейса его левое бедро было все в дырках и царапинах, джинсы изнутри покрывались слоем подсохшей крови, но зато ни в одну аварию он, слава богу, не попал. Работал его метод, еще как работал!

И, кажется, сейчас без него тоже не обойтись. В бардачке лежал дорожный набор: нитки и иголка. Не терпящий небрежности Дмитрий всегда возил его с собой. Достав иголку потолще, он со всего размаха всадил ее себе в ногу, чтобы с физической болью избавиться от мучающего его неудобства другого рода, а заодно и от досады, что организм ведет себя глупо для сорока пяти лет.

Он вдруг вспомнил о Коко, – Катеньке, Катерине, пышногрудой блондинке, донимавшей его звонками и вопросами, когда же он, наконец, к ней приедет. Кажется, вчера он отделался от нее обещанием, что сегодня обязательно перезвонит, и они договорятся о встрече. Да, пожалуй, именно так он и сделает. Такие как Катенька очень подходят для того, чтобы сбросить напряжение. Вот и не будут глупые мысли лезть в голову, а оттуда расползаться по всему телу.

Правда, оставаться у нее ночевать не надо. Глупость он сделал в прошлый раз, когда позволил себя уговорить, нарушая свое же собственное правило. И ничего хорошего из этого не вышло, только застрявший лифт. Так что правило «кончил дело – слезай с тела», то есть поворачивайся и уходи, никто не отменял. То ли от того, что уколотая нога все еще болела, причем довольно ощутимо, то ли от мыслей о Катеньке, но накрывшее Дмитрия желание испарилось так же внезапно, как и возникло. Вот и хорошо, можно доехать до Плещеева озера, а там искупаться в уже прогревшейся воде и двигаться дальше, к дому.

Впрочем, доехав до озера, останавливаться Дмитрий не стал, погрузившись в деловые переговоры. Телефон звонил беспрестанно, так что стало не до пустяков, чему он был очень даже рад. Встречи, и реальные, и в ставшем модном приложении для онлайн-переговоров Zoom, он назначал с таким расчетом, чтобы с утра начать день в доме Яковлева. Обещание, данное Елене Бесединой, он не забыл. Посмотреть вместе смету и утвердить план работ нужно завтра, в субботу, а с понедельника начать реставрацию. Ему, Дмитрию, это только на руку, он должен запустить работу перед тем, как с головой погрузится в московский проект.

Отвечая на звонки, он несколько раз пропустил вызовы Коко. Катенька звонила ему с такой заслуживающей уважения настырностью, что он даже подивился слегка. Интересно, что ей от него так сильно надо? Девушка была высокой пробы, и Дмитрий был абсолютно уверен, что у нее есть какой-то постоянный покровитель. Хочет поменять надоевшего «папика» на него, Дмитрия Макарова? Он усмехнулся. Уж что-что, а такие притязания он умел останавливать на раз-два, с первой же встречи давая понять: в этом плане совершенно бесперспективен. Просто считает, что лишних денег не бывает? Возможно, но с учетом, что это не вопрос жизни и смерти, подобная настойчивость все равно вызывает сомнения. Влюбилась? В этом месте своих рассуждений Дмитрий захохотал в голос. Такие девушки, как Коко, не влюбляются. По крайней мере, с тех пор как окончили шестой класс.

В их единственную ночь он показал такой класс, что девушка мечтает о новых постельных утехах? Как бы ни хотелось считать именно так, он никогда не лгал самому себе. В поведении Коко, ее настойчивости и беспрестанных звонках крылась тайна, как подозревал Дмитрий, неприятная. А потому с ней требовалось разобраться. Конечно, можно было внести номер Катеньки в черный список, но оставлять за спиной невыясненную угрозу нельзя. Особенно сейчас.

Дмитрий Макаров прекрасно играл в покер, а потому решил беспристрастно дождаться прикупа, не скидывая свои карты. Бросив телефон на пассажирское сиденье, он просто ехал дальше, прикидывая через сколько минут Катенька предпримет следующую попытку дозвониться. Через тридцать? Пятнадцать? Она позвонила через восемь.

– Ко-отик, – услышал он тягучий голос в трубке и поморщился. – Ну наконе-ец-то. Я же соску-у-чилась. Ты уже освободился? Я слы-ышу, ты в машине е-едешь.

– Из Москвы, – довольно нелюбезно сообщил он. – Ты чего трезвонишь-то, Кать?

– У меня ве-ечер свободный, – сообщил телефон. – А ты ско-оро вернешься? Приезжа-ай сразу ко мне.

Вообще-то некоторое время назад он думал, что именно так и надо поступить. При всей очевидности ситуации плюсы в этом визите, несомненно, были. Физические в первую очередь.

– Я буду часа примерно через два, – сказал Дмитрий, бросив взгляд на часы.

– Я тогда приму ванну, полежу в душистой пене-е, – сообщил ангельский голосок, – встречу тебя голенькая, розовая, гладенькая. В общем, все организую, как ты любишь.

– Организуй еще что-нибудь пожрать, – сказал Дмитрий безмятежно. Описанная Коко картина ничуть его не взволновала. – А то я прямо после переговоров, с завтрака ничего не ел.

– Но у меня нет ничего, – девушка, кажется, растерялась. – Котик, ты же не думаешь, что я буду готовить?

– Не надо готовить, – Дмитрий вздохнул. – Закажи еду в ресторане, деньги я тебе сейчас переведу.

– Это без проблем, – повеселела Коко. – Приезжай, Котик, я очень тебя жду.