Академия под ударом
Часть 35 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сопровождавший понимающе покачал головой.
– Что ж, мы рады, что вы вернулись! Без ваших картин Большая энциклопедия королевской архитектуры была бы неполной. – Он обернулся к Оберону, который тащил мольберт, холст на подрамнике и сумку с красками и кистями, и осведомился: – Ну а ты, негодный мальчишка? По-прежнему изводишь своего господина?
– Никак нет! – ответил Оберон с тем лихим и придурковатым видом, который так любят всякие шишки на ровном месте. – Я стараюсь, м’лорд, накажи меня Господь, если не стараюсь!
Сопровождавший расхохотался.
– Никаких перемен к лучшему! – воскликнул он, и перед ними распахнулись двери большого коронационного зала.
Утром Оберон спросил, готова ли Элиза к тому, что ей придется рисовать. Когда он поставил мольберт с холстом, то Элиза вспомнила, как в детстве ее учили живописи – привозили в парк, к прудам и лебедям, и на какое-то время Элиза так глубоко погружалась в движения кисти и тот мир, который послушно отражался на ее холсте, что забывала, кто она и где находится. Была лишь кисть и рука, которая ею водила.
Учительница говорила, что таковы все восторженные девочки, которые любят красоту. Потом, глядя на свои детские рисунки, Элиза прекрасно понимала, что это была мазня. Куда ей до великого Аруни!
Но она хотя бы знает, с чего можно начать.
Некоторое время Элиза делала набросок – большие окна, что выходили в сад, давали достаточно света. Она не торопилась. Тронный зал торжественно дремал, и его колонны из серебристого мрамора казались часовыми на посту. Оберон посмотрел в окно, бесшумно прошел по залу, заглянул в приоткрытую дверь и кивнул каким-то своим мыслям. Где-то далеко пробили часы, и Оберон вдруг настороженно повел головой, словно услышал что-то подозрительное.
– Не двигаться! – по залу раскатился уверенный мужской голос. – Только шевельнитесь и в вас будут стрелять.
Значит, их разоблачили. Должно быть, великий Аруни успел оставить о себе неприятную память и вряд ли заявился бы во дворец вот так, внаглую. Элиза осторожно опустила кисть на подставку, и двери в зал распахнулись, пропуская вооруженную охрану. В ту же минуту Элиза увидела, что из тайных окошек почти у потолка на них с Обероном смотрят ружейные дула.
Что ж, надо было хотя бы попробовать. Вот и Оберон пропадет вместе с ней, и маленькая лисичка…
В зал вошел человек, которого до этого Элиза видела только в газетах и в волшебном зеркале. Вблизи Эдвард, ее двоюродный брат, выглядел не таким спокойным и холеным, как на снимках. Волнение смыло с короля лоск, и из-за облика уверенного венценосца вдруг выступил мальчик, который пошел на преступление, чтобы отвоевать свою игрушку.
– Я лично выгнал Аруни из дворца, – медленно проговорил Эдвард. Элиза смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Вот он, человек, который приказал убить ее отца, который охотился на нее, как на дикого зверя. – Он не отважился бы заявиться сюда.
Элиза понимающе кивнула. Оберон выступил так, чтобы закрыть ее собой, и со стороны это, должно быть, выглядело наивно и жалко.
– Здравствуй, Элиза, – произнес Эдвард. – Прими свой обычный вид… раз уж так.
Элиза усмехнулась.
– Для начала пусть твои люди опустят ружья, – сказала она. – Или мы обсудим при свидетелях, как именно был убит мой отец? И почему ты и твоя мать заняли чужое место?
Едва заметного движения головы Эдварда было достаточно, чтобы охрана опустила ружья и бесшумно покинула зал. Элиза посмотрела на Оберона, он кивнул, и они вынули свои пластинки артефактов. Глаза Эдварда нетерпеливо сверкнули.
Обратное превращение отдалось легкой болью в затылке. Должно быть, Эдвард ожидал, что Элиза не устоит на ногах, но она устояла.
– Почему ты не приказал стрелять? – небрежно поинтересовалась она. Вот он, внук Арнота, из тех, кто искалечил три поколения ее семьи, – Элиза сама удивилась тому, насколько спокойно вдруг сделалось на душе.
Эдвард не будет стрелять. Теперь он будет говорить и слушать.
– Бумаги, – коротко ответил он. – Раз ты заявилась сюда, значит, точно знаешь, где завещание моего деда. Оно мне нужно… – Эдвард ухмыльнулся и добавил: – На всякий случай.
Разумно. Можно убить Элизу прямо сейчас, но если она успела кому-то передать документы деда, то скоро придется ждать в гости самозванку, и не одну.
– Я его тебе отдам, – твердо сказала Элиза. Эдвард вопросительно поднял левую бровь: такого поворота он точно не ожидал. – Видишь ли, мне не нужен престол Сандарона.
Эдвард рассмеялся, словно Элиза сказала невероятную глупость. Он и представить себе не мог, как кто-то в здравом уме способен отказаться от короны.
И он, и его мать убивали за нее. А Элиза вдруг приходит и говорит, что ей не нужен престол Сандарона.
– А что же тебе нужно, милая кузина? – ласково осведомился Эдвард, и Элиза заметила, как напряглось и потяжелело лицо Оберона.
– Правда, – ответила Элиза, понимая, что сейчас Эдвард скажет все, и от этого понимания ее бросало то в жар, то в холод. – Как умер мой отец?
Эдвард усмехнулся.
– Он сказал, что если меня не остановит мое благоразумие, то это сделают его штыки. Я разрешил ему уйти, а мой личный зельевар отправил ему посланьице с Рукой мертвеца и вшитым в нее приказом. Дальше он все сделал сам.
Значит, Рука мертвеца. «Будет делать то, что приказано, даже если ему приказать прыгнуть с крыши», – зазвучал в ушах Элизы голос Анри.
– Так я и думала, – сказала она глухим неживым голосом. Зал вдруг наполнило осенним ветром с далеких гор, пахнущим снегом и смертью, и Оберон шагнул в сторону так, словно им руководила чужая воля.
Лицо Эдварда сделалось бледным, как восковая маска. Он почувствовал то, что сейчас входило в зал по воле Элизы, то, что она принесла с собой из академии. Элиза обошла ненужный уже мольберт, приблизилась к королю и, мягко опустив руки ему на плечи, негромко сказала:
– Я отрекаюсь от власти, Эдвард. За себя и свое потомство. Ты хочешь править – так будь хорошим королем. Я даю нерушимую клятву святого Лаврентия, что не буду мешать тебе.
На мгновение Элиза испугалась, что у нее ничего не получится. Но когда она сказала о нерушимой клятве, то вокруг ее рук поплыли золотые искры, окутывая ее и Эдварда. Силы, которые Элиза призвала на помощь, услышали ее. Растрепанная книга заклинаний, найденная Элизой в малой лаборатории, не соврала.
– Ты безумна, – едва слышно произнес Эдвард.
– Может быть, – ответила Элиза. – Но мне не нужна власть. Надеюсь, клятва тебя в этом убедила.
Эдвард ухмыльнулся. Элизе почудилось, что золотое облако слепило их в единое целое.
– Передумаешь – и она тебя убьет, – проронил Эдвард и добавил, словно выплюнул: – И твое потомство тоже.
– Я знаю! – рассмеялась Элиза, и золотое облако стало растекаться по залу. Ее клятву услышали и подтвердили те силы, которые стояли выше любой магии. Она улыбнулась и, опустив руки, отошла от Эдварда. Второй ее подарок он уже получил. – Я знаю и не передумаю.
– Дура, – процедил Эдвард. Краем глаза Элиза заметила, как Оберон смотрит на них – спокойный и в то же время готовый сорваться в любую минуту, как стрела с тетивы, он стоял так, словно готов был броситься на короля, если тот вдруг совершит глупость. – Ты могла бы стать королевой.
– Могла бы, – кивнула Элиза. – А стану матерью, женой… Это мне нравится намного больше. Мне только не нравится то, что твоя мать наградила меня оборотничеством. Я возвращаю этот подарок тебе, кузен, он мне не нужен.
Щедрая щепоть, о которой Анри рассказывал в первую их встречу, была едва заметной серебристой пыльцой; делая вид, что рисует, Элиза нанесла ее на ладони. Маленький ларчик с пыльцой стоял в лаборатории – однажды, разбирая вещи, Элиза направила на него лупу, и ларчик вспыхнул зеленым.
Тогда она поняла, как должна закончить историю с Эдвардом.
Эдварда качнуло. Какое-то время он стоял, вслушиваясь в себя, а затем нервными движениями принялся смахивать невидимую пыль с рукавов и плеч там, где до него дотронулась Элиза. Рой серебристых мошек окутал короля и с веселым звоном разлетелся во все стороны. Эдвард несколько раз тряхнул головой, словно пытался проснуться, его лицо исказилось мучительной судорогой.
– Щедрая щепоть? – уточнил Оберон. – Ваше величество, вас можно поздравить с оборотничеством?
Он запустил руку в волосы и расхохотался на весь дворец. Эдвард перевел на него потемневший взгляд, и Элиза испугалась, что он бросится. Не бросился – лишь стоял и смотрел, и его била дрожь.
На пол за его спиной упала тень – лисья, темная, осенняя.
– Оборотничество, которое вам дали с Щедрой щепотью, невозможно передать кому-то еще, – наставительным тоном заметил Оберон. – Примите совет специалиста, прямо сегодня вшейте ограничительную нить. До полнолуния еще далеко, но лучше не мешкать.
Движение руки Эдварда было молниеносным – Элиза взлетела в воздух, задыхаясь и пытаясь разжать пальцы, впившиеся в ее горло. Чужая ненависть, захлестнувшая ее, была настолько глубокой, что Элиза почти потеряла сознание. На несколько мгновений она перестала понимать, что происходит, и опомнилась, увидев, что Оберон закрывает ее собой, а Эдвард отшатнулся в сторону, с шипением и проклятиями баюкая отбитую руку. По шее и правой щеке короля расползались темные разводы, словно кто-то плеснул в него чернилами.
«Господи боже…» – только и смогла подумать Элиза.
– А вот это напрасно, – незнакомым свирепым тоном произнес Оберон. – Вы теперь связаны с моей женой. Попытаетесь убить ее – и Щедрая щепоть убьет вас. Наймете кого-то – умрете той же смертью. Отойдите лучше подальше… и позовите уже лейб-медика! Он вам нужен!
Эдвард застонал и почти без сознания осел на паркет. Оберон оглянулся на Элизу и спросил уже мягче:
– Это все? Мы можем идти?
– Да, – кивнула Элиза. – Только заберу кое-что.
* * *
Они вернулись в академию за час до того, как туда нагрянула большая правительственная инспекция. Стоя в комнате отдыха при своем деканате, Оберон смотрел в окно и думал о том, что никогда не видел такого количества чиновников в официальных красных плащах. Они высыпали во двор замка, словно снегири, слетевшие с веток – или это кто-то взял и разбросал грозди рябины.
Все было таким же, привычным, даже немного скучным – студенты, расписание занятий, желтые папки с отчетами по факультету, запах мела в аудиториях, – и все было совсем другим.
– Она красивая, правда? – спросила Элиза. Оберон отвернулся от окна и посмотрел на раскрытый сейф: там, на бархатной подушечке, лежала бриллиантовая диадема королевы Раймунды – та, которую должна была носить Анна. Элиза смотрела на нее спокойно и отстраненно, словно бесценная корона была просто пригоршней камней на берегу реки.
Оберон знал этот взгляд, он так смотрел на свои трофеи – когти и клыки чудовищ. Смотрел, вспоминал, как добыл их, и радовался, что победил.
И Элиза победила. Сокрушила порождение тьмы – а кто сказал, что Эдвард был хорошим человеком? – и обезопасила себя. Хорошая победа. Красивая. И трофей достойный.
– Красивая, – произнес Оберон вслух. – Пророчество сбылось.
Элиза улыбнулась. Строгая задумчивость покинула ее – перед Обероном была веселая и беззаботная девушка, которая сделала очень важное дело и теперь могла отдыхать. Пайпер, который так и светился от невыразимого счастья оттого, что хозяйка не бросила его и вернулась, сейчас пританцовывал возле ее ног.
Эдвард получил свое. Элиза вернула ему то, чем Раймунда наградила ее семью, – пусть теперь живет с этим, пусть передает своим детям. Захочет ли он вообще заводить детей в таком случае…
– И сбылось только сейчас, – заметила Элиза. – Я вернулась на север и забрала корону, которую у меня отняли.
Оберон подошел, обнял ее, по-прежнему до конца не веря, что все закончилось хорошо, и спросил:
– Ты уверена, что не пожалеешь об этом?
Он не увидел улыбки Элизы – просто почувствовал, что она улыбается.
– Нет, – ответила она. – Это было бы глупо, становиться королевой.
Оберон рассмеялся – он и в самом деле удивился. Все девушки хотят быть принцессами и королевами, а Элиза не хочет. До сих пор не хочет.
– Почему?
Элиза вздохнула. Отстранилась от него и ответила:
– Что ж, мы рады, что вы вернулись! Без ваших картин Большая энциклопедия королевской архитектуры была бы неполной. – Он обернулся к Оберону, который тащил мольберт, холст на подрамнике и сумку с красками и кистями, и осведомился: – Ну а ты, негодный мальчишка? По-прежнему изводишь своего господина?
– Никак нет! – ответил Оберон с тем лихим и придурковатым видом, который так любят всякие шишки на ровном месте. – Я стараюсь, м’лорд, накажи меня Господь, если не стараюсь!
Сопровождавший расхохотался.
– Никаких перемен к лучшему! – воскликнул он, и перед ними распахнулись двери большого коронационного зала.
Утром Оберон спросил, готова ли Элиза к тому, что ей придется рисовать. Когда он поставил мольберт с холстом, то Элиза вспомнила, как в детстве ее учили живописи – привозили в парк, к прудам и лебедям, и на какое-то время Элиза так глубоко погружалась в движения кисти и тот мир, который послушно отражался на ее холсте, что забывала, кто она и где находится. Была лишь кисть и рука, которая ею водила.
Учительница говорила, что таковы все восторженные девочки, которые любят красоту. Потом, глядя на свои детские рисунки, Элиза прекрасно понимала, что это была мазня. Куда ей до великого Аруни!
Но она хотя бы знает, с чего можно начать.
Некоторое время Элиза делала набросок – большие окна, что выходили в сад, давали достаточно света. Она не торопилась. Тронный зал торжественно дремал, и его колонны из серебристого мрамора казались часовыми на посту. Оберон посмотрел в окно, бесшумно прошел по залу, заглянул в приоткрытую дверь и кивнул каким-то своим мыслям. Где-то далеко пробили часы, и Оберон вдруг настороженно повел головой, словно услышал что-то подозрительное.
– Не двигаться! – по залу раскатился уверенный мужской голос. – Только шевельнитесь и в вас будут стрелять.
Значит, их разоблачили. Должно быть, великий Аруни успел оставить о себе неприятную память и вряд ли заявился бы во дворец вот так, внаглую. Элиза осторожно опустила кисть на подставку, и двери в зал распахнулись, пропуская вооруженную охрану. В ту же минуту Элиза увидела, что из тайных окошек почти у потолка на них с Обероном смотрят ружейные дула.
Что ж, надо было хотя бы попробовать. Вот и Оберон пропадет вместе с ней, и маленькая лисичка…
В зал вошел человек, которого до этого Элиза видела только в газетах и в волшебном зеркале. Вблизи Эдвард, ее двоюродный брат, выглядел не таким спокойным и холеным, как на снимках. Волнение смыло с короля лоск, и из-за облика уверенного венценосца вдруг выступил мальчик, который пошел на преступление, чтобы отвоевать свою игрушку.
– Я лично выгнал Аруни из дворца, – медленно проговорил Эдвард. Элиза смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Вот он, человек, который приказал убить ее отца, который охотился на нее, как на дикого зверя. – Он не отважился бы заявиться сюда.
Элиза понимающе кивнула. Оберон выступил так, чтобы закрыть ее собой, и со стороны это, должно быть, выглядело наивно и жалко.
– Здравствуй, Элиза, – произнес Эдвард. – Прими свой обычный вид… раз уж так.
Элиза усмехнулась.
– Для начала пусть твои люди опустят ружья, – сказала она. – Или мы обсудим при свидетелях, как именно был убит мой отец? И почему ты и твоя мать заняли чужое место?
Едва заметного движения головы Эдварда было достаточно, чтобы охрана опустила ружья и бесшумно покинула зал. Элиза посмотрела на Оберона, он кивнул, и они вынули свои пластинки артефактов. Глаза Эдварда нетерпеливо сверкнули.
Обратное превращение отдалось легкой болью в затылке. Должно быть, Эдвард ожидал, что Элиза не устоит на ногах, но она устояла.
– Почему ты не приказал стрелять? – небрежно поинтересовалась она. Вот он, внук Арнота, из тех, кто искалечил три поколения ее семьи, – Элиза сама удивилась тому, насколько спокойно вдруг сделалось на душе.
Эдвард не будет стрелять. Теперь он будет говорить и слушать.
– Бумаги, – коротко ответил он. – Раз ты заявилась сюда, значит, точно знаешь, где завещание моего деда. Оно мне нужно… – Эдвард ухмыльнулся и добавил: – На всякий случай.
Разумно. Можно убить Элизу прямо сейчас, но если она успела кому-то передать документы деда, то скоро придется ждать в гости самозванку, и не одну.
– Я его тебе отдам, – твердо сказала Элиза. Эдвард вопросительно поднял левую бровь: такого поворота он точно не ожидал. – Видишь ли, мне не нужен престол Сандарона.
Эдвард рассмеялся, словно Элиза сказала невероятную глупость. Он и представить себе не мог, как кто-то в здравом уме способен отказаться от короны.
И он, и его мать убивали за нее. А Элиза вдруг приходит и говорит, что ей не нужен престол Сандарона.
– А что же тебе нужно, милая кузина? – ласково осведомился Эдвард, и Элиза заметила, как напряглось и потяжелело лицо Оберона.
– Правда, – ответила Элиза, понимая, что сейчас Эдвард скажет все, и от этого понимания ее бросало то в жар, то в холод. – Как умер мой отец?
Эдвард усмехнулся.
– Он сказал, что если меня не остановит мое благоразумие, то это сделают его штыки. Я разрешил ему уйти, а мой личный зельевар отправил ему посланьице с Рукой мертвеца и вшитым в нее приказом. Дальше он все сделал сам.
Значит, Рука мертвеца. «Будет делать то, что приказано, даже если ему приказать прыгнуть с крыши», – зазвучал в ушах Элизы голос Анри.
– Так я и думала, – сказала она глухим неживым голосом. Зал вдруг наполнило осенним ветром с далеких гор, пахнущим снегом и смертью, и Оберон шагнул в сторону так, словно им руководила чужая воля.
Лицо Эдварда сделалось бледным, как восковая маска. Он почувствовал то, что сейчас входило в зал по воле Элизы, то, что она принесла с собой из академии. Элиза обошла ненужный уже мольберт, приблизилась к королю и, мягко опустив руки ему на плечи, негромко сказала:
– Я отрекаюсь от власти, Эдвард. За себя и свое потомство. Ты хочешь править – так будь хорошим королем. Я даю нерушимую клятву святого Лаврентия, что не буду мешать тебе.
На мгновение Элиза испугалась, что у нее ничего не получится. Но когда она сказала о нерушимой клятве, то вокруг ее рук поплыли золотые искры, окутывая ее и Эдварда. Силы, которые Элиза призвала на помощь, услышали ее. Растрепанная книга заклинаний, найденная Элизой в малой лаборатории, не соврала.
– Ты безумна, – едва слышно произнес Эдвард.
– Может быть, – ответила Элиза. – Но мне не нужна власть. Надеюсь, клятва тебя в этом убедила.
Эдвард ухмыльнулся. Элизе почудилось, что золотое облако слепило их в единое целое.
– Передумаешь – и она тебя убьет, – проронил Эдвард и добавил, словно выплюнул: – И твое потомство тоже.
– Я знаю! – рассмеялась Элиза, и золотое облако стало растекаться по залу. Ее клятву услышали и подтвердили те силы, которые стояли выше любой магии. Она улыбнулась и, опустив руки, отошла от Эдварда. Второй ее подарок он уже получил. – Я знаю и не передумаю.
– Дура, – процедил Эдвард. Краем глаза Элиза заметила, как Оберон смотрит на них – спокойный и в то же время готовый сорваться в любую минуту, как стрела с тетивы, он стоял так, словно готов был броситься на короля, если тот вдруг совершит глупость. – Ты могла бы стать королевой.
– Могла бы, – кивнула Элиза. – А стану матерью, женой… Это мне нравится намного больше. Мне только не нравится то, что твоя мать наградила меня оборотничеством. Я возвращаю этот подарок тебе, кузен, он мне не нужен.
Щедрая щепоть, о которой Анри рассказывал в первую их встречу, была едва заметной серебристой пыльцой; делая вид, что рисует, Элиза нанесла ее на ладони. Маленький ларчик с пыльцой стоял в лаборатории – однажды, разбирая вещи, Элиза направила на него лупу, и ларчик вспыхнул зеленым.
Тогда она поняла, как должна закончить историю с Эдвардом.
Эдварда качнуло. Какое-то время он стоял, вслушиваясь в себя, а затем нервными движениями принялся смахивать невидимую пыль с рукавов и плеч там, где до него дотронулась Элиза. Рой серебристых мошек окутал короля и с веселым звоном разлетелся во все стороны. Эдвард несколько раз тряхнул головой, словно пытался проснуться, его лицо исказилось мучительной судорогой.
– Щедрая щепоть? – уточнил Оберон. – Ваше величество, вас можно поздравить с оборотничеством?
Он запустил руку в волосы и расхохотался на весь дворец. Эдвард перевел на него потемневший взгляд, и Элиза испугалась, что он бросится. Не бросился – лишь стоял и смотрел, и его била дрожь.
На пол за его спиной упала тень – лисья, темная, осенняя.
– Оборотничество, которое вам дали с Щедрой щепотью, невозможно передать кому-то еще, – наставительным тоном заметил Оберон. – Примите совет специалиста, прямо сегодня вшейте ограничительную нить. До полнолуния еще далеко, но лучше не мешкать.
Движение руки Эдварда было молниеносным – Элиза взлетела в воздух, задыхаясь и пытаясь разжать пальцы, впившиеся в ее горло. Чужая ненависть, захлестнувшая ее, была настолько глубокой, что Элиза почти потеряла сознание. На несколько мгновений она перестала понимать, что происходит, и опомнилась, увидев, что Оберон закрывает ее собой, а Эдвард отшатнулся в сторону, с шипением и проклятиями баюкая отбитую руку. По шее и правой щеке короля расползались темные разводы, словно кто-то плеснул в него чернилами.
«Господи боже…» – только и смогла подумать Элиза.
– А вот это напрасно, – незнакомым свирепым тоном произнес Оберон. – Вы теперь связаны с моей женой. Попытаетесь убить ее – и Щедрая щепоть убьет вас. Наймете кого-то – умрете той же смертью. Отойдите лучше подальше… и позовите уже лейб-медика! Он вам нужен!
Эдвард застонал и почти без сознания осел на паркет. Оберон оглянулся на Элизу и спросил уже мягче:
– Это все? Мы можем идти?
– Да, – кивнула Элиза. – Только заберу кое-что.
* * *
Они вернулись в академию за час до того, как туда нагрянула большая правительственная инспекция. Стоя в комнате отдыха при своем деканате, Оберон смотрел в окно и думал о том, что никогда не видел такого количества чиновников в официальных красных плащах. Они высыпали во двор замка, словно снегири, слетевшие с веток – или это кто-то взял и разбросал грозди рябины.
Все было таким же, привычным, даже немного скучным – студенты, расписание занятий, желтые папки с отчетами по факультету, запах мела в аудиториях, – и все было совсем другим.
– Она красивая, правда? – спросила Элиза. Оберон отвернулся от окна и посмотрел на раскрытый сейф: там, на бархатной подушечке, лежала бриллиантовая диадема королевы Раймунды – та, которую должна была носить Анна. Элиза смотрела на нее спокойно и отстраненно, словно бесценная корона была просто пригоршней камней на берегу реки.
Оберон знал этот взгляд, он так смотрел на свои трофеи – когти и клыки чудовищ. Смотрел, вспоминал, как добыл их, и радовался, что победил.
И Элиза победила. Сокрушила порождение тьмы – а кто сказал, что Эдвард был хорошим человеком? – и обезопасила себя. Хорошая победа. Красивая. И трофей достойный.
– Красивая, – произнес Оберон вслух. – Пророчество сбылось.
Элиза улыбнулась. Строгая задумчивость покинула ее – перед Обероном была веселая и беззаботная девушка, которая сделала очень важное дело и теперь могла отдыхать. Пайпер, который так и светился от невыразимого счастья оттого, что хозяйка не бросила его и вернулась, сейчас пританцовывал возле ее ног.
Эдвард получил свое. Элиза вернула ему то, чем Раймунда наградила ее семью, – пусть теперь живет с этим, пусть передает своим детям. Захочет ли он вообще заводить детей в таком случае…
– И сбылось только сейчас, – заметила Элиза. – Я вернулась на север и забрала корону, которую у меня отняли.
Оберон подошел, обнял ее, по-прежнему до конца не веря, что все закончилось хорошо, и спросил:
– Ты уверена, что не пожалеешь об этом?
Он не увидел улыбки Элизы – просто почувствовал, что она улыбается.
– Нет, – ответила она. – Это было бы глупо, становиться королевой.
Оберон рассмеялся – он и в самом деле удивился. Все девушки хотят быть принцессами и королевами, а Элиза не хочет. До сих пор не хочет.
– Почему?
Элиза вздохнула. Отстранилась от него и ответила: