1972. Возвращение
Часть 23 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Писатель, сразу видно – улыбнулся Шелепин – Мастер слова! Но…нам сейчас нужны не слова, а дела.
– А я вам хотел дать еще кое-какие слова… – задумчиво сказал я – выслушаете? Думаю, это будет очень важно. И мне кажется, тут решать не только Семичастному. В основном – вам.
– Ну-ка, ну-ка…давайте! – Шелепин явно был заинтригован – От вас уже и не знаешь, чего ожидать. Что-то вспомнили?
– Да, вспомнил. И очень важное. Я мог бы это отдать напрямую, тем, кто в этом заинтересован больше всего, но…мне кажется, вы сможете извлечь из этого большую пользу. Очень большую!
– Не тяните, слушаю.
– Олимпийские игры в Мюнхене – медленно сказал я, глядя в глаза Шелепину. Мне очень хотелось понять, как он отреагирует на ЭТУ информацию – В начале сентября, и я знаю точную дату, боевики Палестинской организации Черный Сентябрь захватят Израильскую делегацию спортсменов. Погибнут одиннадцать человек, и среди них – недавний репатриант из Минска, наш спортсмен. Теракт будет организован или по прямому указанию Каддафи, или при его одобрении – до конца никто так и не знает. Но факт – когда тела пяти убитых террористов доставят в Ливию – их похоронят как героев. Трое оставшихся в живых террористов будут сидеть в тюрьме в Германии, а потом их освободят – после того, как соратники негодяев захватят немецкий самолет и потребуют освободить террористов. Израиль потом двадцать лет будет искать тех, кто готовил эту операцию, и уничтожать террористам там, где найдет. Кстати, уж не этой ли тактикой вы решили воспользоваться? «Омега» – для этого?
– В том числе – и для этого – кивнул Шелепин, явно напряженно соображая (даже лоб наморщил) – Но продолжайте. Почему такие потери? Почему не освободили заложников?
– Бездарное руководство! Трусость и подлость! Немецкие полицейские, которых переодели в летчиков и сунули в самолет, который дали террористам – испугались и ушли. Израиль просил у немцев разрешения использовать свой спецназ для освобождения заложников, но немцы не разрешили им действовать на немецкой территории. А эти немецкие бездари все прогадили! И потом взяли, и спокойно позволили террористам уйти. А вот теперь думайте, Александр Николаевич – как использовать эту информацию. Самим уничтожать террористов, или сообщить Израилю о теракте. Кстати, информацию о теракте немецкие власти получили от своего осведомителя из Ливана за три недели до теракта. Но просто наплевали на его сообщение. Олимпийская деревня охранялась из вон рук плохо – любой мог перелезть через забор и пойти туда, куда ему хочется. Знаете, Александр Николаевич, когда я читал об этом теракте, меня не оставляло ощущение, что террористам позволили совершить этот теракт. Власть сделала все, чтобы он был успешным. И еще один интересный факт: после теракта, когда хоронили израильских спортсменов, советская делегация отказалась участвовать в траурных мероприятиях. И я считаю – это позор! А вы…(я поглядел в лицо Шелепину) считаете, что это позор? Или на самом деле не стоило идти на панихиду вместе с остальными спортсменами?
Шелепин молчал, и не смотрел на меня. Потом все-таки ответил, после десятисекундной паузы:
– Это была ошибка. Так делать было нельзя. Какое бы ни было отношение к Израилю…спортсмены тут ни причем. И кроме того, это должно было дурно отразиться на отношении к Советскому Союзу. Я бы за такое наказал.
– А как вы относитесь к террористам вообще? – совсем уже обнаглел я – Вот к таким методам борьбы? Вы считаете допустимым ТАКОЕ?
– Михаил Семенович, вы забываетесь! – голос Шелепина был холоден как лед, а глаза его впились в мое лицо. И тут же он вдруг потух, как-то даже обмяк – Ладно, чего уж там…раз мы разговариваем откровенно. Израиль наш враг. Как и США. Израиль некогда обманул Сталина, а в шестьдесят седьмом году мы разорвали дипломатические отношения с Израилем после начала шестидневной войны. И вы это знаете, уверен. И когда эти отношения восстановятся, никто не…хмм…вы знаете, наверное?
– Знаю. В девяносто первом году – пожал я плечами – И через восемь дней после того, как нашим послом будут вручены верительные грамоты, Советский Союз перестанет существовать.
– Вот как?! – вздохнул Шелепин, и снова задумался – Двадцать лет! Двадцать лет…
– Тайные переговоры между Израилем и СССР будут проходить с восемьдесят пятого года, и вот…до девяносто первого. А потом…потом у нас будет безвизовый режим, и торговля. Особой дружбы не будет, они все равно ориентируются на США, но…не враги, точно. Тем более, что там половина Израиля наш народ. Бывший наш народ. Их там так и называют: «русские». У них свои кафе, свои ночные клубы, свои анклавы. Советские с местными почти не смешиваются. Живут, как привыкли жить у нас. Когда-нибудь конечно смешаются, но пока…вот так. И все-таки, как вы относитесь к такому вот терроризму? Знали бы вы, во что это выльется, эта поддержка террористов! Мы поддерживаем НАШИХ террористов, США поддерживает СВОИХ террористов, а в результате все в полном дерьме. Уже давно все умные люди говорят: нельзя поддерживать терроризм! Нельзя поощрять теракты! Это ударит в нас самих! Но дурацкое противостояние США и СССР – продолжается и в двухтысячных. И СССР нет уже, а ничего не изменилось. Даже хуже все стало. Впрочем – это уже не интересно.
– Очень даже интересно – возразил Шелепин – А что касается убийства спортсменов…ну как вы думаете, Михаил Семенович, хоть один нормальный человек это поддержит?
– Каддафи же поддержал – пожал я плечами – И с ним еще сотни тысяч, миллионы арабов. Кстати, с ними весь мир еще хлебнет горюшка! Поток арабов-эмигрантов захлестнет Европу! Я как-нибудь вам расскажу, во что вылилась политика США на Ближнем Востоке, и как они нагадили Европе! Специально нагадили, направив в нее поток этого эмигрантского дерьма!
– Зачем США гадить Европе? – удивился Шелепин – Европа заглядывает в рот США! Они же всех их держат за глотку! Европа – сателлит США!
– Европа зажирела и стала конкурентом США. Стала поговоривать о том, что той же Германии надо иметь свою армию. Что НАТО не нужно, и платить в него не имеет смысла. Что Советского Союза нет – а зачем тогда НАТО? И тогда США замутили несколько войн на Ближнем Востоке, в результате чего в Европе оказались миллионы беженцев – молодых, сильных, наглых и абсолютно не желающих работать. Самых настоящих бандитов! И Европа взвыла. Но это другая история. Давайте-ка решим, что делать с этим терактом, о котором я вам рассказал. Не думаете ли вы, что это реальный повод восстановить отношения с Израилем, повод показать всему миру, что мы против терроризма, что Союз не поддерживает такие мерзкие способы ведения войны? Александр Николаевич…я не отдал эту информацию американцам. А мог отдать. Не отдал потому, что вы с ней можете принести большую пользу нашей стране. Скажите, я могу на вас рассчитывать? Вы спасете израильских спортсменов?
Шелепин смотрел на меня немигающим взглядом, как на какого-то таракана, будто раздумывал – стоит ему меня раздавить, или нет. И…молчал. Молчал! И мне вдруг сделалось не по себе. Неужели ничего не меняется? Неужели эти люди так запросто бросят умирать одиннадцать человек просто потому, что им не нравится Израиль, или вообще – все еврейское племя? Интересно, а как бы поступил Брежнев, узнав такую новость? Я кстати помню, что когда обсуждалось, разрешать евреям уезжать, или нет – Брежнев выступил за разрешение. Хотя многие в ЦК были против эмиграции евреев. И только под давлением остальных членов ЦК была принята квота на эмиграцию, вместо свободного выезда. Так что антисемитом Брежнев точно не был. А вот про Шелепина я ничего такого не помню.
– Я обещаю, что израильские спортсмены не погибнут, и что теракт не состоится – тяжело сказал Шелепин, наконец-то сморгнув – Но вы должны описать мне во всех подробностях, что именно тогда произошло – с датами, временем, именами участников и тех, кто готовил теракт. Понятно?
– Понятно… – облегченно вздохнул я, хотел еще добавить кое-что, но Шелепин меня прервал:
– Давайте на будущее так: если у вас есть информация по чему-то подобному – теракту, или катастрофе где-то за рубежом, в первую очередь вы сообщаете ее нам, своему руководству. А уж мы решим, как ее использовать. Договорились?
– Если только у меня не будет крайней нужды, в первую очередь такую информацию я буду сообщать вам – подумав, сказал я.
– Что значит – «не будет крайней нужды»? – бесстрастно спросил Шелепин.
– Это значит, что я могу вспомнить что-то совершенно неожиданно, и в тот момент я не смогу с вами связаться, а решать нужно будет как можно быстрее. Например – буду находиться где-то далеко, в Штатах, или Австралии, а дозвониться до вас, сообщить…ну, вы поняли. Если будет наличествовать угроза людям, и я смогу ее предотвратить только срочно сообщив о ней – не вам… Тут еще ведь какой момент…я ведь для американцев провидец, и время от времени подкармливаю их информацией. Если совершенно перестану ее давать – что будет? Они шибко рассердятся, и станут строить мне козни. И если при этом пойдет поток предупреждений от вас, сопоставить – как дважды два четыре! То есть вам я даю информацию, а им – нет!
– Когда-нибудь вам придется выбирать, Михаил Семенович – усмехнулся Шелепин.
– А я давно выбрал – тоже усмехнулся я – Мою страну. Россию. СССР. И для нее я работаю. Для Родины. Но если я буду работать так тупо, что американцы перестанут меня воспринимать как своего, так какой тогда смысл в моей работе за бугром? Я ведь влияю на американское общественное мнение, даже на самого президента США. А вы хотите, чтобы я сидел только здесь? Так сказать – хотите положить меня под задницу? Вам не кажется это глупым делом? Нет уж, Александр Николаевич…я не дурак и не буду поступать так тупо, уж простите. Я делаю для страны все, что могу, и даже больше того, но…выполнять глупые приказы я не буду. Наелся этого добра, хватит!
– Ладно… – устало вздохнул Шелепин – Делайте, как знаете. Главное – наш приоритет в получении информации. И прежде чем ее слить – постарайтесь по возможности нас известить, что вы задумали. Хотя от вас скорее всего этого и не дождешься. Вы же герой! Мессия! Вам обязательно надо заткнуть своей задницей какую-никакую амбразуру! Все, проваливайте! И дайте мне Аносова. Вернее – Семичастному. Мне до ваших мелких проблемок… Мда. Идите, Михаил Семенович. И не шалите. Размахались по ресторанам! Прознают журналисты – будут вам интересные вопросы на пресс-конференции!
Шелепин встал и пошел к своему столу, а я – в противоположную сторону. Все было сказано, говорить пока больше не о чем. Я прощупал его, он – меня. Посмотрим, во что это все выльется.
Меня проводили до выхода, где ждала машина, и через несколько минут я уже выезжал из Кремля. А еще через несколько минут уже подъезжал к высотке на Котельнической, которую воспринимал теперь как свой дом родной. К хорошему человек быстро привыкает…
Поздоровавшись с консьержами и милиционерами, в лифт к знакомому уже мужичку-лифтеру (Привет, Яков Иваныч! Здравствуйте, Михаил Семенович!), и вот я уже звоню в дверь своей квартиры, держа в руках кожаный портфель с деньгами и «чеками».
Когда шел к Шелепину – оставил портфель в машине, ну не таскаться же с подозрительным предметам по этажам Сената? Все равно пришлось бы оставить в приемной, так какая разница – в приемной, или в машине?
Ольга открыла через несколько секунд, будто стояла у двери. Она уже была в домашней одежде – в шортах и топике. И в мохнатых тапочках с помпонами. Надо уже приучаться заново ходить дома так, как ходят русские – в тапочках. Нечего грязь в дом тащить. Весна на дворе! Грязно.
Не спросила меня – зачем приглашал Шелепин. Соображает! Во-первых, это не ее дело. Мало ли какие государственные тайны мы там обсуждали! Во-вторых…хватит и «во-первых». Надо будет что-то рассказать – так я и без ее вопросов расскажу.
Первым делом – на кухню. Время-то уже…за полдень! Сколько я там у Шелепина просидел? Больше часа. А обедать-то и не обедал. Не покормил меня Генеральный Секретарь КПСС! Совсем распустились, понимаешь ли! Сам Михаил Карпов от них голодным уходит! Хе хе…
Понедельник. Сегодня уже понедельник. Не знаешь, за что первое и схватиться…столько дел – голова кругом! Но первым делом – бутерброд и горячего чаю.
И только я закончил заталкивать в себя третий бутерброд с колбасой – звонок в дверь. И кто это там по мою душу? Хотел пойти открыть, но Ольгу уже поскакала к двери. Действительно, зачем секретарша, если ты сам открываешь дверь? Я как-то уже и начал забывать, что она вообще-то моя секретарша. Хмм…с этими событиями слегка подзабыл что я вообще-то и писатель…книжки-то когда продолжу писать? Все судьбами мира занимаюсь! Все вселенную спасаю!
– Здравствуйте! – слышу растерянный голос Ольги, чье-то басистое бормотание, и снова голос Ольги – Михаил Семенович!
Вздохнув, встаю из-за стола, окинув взглядом недопитую кружку чая, и тащусь в прихожую, готовясь увидеть очередного мужчину с невыразительным лицом тихого убийцы. Однако…челюсть у меня едва не отвисает: вместо невыразительного мужчины в прихожей стоит женщина. Нет, не так – Женщина! Рост – как у меня, под 190, может быть даже и выше, но в остальном – женщина, как женщина. Приятное лицо практически без краски, округлые бедра угадываются под бежевым плащом, распахнутым на две стороны. Юбка чуть ниже колен, выше юбки – тонкий свитер, или как ее еще называют «водолазка», которая обтягивает довольно-таки внушительные округлости груди. Живот плоский, как у спортсменки, и вообще этой даме дай весло для гребли на каноэ – и получится настоящая гранитная статуя!
Я встречал одну такую женщину в своей жизни – она кулаком разбивала доску в три сантиметра и разгибала подкову. Обычная женщина, просто в роду у них все были силачи. И отец ее, и братья. Жила в райцентре, куда нас направили в «шарашку» (так мы ее называли) для переподготовки. Настя ее звали. Я познакомился с ней в увольнении, и…хмм…в общем – незабываемые были встречи!
И вот – ее копия! Лет тридцать-тридцать пять на вид, цирковая силачка, да и только!
– Здравствуйте – женщина улыбнулась, обнажив белые, как искусственные зубы. Такие белые бывают только у негров, или же у тех, кто поставил дорогие импланты – Меня зовут Настя (я чуть не вздрогнул!). Анастасия Соломина. Меня направили к вам в качестве домработницы. Если вы не против, конечно.
Я пока что ничего не мог сказать – против я, или нет. О чем тут же известил претендентку на рабочее место. Известил, и предложил снять плащ и пройти со мной на кухню.
Настя повесила плащ в шкаф, сунув в него плечики (мне это понравилось, значит – аккуратная), и прошла на кухню, где остановилась возле стола, видимо ожидая приглашения. Я ее пригласил присесть, Настя кивнула и села за стол.
– Настя… – начал я разговор, внимательно глядя в безмятежно-спокойное лицо женщины – Вы в каком звании?
– Старший лейтенант – ни на секунду не задумалась, ответила она.
– Каковы ваши функции относительно меня?
И снова не удивилась, ни один мускул на лице не дрогнул:
– Домработница. Убираться в доме, готовить, стирать, полностью обеспечивать ваши потребности.
Ольга позади меня даже хмыкнула – это до какой степени обеспечивать? И какие потребности? А если я в постель попрошу со мной лечь?
Настя чуть улыбнулась, будто услышав мои мысли, пояснила:
– Нет, для этого у вас уже есть подруга.
– А вы замужем?
– Нет, не замужем – Настя явно нахмурилась – Была замужем, но муж погиб. Детей нет.
– Кроме обязанностей домработницы у вас есть еще обязанности?
– Я ваш телохранитель – и опять не дрогнул ни один мускул – Я буду сопровождать вас в поездках и следить, чтобы вы не были голодны, и чтобы ваша спина была защищена.
И докладывать, так сказать «освещать» мою деятельность – закончил я про себя.
– Вообще-то просил просто домработницу, не просил телохранителя – слегка сварливо заявил я – На кой черт мне телохранитель? И как это будет выглядеть, когда меня станут сопровождать две женщины, одна другой интереснее? Гарем, что ли?
– Я хорошо готовлю, люблю готовить. Работы не боюсь. Хорошо стреляю, быстро бегаю. В борьбе меня могут победить немногие, обычно мужчины боятся со мной связываться. Я вам пригожусь, обещаю! Конечно, вы можете меня отослать, попросить кого-нибудь еще, но…мне кажется, я лучший для вас вариант.
– Шампунь и кондиционер, два в одном – пробормотал я под нос, и тут же опомнился под удивленным взглядом Насти – Не обращайте внимания. Я иногда бормочу невесть что…это я так думаю. Настя, а зачем вам это надо? Нет, не так, только честно – вы хотите на меня работать? Или это чисто по службе?
– Хочу! – Настя даже не задумалась ни на секунду – Вы мне нравитесь! И как человек, и как писатель. Я все ваши книжки прочитала, и на русском, и на английском. Я обожаю ваши книги! Когда мне предложили стать вашей домработницей и телохранителем – я обрадовалась, и тут же согласилась. И вот…я у вас. Я хорошо вожу машину, говорю на трех языках – английский, французский и немецкий. Как уже сказала – хорошо стреляю и умею драться. И вкусно готовлю.
– Вы прихрамываете при ходьбе на левую ногу…почему?
Мой вопрос слегка смутил Настю, но она тут же ответила:
– Травма. Но я уже практически восстановилась.
– Ранение? Или бытовая травма? – не отставал я.
– Можно, я не буду отвечать на этот вопрос? – потупила взгляд Настя.
– Хмм…понятно – вздохнул я, которому ничего не было понятно. Вьетнам если только? Или какие-то пограничные дела? Типа с Китаем? На границе с Китаем последние годы неспокойно…
– Вы не будете демонстрировать свое удостоверение – начал я, почти нараспев – Никто не должен знать, что вы служите в Комитете. Вы делаете то, что я скажу, даже если мои требования вам покажутся странными. Вначале делаете, а потом спрашиваете – зачем. Но будьте уверены, лишнего я не потребую. Вы не будете без моего разрешения таскаться за мной по пятам, изображая бодигарда («Кого?!» – спросила Настя, но я не ответил). Решу, что надо взять вас с собой – значит, возьму. Не решу – делаете то, что я вам прикажу. Я ваш командир. Далее – зарплата ваша двести рублей в месяц. Тихо, ничего не говорите. Мы оформим это договором и зафиксируем в финчасти. То есть – для всех вы моя домработница. И секретарь. Ольга нахмурилась, почти с неприязнью глядя на «конкурентку». Нуужто ревнует?! Надо же…
Кстати, на кого похож этот гренадер в юбке…блондинка, глаза голубые, прическа каре…опа! Да это Бриенна Тарт! Или, точнее, Гвендолин Кристи! В оригинале у Мартина – Бриенна очень уж уродливая баба, просто чудовище какое-то. А в фильме вполне себе ничего красотка. И эта – если не копия, то очень уж похожа. Такая же спокойно-сильная, уверенная в себе.
– Сколько вам лет, Настя?
– Двадцать семь – ответила девушка (теперь я не могу называть ее «мадам»), и видя, как я удивился, пожала могучими плечами – Я выгляжу старше. Так…получилось.
– Я много плакала, а потом стала ведьмой… – по своей дурацкой привычке сыпать цитатами пробормотал я, и наткнувшись на взгляд «Бриенны», усмехнулся – Привыкайте. Вечно несу какую-нибудь ерунду, все, что в голову приходит. А это цитата из Булгакова.
– «Мастер и Маргарита»? – удивила меня Настя, и я озадаченно кивнул:
– Ну…да. Знаете?
– А я вам хотел дать еще кое-какие слова… – задумчиво сказал я – выслушаете? Думаю, это будет очень важно. И мне кажется, тут решать не только Семичастному. В основном – вам.
– Ну-ка, ну-ка…давайте! – Шелепин явно был заинтригован – От вас уже и не знаешь, чего ожидать. Что-то вспомнили?
– Да, вспомнил. И очень важное. Я мог бы это отдать напрямую, тем, кто в этом заинтересован больше всего, но…мне кажется, вы сможете извлечь из этого большую пользу. Очень большую!
– Не тяните, слушаю.
– Олимпийские игры в Мюнхене – медленно сказал я, глядя в глаза Шелепину. Мне очень хотелось понять, как он отреагирует на ЭТУ информацию – В начале сентября, и я знаю точную дату, боевики Палестинской организации Черный Сентябрь захватят Израильскую делегацию спортсменов. Погибнут одиннадцать человек, и среди них – недавний репатриант из Минска, наш спортсмен. Теракт будет организован или по прямому указанию Каддафи, или при его одобрении – до конца никто так и не знает. Но факт – когда тела пяти убитых террористов доставят в Ливию – их похоронят как героев. Трое оставшихся в живых террористов будут сидеть в тюрьме в Германии, а потом их освободят – после того, как соратники негодяев захватят немецкий самолет и потребуют освободить террористов. Израиль потом двадцать лет будет искать тех, кто готовил эту операцию, и уничтожать террористам там, где найдет. Кстати, уж не этой ли тактикой вы решили воспользоваться? «Омега» – для этого?
– В том числе – и для этого – кивнул Шелепин, явно напряженно соображая (даже лоб наморщил) – Но продолжайте. Почему такие потери? Почему не освободили заложников?
– Бездарное руководство! Трусость и подлость! Немецкие полицейские, которых переодели в летчиков и сунули в самолет, который дали террористам – испугались и ушли. Израиль просил у немцев разрешения использовать свой спецназ для освобождения заложников, но немцы не разрешили им действовать на немецкой территории. А эти немецкие бездари все прогадили! И потом взяли, и спокойно позволили террористам уйти. А вот теперь думайте, Александр Николаевич – как использовать эту информацию. Самим уничтожать террористов, или сообщить Израилю о теракте. Кстати, информацию о теракте немецкие власти получили от своего осведомителя из Ливана за три недели до теракта. Но просто наплевали на его сообщение. Олимпийская деревня охранялась из вон рук плохо – любой мог перелезть через забор и пойти туда, куда ему хочется. Знаете, Александр Николаевич, когда я читал об этом теракте, меня не оставляло ощущение, что террористам позволили совершить этот теракт. Власть сделала все, чтобы он был успешным. И еще один интересный факт: после теракта, когда хоронили израильских спортсменов, советская делегация отказалась участвовать в траурных мероприятиях. И я считаю – это позор! А вы…(я поглядел в лицо Шелепину) считаете, что это позор? Или на самом деле не стоило идти на панихиду вместе с остальными спортсменами?
Шелепин молчал, и не смотрел на меня. Потом все-таки ответил, после десятисекундной паузы:
– Это была ошибка. Так делать было нельзя. Какое бы ни было отношение к Израилю…спортсмены тут ни причем. И кроме того, это должно было дурно отразиться на отношении к Советскому Союзу. Я бы за такое наказал.
– А как вы относитесь к террористам вообще? – совсем уже обнаглел я – Вот к таким методам борьбы? Вы считаете допустимым ТАКОЕ?
– Михаил Семенович, вы забываетесь! – голос Шелепина был холоден как лед, а глаза его впились в мое лицо. И тут же он вдруг потух, как-то даже обмяк – Ладно, чего уж там…раз мы разговариваем откровенно. Израиль наш враг. Как и США. Израиль некогда обманул Сталина, а в шестьдесят седьмом году мы разорвали дипломатические отношения с Израилем после начала шестидневной войны. И вы это знаете, уверен. И когда эти отношения восстановятся, никто не…хмм…вы знаете, наверное?
– Знаю. В девяносто первом году – пожал я плечами – И через восемь дней после того, как нашим послом будут вручены верительные грамоты, Советский Союз перестанет существовать.
– Вот как?! – вздохнул Шелепин, и снова задумался – Двадцать лет! Двадцать лет…
– Тайные переговоры между Израилем и СССР будут проходить с восемьдесят пятого года, и вот…до девяносто первого. А потом…потом у нас будет безвизовый режим, и торговля. Особой дружбы не будет, они все равно ориентируются на США, но…не враги, точно. Тем более, что там половина Израиля наш народ. Бывший наш народ. Их там так и называют: «русские». У них свои кафе, свои ночные клубы, свои анклавы. Советские с местными почти не смешиваются. Живут, как привыкли жить у нас. Когда-нибудь конечно смешаются, но пока…вот так. И все-таки, как вы относитесь к такому вот терроризму? Знали бы вы, во что это выльется, эта поддержка террористов! Мы поддерживаем НАШИХ террористов, США поддерживает СВОИХ террористов, а в результате все в полном дерьме. Уже давно все умные люди говорят: нельзя поддерживать терроризм! Нельзя поощрять теракты! Это ударит в нас самих! Но дурацкое противостояние США и СССР – продолжается и в двухтысячных. И СССР нет уже, а ничего не изменилось. Даже хуже все стало. Впрочем – это уже не интересно.
– Очень даже интересно – возразил Шелепин – А что касается убийства спортсменов…ну как вы думаете, Михаил Семенович, хоть один нормальный человек это поддержит?
– Каддафи же поддержал – пожал я плечами – И с ним еще сотни тысяч, миллионы арабов. Кстати, с ними весь мир еще хлебнет горюшка! Поток арабов-эмигрантов захлестнет Европу! Я как-нибудь вам расскажу, во что вылилась политика США на Ближнем Востоке, и как они нагадили Европе! Специально нагадили, направив в нее поток этого эмигрантского дерьма!
– Зачем США гадить Европе? – удивился Шелепин – Европа заглядывает в рот США! Они же всех их держат за глотку! Европа – сателлит США!
– Европа зажирела и стала конкурентом США. Стала поговоривать о том, что той же Германии надо иметь свою армию. Что НАТО не нужно, и платить в него не имеет смысла. Что Советского Союза нет – а зачем тогда НАТО? И тогда США замутили несколько войн на Ближнем Востоке, в результате чего в Европе оказались миллионы беженцев – молодых, сильных, наглых и абсолютно не желающих работать. Самых настоящих бандитов! И Европа взвыла. Но это другая история. Давайте-ка решим, что делать с этим терактом, о котором я вам рассказал. Не думаете ли вы, что это реальный повод восстановить отношения с Израилем, повод показать всему миру, что мы против терроризма, что Союз не поддерживает такие мерзкие способы ведения войны? Александр Николаевич…я не отдал эту информацию американцам. А мог отдать. Не отдал потому, что вы с ней можете принести большую пользу нашей стране. Скажите, я могу на вас рассчитывать? Вы спасете израильских спортсменов?
Шелепин смотрел на меня немигающим взглядом, как на какого-то таракана, будто раздумывал – стоит ему меня раздавить, или нет. И…молчал. Молчал! И мне вдруг сделалось не по себе. Неужели ничего не меняется? Неужели эти люди так запросто бросят умирать одиннадцать человек просто потому, что им не нравится Израиль, или вообще – все еврейское племя? Интересно, а как бы поступил Брежнев, узнав такую новость? Я кстати помню, что когда обсуждалось, разрешать евреям уезжать, или нет – Брежнев выступил за разрешение. Хотя многие в ЦК были против эмиграции евреев. И только под давлением остальных членов ЦК была принята квота на эмиграцию, вместо свободного выезда. Так что антисемитом Брежнев точно не был. А вот про Шелепина я ничего такого не помню.
– Я обещаю, что израильские спортсмены не погибнут, и что теракт не состоится – тяжело сказал Шелепин, наконец-то сморгнув – Но вы должны описать мне во всех подробностях, что именно тогда произошло – с датами, временем, именами участников и тех, кто готовил теракт. Понятно?
– Понятно… – облегченно вздохнул я, хотел еще добавить кое-что, но Шелепин меня прервал:
– Давайте на будущее так: если у вас есть информация по чему-то подобному – теракту, или катастрофе где-то за рубежом, в первую очередь вы сообщаете ее нам, своему руководству. А уж мы решим, как ее использовать. Договорились?
– Если только у меня не будет крайней нужды, в первую очередь такую информацию я буду сообщать вам – подумав, сказал я.
– Что значит – «не будет крайней нужды»? – бесстрастно спросил Шелепин.
– Это значит, что я могу вспомнить что-то совершенно неожиданно, и в тот момент я не смогу с вами связаться, а решать нужно будет как можно быстрее. Например – буду находиться где-то далеко, в Штатах, или Австралии, а дозвониться до вас, сообщить…ну, вы поняли. Если будет наличествовать угроза людям, и я смогу ее предотвратить только срочно сообщив о ней – не вам… Тут еще ведь какой момент…я ведь для американцев провидец, и время от времени подкармливаю их информацией. Если совершенно перестану ее давать – что будет? Они шибко рассердятся, и станут строить мне козни. И если при этом пойдет поток предупреждений от вас, сопоставить – как дважды два четыре! То есть вам я даю информацию, а им – нет!
– Когда-нибудь вам придется выбирать, Михаил Семенович – усмехнулся Шелепин.
– А я давно выбрал – тоже усмехнулся я – Мою страну. Россию. СССР. И для нее я работаю. Для Родины. Но если я буду работать так тупо, что американцы перестанут меня воспринимать как своего, так какой тогда смысл в моей работе за бугром? Я ведь влияю на американское общественное мнение, даже на самого президента США. А вы хотите, чтобы я сидел только здесь? Так сказать – хотите положить меня под задницу? Вам не кажется это глупым делом? Нет уж, Александр Николаевич…я не дурак и не буду поступать так тупо, уж простите. Я делаю для страны все, что могу, и даже больше того, но…выполнять глупые приказы я не буду. Наелся этого добра, хватит!
– Ладно… – устало вздохнул Шелепин – Делайте, как знаете. Главное – наш приоритет в получении информации. И прежде чем ее слить – постарайтесь по возможности нас известить, что вы задумали. Хотя от вас скорее всего этого и не дождешься. Вы же герой! Мессия! Вам обязательно надо заткнуть своей задницей какую-никакую амбразуру! Все, проваливайте! И дайте мне Аносова. Вернее – Семичастному. Мне до ваших мелких проблемок… Мда. Идите, Михаил Семенович. И не шалите. Размахались по ресторанам! Прознают журналисты – будут вам интересные вопросы на пресс-конференции!
Шелепин встал и пошел к своему столу, а я – в противоположную сторону. Все было сказано, говорить пока больше не о чем. Я прощупал его, он – меня. Посмотрим, во что это все выльется.
Меня проводили до выхода, где ждала машина, и через несколько минут я уже выезжал из Кремля. А еще через несколько минут уже подъезжал к высотке на Котельнической, которую воспринимал теперь как свой дом родной. К хорошему человек быстро привыкает…
Поздоровавшись с консьержами и милиционерами, в лифт к знакомому уже мужичку-лифтеру (Привет, Яков Иваныч! Здравствуйте, Михаил Семенович!), и вот я уже звоню в дверь своей квартиры, держа в руках кожаный портфель с деньгами и «чеками».
Когда шел к Шелепину – оставил портфель в машине, ну не таскаться же с подозрительным предметам по этажам Сената? Все равно пришлось бы оставить в приемной, так какая разница – в приемной, или в машине?
Ольга открыла через несколько секунд, будто стояла у двери. Она уже была в домашней одежде – в шортах и топике. И в мохнатых тапочках с помпонами. Надо уже приучаться заново ходить дома так, как ходят русские – в тапочках. Нечего грязь в дом тащить. Весна на дворе! Грязно.
Не спросила меня – зачем приглашал Шелепин. Соображает! Во-первых, это не ее дело. Мало ли какие государственные тайны мы там обсуждали! Во-вторых…хватит и «во-первых». Надо будет что-то рассказать – так я и без ее вопросов расскажу.
Первым делом – на кухню. Время-то уже…за полдень! Сколько я там у Шелепина просидел? Больше часа. А обедать-то и не обедал. Не покормил меня Генеральный Секретарь КПСС! Совсем распустились, понимаешь ли! Сам Михаил Карпов от них голодным уходит! Хе хе…
Понедельник. Сегодня уже понедельник. Не знаешь, за что первое и схватиться…столько дел – голова кругом! Но первым делом – бутерброд и горячего чаю.
И только я закончил заталкивать в себя третий бутерброд с колбасой – звонок в дверь. И кто это там по мою душу? Хотел пойти открыть, но Ольгу уже поскакала к двери. Действительно, зачем секретарша, если ты сам открываешь дверь? Я как-то уже и начал забывать, что она вообще-то моя секретарша. Хмм…с этими событиями слегка подзабыл что я вообще-то и писатель…книжки-то когда продолжу писать? Все судьбами мира занимаюсь! Все вселенную спасаю!
– Здравствуйте! – слышу растерянный голос Ольги, чье-то басистое бормотание, и снова голос Ольги – Михаил Семенович!
Вздохнув, встаю из-за стола, окинув взглядом недопитую кружку чая, и тащусь в прихожую, готовясь увидеть очередного мужчину с невыразительным лицом тихого убийцы. Однако…челюсть у меня едва не отвисает: вместо невыразительного мужчины в прихожей стоит женщина. Нет, не так – Женщина! Рост – как у меня, под 190, может быть даже и выше, но в остальном – женщина, как женщина. Приятное лицо практически без краски, округлые бедра угадываются под бежевым плащом, распахнутым на две стороны. Юбка чуть ниже колен, выше юбки – тонкий свитер, или как ее еще называют «водолазка», которая обтягивает довольно-таки внушительные округлости груди. Живот плоский, как у спортсменки, и вообще этой даме дай весло для гребли на каноэ – и получится настоящая гранитная статуя!
Я встречал одну такую женщину в своей жизни – она кулаком разбивала доску в три сантиметра и разгибала подкову. Обычная женщина, просто в роду у них все были силачи. И отец ее, и братья. Жила в райцентре, куда нас направили в «шарашку» (так мы ее называли) для переподготовки. Настя ее звали. Я познакомился с ней в увольнении, и…хмм…в общем – незабываемые были встречи!
И вот – ее копия! Лет тридцать-тридцать пять на вид, цирковая силачка, да и только!
– Здравствуйте – женщина улыбнулась, обнажив белые, как искусственные зубы. Такие белые бывают только у негров, или же у тех, кто поставил дорогие импланты – Меня зовут Настя (я чуть не вздрогнул!). Анастасия Соломина. Меня направили к вам в качестве домработницы. Если вы не против, конечно.
Я пока что ничего не мог сказать – против я, или нет. О чем тут же известил претендентку на рабочее место. Известил, и предложил снять плащ и пройти со мной на кухню.
Настя повесила плащ в шкаф, сунув в него плечики (мне это понравилось, значит – аккуратная), и прошла на кухню, где остановилась возле стола, видимо ожидая приглашения. Я ее пригласил присесть, Настя кивнула и села за стол.
– Настя… – начал я разговор, внимательно глядя в безмятежно-спокойное лицо женщины – Вы в каком звании?
– Старший лейтенант – ни на секунду не задумалась, ответила она.
– Каковы ваши функции относительно меня?
И снова не удивилась, ни один мускул на лице не дрогнул:
– Домработница. Убираться в доме, готовить, стирать, полностью обеспечивать ваши потребности.
Ольга позади меня даже хмыкнула – это до какой степени обеспечивать? И какие потребности? А если я в постель попрошу со мной лечь?
Настя чуть улыбнулась, будто услышав мои мысли, пояснила:
– Нет, для этого у вас уже есть подруга.
– А вы замужем?
– Нет, не замужем – Настя явно нахмурилась – Была замужем, но муж погиб. Детей нет.
– Кроме обязанностей домработницы у вас есть еще обязанности?
– Я ваш телохранитель – и опять не дрогнул ни один мускул – Я буду сопровождать вас в поездках и следить, чтобы вы не были голодны, и чтобы ваша спина была защищена.
И докладывать, так сказать «освещать» мою деятельность – закончил я про себя.
– Вообще-то просил просто домработницу, не просил телохранителя – слегка сварливо заявил я – На кой черт мне телохранитель? И как это будет выглядеть, когда меня станут сопровождать две женщины, одна другой интереснее? Гарем, что ли?
– Я хорошо готовлю, люблю готовить. Работы не боюсь. Хорошо стреляю, быстро бегаю. В борьбе меня могут победить немногие, обычно мужчины боятся со мной связываться. Я вам пригожусь, обещаю! Конечно, вы можете меня отослать, попросить кого-нибудь еще, но…мне кажется, я лучший для вас вариант.
– Шампунь и кондиционер, два в одном – пробормотал я под нос, и тут же опомнился под удивленным взглядом Насти – Не обращайте внимания. Я иногда бормочу невесть что…это я так думаю. Настя, а зачем вам это надо? Нет, не так, только честно – вы хотите на меня работать? Или это чисто по службе?
– Хочу! – Настя даже не задумалась ни на секунду – Вы мне нравитесь! И как человек, и как писатель. Я все ваши книжки прочитала, и на русском, и на английском. Я обожаю ваши книги! Когда мне предложили стать вашей домработницей и телохранителем – я обрадовалась, и тут же согласилась. И вот…я у вас. Я хорошо вожу машину, говорю на трех языках – английский, французский и немецкий. Как уже сказала – хорошо стреляю и умею драться. И вкусно готовлю.
– Вы прихрамываете при ходьбе на левую ногу…почему?
Мой вопрос слегка смутил Настю, но она тут же ответила:
– Травма. Но я уже практически восстановилась.
– Ранение? Или бытовая травма? – не отставал я.
– Можно, я не буду отвечать на этот вопрос? – потупила взгляд Настя.
– Хмм…понятно – вздохнул я, которому ничего не было понятно. Вьетнам если только? Или какие-то пограничные дела? Типа с Китаем? На границе с Китаем последние годы неспокойно…
– Вы не будете демонстрировать свое удостоверение – начал я, почти нараспев – Никто не должен знать, что вы служите в Комитете. Вы делаете то, что я скажу, даже если мои требования вам покажутся странными. Вначале делаете, а потом спрашиваете – зачем. Но будьте уверены, лишнего я не потребую. Вы не будете без моего разрешения таскаться за мной по пятам, изображая бодигарда («Кого?!» – спросила Настя, но я не ответил). Решу, что надо взять вас с собой – значит, возьму. Не решу – делаете то, что я вам прикажу. Я ваш командир. Далее – зарплата ваша двести рублей в месяц. Тихо, ничего не говорите. Мы оформим это договором и зафиксируем в финчасти. То есть – для всех вы моя домработница. И секретарь. Ольга нахмурилась, почти с неприязнью глядя на «конкурентку». Нуужто ревнует?! Надо же…
Кстати, на кого похож этот гренадер в юбке…блондинка, глаза голубые, прическа каре…опа! Да это Бриенна Тарт! Или, точнее, Гвендолин Кристи! В оригинале у Мартина – Бриенна очень уж уродливая баба, просто чудовище какое-то. А в фильме вполне себе ничего красотка. И эта – если не копия, то очень уж похожа. Такая же спокойно-сильная, уверенная в себе.
– Сколько вам лет, Настя?
– Двадцать семь – ответила девушка (теперь я не могу называть ее «мадам»), и видя, как я удивился, пожала могучими плечами – Я выгляжу старше. Так…получилось.
– Я много плакала, а потом стала ведьмой… – по своей дурацкой привычке сыпать цитатами пробормотал я, и наткнувшись на взгляд «Бриенны», усмехнулся – Привыкайте. Вечно несу какую-нибудь ерунду, все, что в голову приходит. А это цитата из Булгакова.
– «Мастер и Маргарита»? – удивила меня Настя, и я озадаченно кивнул:
– Ну…да. Знаете?