1972. ГКЧП

И я рассказал. Ольга хихикала и потирала лицо – уверен, оно было красным. А потом целовала меня и просила рассказать, что было до того, как я ее оживил. После, как она "умерла". А затем вдруг заплакала – тихо так, но очень горько.

– Ты чего плачешь-то?

– Я представила – ты лежишь холодный, в погребе, а я должна тебя оставить и уйти. Потому что обязана выполнить задачу. И мне стало так страшно, так холодно… И теперь я понимаю, что именно ты чувствовал в тот момент, когда я там лежала.

Я сглотнул комок, через силу усмехнулся:

– Да ладно тебе…все уже прошло. Теперь ты здоровая, молодая и красивая. Довольна?

– Да! – Ольга одним прыжком соскочила с кровати, бросилась к двери, и через секунду зажегся яркий свет, рассыпавшийся по комнате из хрустальной люстры, предмету вожделения любого советского гражданина. Если у тебя есть квартира – в ней должны быть пианино, телефон, прибалтийская "стенка", сервиз "Мадонна" и обязательно, в ранге положенности – хрустальная люстра! И стоит она, кстати, очень даже немалых денег – от двухсот пятидесяти рублей! А это, на минутку, больше чем получает за месяц инженер или бухгалтер. Сейчас зарплата в сто семьдесят пять рублей "на руки" считается вполне достойной, и не все такую зарплату получают.

Ольга же подскочила к большому трюмо с зеркалом почти в рост человека, и сбросив с себя маечку (с трусиками она рассталась еще в постели), стала вертеться перед этим самым зеркалом, придирчиво разглядывая себя со всех сторон:

– Ты погляди! Ты только погляди! Я так не выглядела и в семнадцать лет! Ты посмотри на мой животик! На мою попку! Да я…я самая счастливая женщина в мире!

Она в два прыжка пересекла комнату и прыгнула на меня, так, что едва не вышибла дух. Я даже возмущенно выругался, на что Ольга совершенно не обратила внимания. Раскрасневшаяся, возбужденная, она встала на четвереньки надо мной, как пантера, готовящаяся к прыжку, и заглянув мне глаза, сказала изменившимся, грудным голосом:

– Я тебя сейчас съем! Рррр!

И начала меня есть. И облизывать. Надо же попробовать еду на язык? Вдруг невкусно? Видимо, еда ей понравилось, потому что когда мы закончили, из-за тяжелых портьер уже пробивался яркий солнечный свет, а на проспекте шумели редкие автомашины, тарахтя своими допотопными движками и сигналя бибикалками ранним бегунам-прохожим.

Как ни странно, наш секс-марафон вместо того, чтобы отнять у меня силы, этих самых сил мне прибавил, так что когда я собрался покинуть свое ложе, меня уже почти не качало и голова совсем не кружилась.

Впрочем – особых сил я и не затратил, Ольга все…почти все делала сама. Обосновывая это тем, что должна в поте лица работать над своим дальнейшим омоложением. И в дальнейшем она намерена ежедневно работать над этим вопросом минимум два раза в день. И я, если не эгоист, то постараюсь ей в этом всемерно способствовать.

Мда, даже немного напугала. Маньячка, ей-ей сексуальная маньячка! Впрочем – тут надо понимать женщин, которые мечтали и будут мечтать о том, чтобы навсегда сохранить свою молодость и красоту. И если для этого нужно всего лишь ЭТО…да какие вопросы?! И приятно, и полезно – это ли не счастье?

В общем – я встал с кровати, почти не пошатнувшись, и отправился искать ванную комнату, через три секунды серьезно эдак обосрамившись.

Открываю, понимаешь ли, дверь, и предстаю перед…ну ладно там двое бойцов спецназа с автоматами, пистолетами, ножами на поясе и все такое прочее. Они все-таки мужики. А повариха? Женщине всего лишь тридцать пять лет (я точно знаю, смотрел ее личное дело), она такого безобразия небось и не видывала! Открывается дверь и на нее шагает голый Михаил Карпов, весь такой с помятой рожей и со своим еще не обмякшим "хозяйством" наперевес! И что характерно – со следами бурного времяпровождения, еще и не вполне засохшими.

Женщина (а для меня так она вообще – девица, мне лет-то шестой десяток!) завизжала, что есть сил (а сил у нее было много), и на визг прибежали еще двое спецназовцев, на ходу передергивая затворы, и девушка-горничная со здоровенным пистолетом в руках (я знал, что она не только горничная, но и охранница, какой некогда была Настя). В общем – цирк, да и только. Голый Карпов, четверо охранников, две молодые женщины из числа персонала Дачи (их сразу же вывезли сюда, на конспиративную квартиру – только лишь запахло жареным), и Ольга позади меня в проеме двери. И что характерно, моя боевая подруга надела на себя халат, а значит в этом представлении играла роль благодарного зрителя.

И я тут не нашелся сказать ничего лучше, кроме как:

– Здравия желаю!

И получил в ответ радостное, хоровое:

– Здравия желаем, товарищ командир!

Пля-а-а… Ольга сзади радостно-истерично хохочет, а я иду мимо строя подчиненных чуть ли не строевым шагом прямиком в ванную комнату, матерясь про себя самыми грязными матами, и часть из них – в адрес Ольги. Какого черта не предупредила?!

Закрылся в ванной, перевел дух, уселся на край фаянсового прибора, и начал хохотать – вначале тихо, потом все громче, громче, громче, а потом так заржал, что слезы потекли и от смеха заболел живот! И что характерно – за дверью тоже слышалось здоровое ржание четверых луженых спецназовских глоток. Будет им что рассказать корешам в свободное от несения службы время!

Ладно. Воспользовался удобствами, потом залез под душ, и долго наслаждался горячими и холодными струями, ласкающими "залежавшуюся" кожу. Контрастный душ – это вещь. Когда-то им лечили душевнобольных. Мне он сейчас в самый раз.

В дверь постучали, я открыл, и знакомая рука протянула мне полотенце и халат. Не поблагодарил – я ей еще отомщу, мерзавке! Почему не сказала, что за дверь дежурят бойцы?! И ведь перед этим стонала так, что небось на всю квартиру было слыхать! Я-то думал мы с ней в квартире одни, ведь не было слышно ни голосов, ни шагов – все сидели тихо, как мыши. Я и подумать не мог, что меня ТАК охраняют!

– Ну, прости! – только и сказала Ольга, когда я одетый в халат прошел в комнату и начал одеваться, взяв белье из уже приготовленной мне стопки одежды – Я как-то и не подумала! А ты не спросил! Да, распоряжение Семичастного – тебе выделена охрана, по крайней мере до тех пор, пока вся эта катавасия не закончится. Тебя вообще хотели переместить в Кремль, вместе с Никсонами, но я сказала, что никуда тебя не отпущу, и буду с тобой до тех пор, пока ты не очнешься. Я, кстати, не сомневалась, что ты вот-вот очнешься. Я же тебя знаю!

– С Никсонами все в порядке? – вдруг спохватился я, вспомнив к стыду своему, что так ни разу о них и не спросил.

– Все отлично! Они спрашивали о тебе, переживают за тебя. Их перевезли в Кремль, в апартаменты. Когда уезжали, Ричард сказал мне, чтобы я тебе передала: он тебе очень благодарен и не забудет тебя в благодарности. И что он тебя ждет, и в ближайшее время надеется увидеть. Кстати – завтра в двенадцать часов состоится пресс-конференция по итогам путча, приглашены корреспонденты со всего света. Участвуют Никсоны, Шелепин, Семичастный, и они очень хотели, чтобы присутствовал и ты. Ну…и я. (застенчиво улыбнулась).

– Оля…скажи… – я замер, вглядываясь в свою подругу.

– Что? – Ольга одернула на себе юбку, в которой она и правда выглядела как школьница – и мини-юбка ей очень шла. Красотка, да и только! В юности большинство девушек просто прекрасны. Своей свежестью, своей молодостью. И куда все потом исчезает? Проклятое время…оно все сжирает, как плесень. Красоту, стройность, здоровье – навсегда. И только чудо может вернуть молодость.

– Выйдешь за меня замуж? – выдохнул я, следя за лицом подруги и пытаясь понять – как она сейчас отнесется к моему предложению.

– Ясное дело – выйду! – улыбнулась Оля, и пожала плечами – А ты что, сомневался? Да я за тебя зубами буду рвать, а никому не отдам! Ты мой! И только мой! И знаешь, что…мне нужен сеанс омоложения!

– Прямо сейчас? – слегка растерялся я, а Ольга пожала плечами:

– А почему – нет? Или ты не в силах? Так я тебе помогу!

И она помогла. Дважды. А я был на высоте! Выздоравливаю, слава Гомеостазу…






* * *


– Так, парни, ну что за фигня?! Как вы это себе представляете?!

– Командир, прости, но у нас приказ – без сопровождения тебя не выпускать!

– То есть вы будете тащиться за мной – в этой вот снаряге, в касках и с автоматами?! Мы такие гуляем, целуемся, а вы стоите рядом и подаете советы?

– Если прикажешь – и советы подадим! Даже можем помочь – подержать там…или еще чего…

– Тьфу! Головлев, охальник! – фыркнула Ольга – Совесть имей!

– Я ее давно поимел, товарищ капитан! Вместо нее приказ! И он гласит – вы должны быть под охраной до особого распоряжения! Особого распоряжения не было. Приказ отдан высшим командованием, которому подчиняемся все мы, в том числе и товарищ Карпов. Потому я для того, чтобы отменить приказ – нужно обратиться к тем, кто его отдал. Я этого сделать не могу. Не тот уровень. Так что решайте все сами. Прости, командир.

Я задумался, откинувшись в кресле. Мы только что вкусно пообедали (как в Даче, тем более что готовили нам те же самые повара), и собрались с Олей прогуляться. Так сказать проветриться – людей посмотреть, себя…хмм…нет, себя показывать я не хотел, для чего попросил добыть мне черные солнцезащитные очки. И кстати – на Олю тоже.

Где парни охраны добыли очки – я не знаю. Пообещал, что верну, как только доберусь до своей квартиры. Ну…той, что на Котельнической набережной. Эта квартира, на Ленинском, тоже моя, но…в общем – ее еще надо делать моей. Например – выгрести из нее кучу телевизионной аппаратуры, занимавшей целую комнату – здесь была устроена телестудия, из которой эти два дня вещали Шелепин с Семичастным. А также выгрести отсюда все средства связи – на черта они сдались в обычной квартире? Уверен, эта квартира власти больше не понадобится. По крайней мере – в обозримом будущем. Все, путч закончился.

Итак, прогулка моя срывалась, ибо тащиться по улице в сопровождении автоматчиков было несусветной глупостью. Еще двое должны были следовать рядом с нами на машине – черной "волге" с форсированным движком. По крайней мере, так все это расписал Головлев.

– Товарищ Карпов, вас к телефону! – заглянула в комнату "якобы горничная", кстати – при ближайшем рассмотрении очень даже миленькая женщина средних лет. ТОТ Карпов, который пятидесяти лет от роду, считал таких женщин очень даже молоденькими и вполне заслуживающими внимания. Это здешний Карпов, избалованный вниманием женщин, предпочитает молоденьких девиц, максимум двадцати пяти лет а то и поменьше. Как нынешняя Ольга, теперь выглядящая ну никак не больше чем на восемнадцать-девятнадцать лет. Даже с натяжкой – на восемнадцать. Нет, она и раньше выглядела моложе своих лет, но теперь…теперь меня могут счесть каким-то педофилом! Она оделась так, как одеваются совсем уж юные девицы, и больше шестнадцати-семнадцати ей и не дашь!

Кстати – ощущение, что нарочно устроила такое представление. Зачем? Да кто ее знает…ну вот хочется ей побыть в шкурке невинной школьницы, соблазняющей маститого писателя. Придется сделать внушение – пусть накрасится и оденется как взрослая, сделает из себя тридцатилетнюю матрону. Негоже, чтобы писателю Карпову приписывали педофильские наклонности.

Хотя…ну какого черта?! Я-то знаю, сколько ей лет, и все знают. А то, что стала выглядеть моложе – так спишем на счастье от того, что выжила, на похудение от болезни, и на радость от сделанного ей свадебного предложения. Говорят, что женщины молодеют от счастья, и стареют, когда на них обрушиваются беды. "Так выпьем за то, чтобы несчастья никогда не коснулись наших женщин!" Хороший тост, надо запомнить.

Хех…если бы я еще что-то мог забыть. В абсолютной памяти есть свои плюсы, и свои минусы. Некоторые вещи и хотел бы забыть, да не можешь. У обычного человека негатив затягивается тиной, уходит на дно и перестает терзать душу. Мне такое недоступно.

Кстати, задумался – а почему я раньше не понял, как можно вылечить человека? Тогда бы не пришлось засылать Зину в мой мир! Ведь я же видел – после того, как она начала со мной жить, явно помолодела! И чувствовать себя начала лучше, поздоровела! Почему не понял – откуда ноги растут у ситуации?

Да просто незачем это мне было. А когда Зина уже дошла практически до точки – тут уже и времени задуматься не было. Я честно сказать ударился в панику – что делать?! Помирает ведь! Спасать надо! И ничего лучшего в голову не пришло.

Вообще-то я не врач, не биолог, который возможно что нашел бы применение такому как у меня…хмм…свойству. Понял бы, что происходит с моими партнершами и со мной. А кто я? Вояка и писатель. Я человек действия, а не мыслитель, по большому-то счету. Сейчас, задним числом, можно меня упрекнуть в том, что хорошенько не подумал, и не понял, как надо действовать. Но если как следует рассудить…ведь я сильно рисковал, поставив на карту все, что у меня было – саму мою жизнь. А если бы не получилось? Если бы я умер? Просто я не хотел жить один, без Ольги. И мне плевать на последствия. Или пан, или пропал.

Второй раз, когда спасал друга – тут я уже действовал осознанно. Если с Ольгой получилось, почему бы не получиться и с Аносовым? Стопроцентно получится! И все вышло как по нотам. Ну да, получил сильную встряску, да, валялся три дня без памяти, ну и что? Бывало и похуже. А я, Агасфер, практически неуязвим – если не выстрелить мне в башку. Или не разнести на маленькие кусочки приличным зарядом взрывчатки. Или не сжечь в атомном огне.

Да, мое бессмертие имеет свои ограничения. Меня все-таки можно убить – если знать, как это сделать. Надеюсь, что враг этого не знает. Теперь бы только определить – кто сейчас друг, а кто мой враг…





* * *


– Здравствуйте, Михаил Семенович! Сейчас с вами будет говорить Председатель Комитета Государственной безопасности товарищ Семичастный.

– Премного счастлив! – не удержался, и съязвил я. Честно сказать – никаких дружеских чувств у меня к Семичастному не было. И единственное, о чем я мечтал сейчас – свалить как можно подальше и не участвовать более в дворцовых интригах. "Ночи длинных ножей" мне хватило.

– Все язвишь, Карпов? – громыхнул в ухо резкий голос Семичастного – Когда-нибудь твоя дерзость выйдет тебе боком! Вот не умеешь ты с начальниками разговаривать!

– Увольте меня, а? – искренне попросил я – И не будете моим начальником! И тогда я буду дерзить вам совершенно законно! А сейчас даже обматерить не могу – сдерживаюсь!

В трубке хрюкнуло – то ли Семичастный подавился смешком, то ли фыркнул от возмущения, но в любом случае мой выпад он пропустил мимо ушей.

– К делу давай, хабальник! Вот наградила же меня судьба таким…хмм…нет бы прислать правильного, вежливого, культурного! В общем – охрана за тобой останется. Но только не бойцы из спецназа, а бойцы "Омеги". Будут охранять тебя негласно – до особого распоряжения. Пока идет чистка рядов.

– А смысл? – возмутился я – Они что, прикроют меня от снайпера? Американского президента охранники не спасли, а уж какого-то там Карпова! А от уличных хулиганов я как-нибудь и сам себя уберегу. Чего зря растрачивать ресурс бойцов? Кстати, много наших из "Омеги" погибло?

Молчание. Секунд через пять, явно нехотя:

– Четверть личного состава. Парни отдали свою жизнь за Родину! Уничтожили ее врагов, но и сами погибли. Бунтовщики хорошо прикрылись, засели на базах. Например – в Крыму.

– Самурай?! – спросил я, чувствуя, как заныло под ложечкой.

– В тяжелом состоянии. Он руководил операцией по уничтожению основных фигурантов. Подобраться к ним смогли только бойцы "Омеги". И то… В общем – жить будет, и даже полностью выздоровеет – врачи обещали. Состояние стабильно, не беспокойся. И спасибо тебе за "Омегу". Без них все было бы гораздо сложнее и кровавее. Да, кстати – дачу тебе отстроят, будет красивее прежней, так что не беспокойся.

– А можно мне другую дачу? – набрался я наглости – На море, например?

– Где именно? – деловито спросил Семичастный.

– В Ялте. Чтобы рядом с морем, чтобы участок соток двадцать как минимум, чтобы…чтобы красиво. Не хочу возвращаться в Переделкино. Воспоминания плохие.

– Сделаем – Семичастный явно что-то себе записал. А может и не записал – все равно разговор прослушивается и записывается. Потом прочитает распечатку, зачем силы тратить на записи?