1918 год: Расстрелянное лето

Бронштейн уснул, а я стал анализировать полученную информацию. Ничего удивительного в поднятой красными в городе суматохе для меня не было. Жаль только, что мне незаметно не удалось попасть в город, но это была не моя вина. Благодарить за недоброкачественную работу надо добровольческую разведку и белое подполье. Не лучше сработала красная ЧК, но эти хотя бы сумели выйти на след конспиративной офицерской группы. На первый взгляд, следов за собой я не оставил, но меня могли видеть рядом с явочной квартирой и описать мою внешность местным контрразведчикам. Правда, у меня были сильные сомнения в их умении разобраться в сложившейся ситуации, но береженого, как говорит народная мудрость, бог бережет, а не береженого – конвой стережет.

«Надо поменять внешность. Для начала снять очки, пиджак и надеть другую рубашку».

Так я и сделал, при этом надев соломенную шляпу Фимы. Подойдя к рукомойнику, я посмотрелся в мутное зеркало, висящее на стене. Вид изменился, но не так, чтобы совсем не узнать.

«Ладно. Будем исходить из того, что есть, а сейчас займемся поручением подполковника».

Адрес нахождения штаба, а также квартиры бывшего царского генерала, а ныне военного руководителя Северо-Кавказского военного округа Андрея Евгеньевича Снесарева, я получил еще от подполковника Стешина. Кроме этого, мною были получены сведения, которые касались его окружения, привычек и маршрутов передвижения. Почему этого не смог сделать боевой офицерский отряд? Да очень просто: даже будучи в подполье, господа офицеры воевали, опираясь на кодекс офицерской чести. Как можно похитить человека, пусть даже перешедшего на сторону противника?

Сейчас я шел, чтобы убедиться в достоверности полученных мною сведений, а также дополнить их местами возможных засад и путей отхода. За время своей прогулки я отмечал в своей памяти все, что могло иметь для меня какое-то значение, пусть на данный момент это были бесполезные детали. На перекрестке стоит киоск, торгующий квасом. Проехали три телеги с грузом военного значения, так как кроме возничих, их сопровождали два бойца с винтовками. За ними проехал легковой автомобиль с какими-то тремя военными. По другой стороне улицы прошел вооруженный патруль, который мной не заинтересовался, зато остановил шедшего им навстречу молодого мужчину в фуражке и гимнастерке, с кобурою на ремне, но тот показал им какую-то бумагу, после чего патрульные почти по-дружески попрощались с ним. Немного ускорив шаг, я перешел улицу и последовал за ним. Мужчина, завернув за угол, зашел в двухэтажный дом барачного типа. Войдя вслед за ним, я услышал стук в дверь на втором этаже.

– Зоя, здравствуй.

– Сереженька, радость моя! Заходи скорее!

– Извини, солнышко, я ненадолго. Мне…

Дальнейший разговор мне помешала услышать закрывшаяся дверь.

Мне уже было известно от контрразведчиков, что войска, обороняющие Царицын, составляли по большей части партизанские отряды. Если этот человек являлся командиром одного из таких отрядов, то тогда он мне был не интересен. С другой стороны, увидев предъявленную им бумагу, рабочий патруль, ничего не спрашивая, сразу его отпустил. Значит, его удостоверение или мандат имели вес. Вот только здесь был один большой минус. Этого военного могли многие знать, а значит, предъявлять эту бумагу налево и направо было нельзя.

«Нет. Мне нельзя так рисковать».

Придя к этому выводу, я вышел из подъезда и пошел по улице, вот только окончательно уйти мне не дал вывернувший из-за угла легковой автомобиль, который сразу стал сигналить. Я обернулся. Автомобиль остановился у подъезда дома, из которого я вышел, и шофер снова стал сигналить. Спустя минуту из окна на втором этаже высунулась голова.

– Что, уже?!

– Сергей Иванович! Нужно срочно ехать! Совещание в штабе скоро начнется, а нам по пути еще за Андреем Евгеньичем заехать надо! – закричал шофер.

– Уже иду! – раздраженно ответил ему любовник-неудачник.

В моей голове сразу совместились три понятия: «Андрей Евгеньевич», «личный автомобиль» и «совещание в штабе». Штаб, по полученным мною сведениям, располагался в гостинице на Центральной площади, находящейся в ста метрах от Успенского собора, туда я прямо сейчас и пошел. Не выходя на площадь, я остановился. Судя по тому, что прямо сейчас возле входа в гостиницу стояло четыре легковых автомобиля и не меньше десятка верховых лошадей, именно здесь собирались проводить совещание. По бокам от главного входа стояли два часовых с винтовками, а еще один, с кобурой на поясе, проверял документы людей, входящих в здание. Причем делал это не формально, а цепко и внимательно читая предъявляемые ему бумаги. Спустя пять минут приехал автомобиль со знакомым мне Сергеем Ивановичем, который, похоже, являлся помощником или адъютантом бывшего царского генерала, а ныне военного руководителя Северо-Кавказского военного округа Андрея Евгеньевича Снесарева. До этого я видел его фотографию, а теперь внимательно его рассмотрел, пока тот выходил из машины и шел к входу в гостиницу. Больше мне здесь делать было нечего, и я ушел. Какое-то время снова изучал город, потом мы встретились с хорунжим и вместе ждали получения телеграммы больше часа, но она так и не пришла в назначенное время. Вывод: новостей из Москвы не было. До вечера следующего дня я был свободен и мог спокойно заняться подготовкой к выполнению задания, которое поручил мне подполковник.



Выйдя из классного вагона, где располагалась сталинская штаб-квартира, бывший генерал-лейтенант Снесарев был в жутком негодовании из-за очередного, закончившегося скандалом, разговора со Сталиным.

– Ни черта не разбирается в военном деле… А туда же. Сопляк. Я академию Генерального штаба закончил, когда тебе мамаша еще сопли вытирала… – негромко и зло возмущался он, переходя железнодорожные пути. Подойдя к ожидавшей его машине, он решил пройтись пешком и постараться успокоиться, иначе его ждала бессонная ночь.

– Поедем, Андрей Евгеньевич? – перед ним выросла фигура его молодого помощника.

– Хочу пройтись, – и бывший генерал решительно зашагал в темноту неосвещенных городских улиц.

Адъютант, который мечтал как можно быстрее закатиться под бочок к своей любовнице, мысленно проклял своего начальника, так как обычная десятиминутная поездка сегодня, похоже, оборачивалась долгим путешествием.

Я кинул последний взгляд на плотный заслон из сталинских охранников, которые надежно перекрывали все подходы к штаб-квартире, и скользнул в темноту. Услышав короткий разговор моей цели со своим помощником, я понял, что настал удачный момент для выполнения поставленной передо мной задачи. Снесарев шел впереди, весь уйдя в себя, в который раз переживая в душе разговор со Сталиным. За ним, тихо фыркая двигателем, в тридцати метрах ехал автомобиль с помощником и водителем.

Генерал ничего не замечал вокруг себя, поэтому даже не обратил внимания на то, как за его спиной на подножку автомобиля вскочил молодой парень и негромко поздоровался с адъютантом:

– Привет, Серега.

Рука насторожившегося помощника замерла на кобуре, стоило ему услышать свое имя. Секундной растерянности мне хватило, чтобы его убить. Водитель, только раскрыл рот, как ему в переносицу уже смотрел ствол.

– Догони начальника, – негромко скомандовал ему я.

После того как он это выполнил, последовала новая команда:

– Тормози. Глуши мотор.

Оглушенный водитель успел только осесть на сиденье, как обернулся назад военный руководитель Северо-Кавказского военного округа, отреагировавший на остановку машины и погасшие фары.

– В чем дело, Петр?! – окликнул он водителя.

Спрыгнув с подножки, я быстро подошел к нему.

– Добрый вечер, Андрей Евгеньевич.

– Вы кто?!

– Какая разница. Мне поручено передать: вас ждут на другом берегу Волги. Идемте в машину.

Бывший генерал только горько усмехнулся:


– Вот даже как. Не ожидал, что мои бывшие товарищи так низко падут. Сейчас они пошли на похищение человека, а что будет дальше?

Водителя я быстро привел в чувство, а еще через сорок минут мы с генералом стояли на берегу, в условленном месте.



Тревогу подняли только рано утром следующего дня, когда обнаружилось, что автомобиль не вернулся в гараж. Двумя часами позднее прочесывающие город патрули нашли на берегу Волги пропавшую машину вместе с трупами адъютанта и шофера. Тело военного руководителя Северо-Кавказского военного округа искали весь день, но так и не нашли, после чего чекисты сделали вывод, который напрашивался сам собой: военный руководитель, бывший генерал, совершил предательство, сбежав к добровольцам. Два последующих дня ушли на расспросы и допросы, после чего начались аресты военных специалистов из бывших офицеров, которые в той или иной степени имели дела со Снесаревым. Красное командование, оставшись без штаба, сначала просто растерялось, потом принялось лихорадочно менять, насколько это возможно, линию обороны, тем самым внося еще больше паники и сумятицы среди бойцов и командиров.

Мне не было известно, что спасение Нади из рук чекистов станет одной из множества вех, меняющих историю России в этом мире. Через неделю после моего отъезда она приведет в действие механизм взрывного устройства, спрятанного в зале гостиницы, где в это время будет проходить совещание командиров отрядов, оборонявших город. Туда ее проведет один из офицеров белого подполья, который будет там присутствовать под видом одного из двух секретарей, ведущих протоколы совещания. К сожалению, бомба сработала не с замедлением, через двадцать минут, а почти сразу, так что своей смертью девушка дала сигнал к началу штурма.

До взрыва, за две первые декады июля казаки атамана Краснова вместе с добровольцами генерала Деникина, отбросив красные части на сто пятьдесят верст, вышли к Волге с трех направлений. Сначала было перерезано сообщение с Москвой, потом были захвачены пригороды Царицына Сарепта и Ерзовка. Время нападения на Царицын было выбрано верно. Бойцы и командиры красных частей нуждались хотя бы в небольшой передышке. Подкреплений не было, так как резервы большевистских фронтов были полностью исчерпаны.

Два дня дали казачьим и офицерским полкам на отдых, пока шел обстрел красных позиций, а на третьи сутки взрыв, раздавшийся в центре города, дал сигнал к всеобщему штурму. Загремела артиллерия, застучали пулеметы, захлестали винтовочные выстрелы. Добровольцы и казаки бросились на штурм города. Несмотря на ожесточенное сопротивление, так как большевики прекрасно понимали, что отступать некуда, оборона города была сломлена в течение нескольких часов на нескольких направлениях. Начало панике и безудержному бегству дал отряд анархистов, тем самым подав пример для отрядов красных партизан, живших своей жизнью и не желавших подчиняться общей армейской дисциплине. Потеряв во время взрыва большую часть своих командиров, вольница, несмотря на призывы комиссаров и командиров стоять до конца, стала бросать свои участки обороны и разбегаться. Они бросали пушки и оружие, срывали красные ленты и банты и бежали к Волге, где у пристани стояли пароходы и баржи. В окруженном городе это оставался единственный способ спасти свои жизни, так как уходить в степь, в пешем строю, из-за казачьих полков было полной бессмыслицей. Как только наметились прорехи в обороне, командование Добровольческой армии бросило в наступление свой резерв – наиболее крепкие, сильные духом, офицерские части, – заставив отступать рабочие батальоны и солдатские полки под командованием Ворошилова, которые из последних сил держали оборону.

К концу дня единый фронт красных окончательно распался, и теперь каждый партизанский отряд сражался сам за себя, усеивая трупами своих бойцов путь отступления. Когда в город ворвались казаки, даже самые фанатичные большевики прекратили сопротивляться и бежали, пытаясь вырваться из города. В это время один за другим стали отходить от причала пароходы, баржи и лодки, битком набитые беглецами. Сотни защитников города, не найдя места на пароходах, метались по пристани, с отчаянием и страхом глядя на город, где среди домов уже были видны скачущие казаки. Многие из оставшихся красных бойцов, отчаявшись, хватали обломки досок и бросались в воду, чтобы спастись. Попытку организованно вырваться из города предприняли несколько наиболее сплоченных и дисциплинированных отрядов, но нарвавшись на плотный огонь превосходящего их силами врага, начинали отступать, нарушая боевой порядок. И сразу позади них раздавались дикие крики. На них во весь опор неслись казаки с пиками и шашками; с ходу сминая ряды отступающих лошадьми, кололи, рубили мечущихся в панике красных бойцов.

Ближе к вечеру город был полностью захвачен, но даже наступившая темнота не принесла долгожданную тишину и спокойствие жителям города после целого дня грохота, стрельбы и взрывов, так как всю ночь продолжались попытки остатков красных частей вырваться из города.

Три последующих дня в городе проходили облавы и обыски, шел подсчет трофеев, оружия и боеприпасов. В докладе главнокомандующему о трофеях были представлены следующие цифры: девять бронепоездов, двадцать броневиков, сто сорок два орудия и триста пятьдесят пулеметов, не говоря о десятках тысяч винтовок, множестве снарядов, гранат и патронов. Это не считая складов, где хранилось обмундирование, продовольствие, фураж. Ничего из этого большевики не сумели уничтожить, настолько быстро был захвачен город. Кроме военных припасов на железнодорожных путях были обнаружены девять неотправленных эшелонов с хлебом и большое количество паровозов. Богатые трофеи, а главное, победа, высоко поднявшая боевой дух солдат и офицеров, давали надежду, что армия новой России стоит на пути новых побед.



Намного позже мне стало известно, что Сталин сумел сбежать из Царицына на одном из пароходов, а Ворошилов был зарублен казаками, командуя остатками рабочего батальона, во время прорыва из города.





Москва

Глава 7




Когда я пришел на следующий день к почтово-телеграфной конторе, то увидел стоящего возле торговки с семечками хорунжего. Он как раз в этот момент оглянулся, а как только увидел меня, несколько раз энергично махнул рукой, подзывая. Только я подошел, как он забрал у торговки кулек и предложил мне:

– Хочешь?

Я покачал головой, потом спросил, кивнув на телеграф:

– Заходил?

– Заходил. Держи.

Взяв телеграмму, я быстро пробежал по тексту глазами.

«Вадим тчк Вам надлежит срочно выехать Москву тчк Улица Староказарменная 8».

Поднял глаза на хорунжего:

– Значит, остаешься.

– Остаюсь.

Я протянул ему руку:

– Тогда я пошел. Удачи тебе, Владимир Васильевич.

– И тебе, Вадим Андреевич. Может, еще и свидимся.



Бронштейн, несмотря на то что в его квартиру практически не заглядывало солнце, а значит, в течение всего дня царила относительная прохлада, почему-то сидел за столом красный и потный, в расстегнутой рубашке.

– Жарко? – спросил я его, войдя.

– Нет. Просто у меня на душе гадко. Иван мне сегодня правильно сказал: приличный ты человек, Фима, а пьешь, как подзаборная пьянь. Вот сейчас сижу и думаю над его словами.

– Ефим Маркович, вы что, решили резко бросить пить? Не советую. Из запоя надо выходить постепенно.

– Да? – он задумчиво посмотрел на меня, а потом достал из-под стола бутылку мутной жидкости.

С минуту смотрел на нее, потом налил треть стакана, выпил и скривился.