100 свиданий с ведьмаком
Часть 21 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
На следующий день Елисей поехал на полигон. Прежних своих рекордов не достиг, но виверну уложил за четыре минуты. Тренировался так, что заслужил уважительную похвалу от старшины Сагуса. Толли предложил выпить вместе в Речном Квартале. Старшина сбрил накануне усы, смущенно принял комплимент. Сказал, что раньше хотел казаться старше, а сейчас годы нагнали.
— Слушай, Толли, — помешкав, спросил Елисей, — ты слышал ведь байки о говорящей нечисти?
— Слышал, — Сагус кивнул. — Слышал. Самому не довелось с Навью поболтать, спасибо Прави. А чего это тебя так тревожит?
Еся с досадой вспомнил, что старшина — химер. Чувствует оттенки эмоций. Рассказать о Марье или промолчать? Нет, он промолчит, иначе Сагус обязательно даст делу дальнейший ход, а с Морановыми на конфликт идти… ну уж нет!
— Да послышалось… наверное, — пробормотал Еся, жалея, что завел разговор.
— Что послышалось? — взгляд старшины был внимательным, требовательным. — Вот черт!
В руки Сагуса влетел самолетик с красной светящейся окантовкой и символикой Дозора — скрещенными пикой и мечом. Толли прочитал сообщение, буркнул:
— К машине. В Туманном нечисть женщину загрызла. Потом договорим.
Охота вышла сложной. Гарпия, нечисть с телом, похожим на женское, особенно выростами, напоминающими женские груди, и визгливым голосом, поливала Дозорных отборной бранью и оглушала визгом и криками. Но это была всего лишь имитация — гарпии запоминали человеческие эмоции и повторяли их звуковое воплощение.
— Уж не ее ли ты слышал? — несясь по переулку впереди Елисея, спросил старшина, оглянувшись. — Похоже ведь на речь человеческую!
— Возможно! — крикнул в ответ Елисей.
Сам он нечисть не догнал (ее забил другой ведьмак), но хоть отвлекся от переживаний. Домой сразу не пошел, а побродил по Туманному и вышел на площадь к реке, где сел у открытого фургончика с едой. Взял себе поесть. Поел, отметив чутьем и взглядом странную тень за левым плечом. За ним следили. Тень была вполне материальной, но временами казалась призраком — исчезала, когда Еся пытался выманить ее на свет. Ведьмак кружил по улочкам, гадая, чем заслужил внимание соглядатая. И не подозревал ведь, что это не слежка, а… иное.
В какой-то момент преследователь исчез, но у лавочки с манускриптами попытался ведьмака… убить. Он готовился всадить в Елисея несколько «шипов» из спрятанного в рукаве магического дула. Но не успел — сам получил тонкие стрелы в глаза, сердце, шею и пах. Стрелки были невероятно хрупки, остры и вроде сделаны из стекла. Один их кончик был белым, другой голубым, и синева казалась подсвеченной изнутри.
А когда несостоявшийся убийца рухнул на землю, когда с его смертью прекратилось действие какой-то сильной отводящей глаза магии и он предстал перед всеми в образе смуглого гибкого мужчины со шрамами на лице, Еся смотрел на крышу лавки, где, совершенно ни от кого не скрываясь, стоял его спаситель — хрупкая фигура в длиннополой куртке, перехваченной на талии поясом с бахромой. Еся не сомневался, что стеклянные стрелы прилетели в мертвого ассасина именно из оружия паренька, с любопытством глядящего теперь вниз с крыши.
Мальчишка словно специально встал в полосу света, показав ведьмаку лицо с острым носиком и узкими восточными глазами, ухмыльнулся, подпрыгнул и исчез за коньком. Еся рванулся за ним, взлетев на кровлю. Они пронеслись по крышам нескольких лавочек, попрыгали по бочкам с солониной, прошлись по мраморным перилам Великой Библиотеки (парнишка, словно играя с ведьмаком, вел его по самым людным, облюбованным туристами местам) и влезли наверх по мраморной лепнине. И когда Еся почти догнал юношу, тот обернулся, замер (Елисей тоже застыл, тяжело дыша и держа руку на кармашке с дротиком) и явственно хихикнул. В глаза Елисея, отвыкшие от яркого света, ударило голубоватое сияние. Когда ведьмак открыл глаза, мальчишки на крыше библиотеки не было.
Глава 13
Глава 13
Прошло два дня. А потом еще два. И еще пять. Ведьмак не появлялся, Роман Евстафьевич позвонил и сказал, чтобы я не переживала — свидания возобновятся с возвращением солнечной погоды: зрители ждут нормальную трансляцию, а не мокрое, темное нечто на экранах «Живых Зеркал».
Журналисты, за редким исключением, разбежались. Но вместо того, чтобы радоваться, я маялась и поглядывала в окно. Настроение мое менялось от «сам виноват» до «не перегнула ли я палку?» Я даже несколько раз подходила к новенькому пузатому телефонному аппарату на стойке и снимала трубку, касаясь блестящего диска с цифрами. Но отходила, так и не крутнув диск.
Пришло разрешение на торговлю, тролли привели в порядок палисадник, соорудили навес и готовились выставить под ним столики со стеклянными столешницами и коваными ножками. Поставщики доставили в лавку чай и кофе, а я все тянула с объявлением об открытии. Почему-то не хотелось, чтобы в мой маленький мирок вторглись люди с улицы. И когда это я успела его создать, этот мирок? Мечтала же о том, чтобы превратить бабушкину лавку в уютное кафе со вкусным чаем, ароматным кофе разных сортов и свежей выпечкой. Чтобы много людей, шум голосов и удовольствие в глазах, от еды и хорошей атмосферы. И вот оно — совсем близко. Самое время сделать заказ на купоны и рекламки и искать помощницу, а я сижу и пялюсь в окно, за котором зарядил дождь.
Хмуро, прохладно. Даже Пуся стал сонным и малообщительным: выходит из своей могилки с таким усталым видом, словно на нем пахали, потом спит в лавке на старом кресле, которое тролли не успели оттащить на помойку. Теперь и день ему не помеха, он вроде как вырос и стал более… осязаемым. Иногда поднимает голову, словно прислушиваясь, и срывается куда-то, исчезая у камня или люка. Какие-то дела в призрачном царстве? Понимаю. У всех дела, даже у Иззы, который то ли болтается где-то с ведьмаком, то ли работает, то ли налаживает личную жизнь, а может, все сразу.
Я слишком прикипела к своим новым друзьям, а не надо было. Теперь я рада даже визитам Сонечки и Лизочки. Подруги дегустируют новые виды сдобы, трещат без умолку, обсуждая светские новости и мое в них участие (они слегка разочарованы тем, что никак не могут застать в лавке «царевича Елисея», зато считают, что косвенно поспособствовали моей «помолвке») и, честно говоря, немного действуют мне на нервы. Пусе, кстати, тоже. Лисенок слышит их, когда они только подходят к лавке, и с недовольным порыкиванием уходит на второй этаж.
Было невероятно трудно сбросить с себя вялую сонливость и заняться делом. Начала я с того, что накинула плащ, взяла миску с пирожками, вышла под дождь и постучалась в окно машины самого стойкого репортера, того самого, что всюду нас сопровождал — последнего хроникера нашего с Есей «романа». Журналист открыл окно и на меня посмотрел… грустно.
— Не пришел? — спросил он.
Я покачала головой.
— Поругались?
Я кивнула.
— Вы только там, у себя, — я указала на блокнот репортера, торчащий из бардачка, — об этом не пишите, ладно?
— Да разве я не понимаю? — уныло прогудел мужчина. — А вы бы чего подбросили. Совсем нечего в печать выложить. А ведь четвертая страница, рядом с анекдотами и кулинарной рубрикой.
— Я бы с радостью, но…
— Угу. Можно я хоть о пирогах напишу? — оживился журналист.
— Пишите, — разрешила я. — Я вам даже рецепт пожертвую. Один. Бабушкин. Для дела не жалко, то есть жалко, но…
Я переписала рецепт на отдельный лист и передала его Поликарпу Семеновичу (так звали героического репортера) в окно. Оставалось еще одно важное, но не очень приятное дело.
… Лавка Хмурого была закрыта. Я сначала обрадовалась, но потом решила не потакать страхам и постучалась. Дворф открыл, изучил меня одним глазом (второй заплыл фиолетовым синяком) и неприветливо спросил:
— Чего пожаловала?
— Вот, — сказала я, выставляя перед собой корзину. — Пироги. По-соседски.
«Если что, бросай в него сдобой и беги», — советовал мне Клят. Надеюсь, до бегства дело не дойдет. Хотя братья Хмурого нравились мне гораздо больше, соседями были все семеро. Как говорится, что недалече поселилось, то не вырубишь топором. Тем более лавка Хмурого «Ритуальные предметы для любых народов. 1000 мелочей для вашей Веры» стояла в Лисьем Переулки задолго до появления других магазинчиков. Хмурый выкупил ее у хозяина и… судя по тому, что я вижу внутри, превратил еще в более жуткое место, чем раньше.
Дворф пошевелил усами и сделал знак войти. Начал есть пирожки прямо из корзинки, урча от удовольствия. А сам спросил:
— Шмотреть фудем или щего куфить ишфолим?
— Я просто поговорить, — скромно отозвалась я, оглядываясь. — А что с вашим глазом?
— Упал.
— Ясно. Это что, голова?
— Мумифицированная голова нормура, снежного карлика, — Хмурый «попался» — взял голову с полки и понес к самому моего носу. — Оживающая на полнолуние. Какой у нас лунный день? Надо же, как раз почти…
Я мило улыбнулась голове:
— Рада видеть вас, господин Грызля.
Голова раскрыла глаза и щелкнула мелкими острыми черными зубами.
— Узнал! Как мило! Мы с господином Грызлей старые приятели, — радостно сообщила я Хмурому. — Он здесь давно, еще от старых хозяев. Мы с бабушкой часто сюда приходили.
Дворф пригорюнился, вернул господина Грызлю на полку и повел меня в левую часть лавки, где были выставлены предметы для захоронений: гробы, урны для праха, венки и те странные вещи, что используют в своих ритуалах народы Многомирья. Самый красивый гроб, прозрачный, с мелкими разноцветными гранями, переливался на витрине в поздних лучах солнца.
— Артефакт, — сообщил дворф. — Выполнен из цельного куска горного хрусталя. Не хотите примерить?
— В следующий раз, — сказала я, лучезарно улыбнувшись.
— А зря, — попенял мне гном. — Жизнь — такая непредсказуемая штука. Следующего раза может и не быть. А так хоть понятно будет, резервировать или нет.
— Ха-ха-ха! У вас такие смешные шутки. Ой, маленькие гробики! Какие… миленькие!
— Это плетеные корзинки для захоронения пикси, — милостиво просветил меня Хмурый, прожевав один пирог и сунув руку за вторым. — Закопанные в землю, они пускают корни и прорастают цветущими кустами. Их берут Дивные для своих питомцев. Не желаете приобрести?
— Мой питомец уже давно и бесповоротно мертв, — беспечно махнув рукой, сообщила я.
— А, как же, как же, — дворф скривился. — Наслышан. Братья сообщили. Бред какой-то. Нежить в капкан поймать? Да приручить потом? Никогда не поверю! Тринадцать лет торговлей ритуальной занимаюсь, видел джинн-лампы, ковры-самолеты с элементалями ветров вплетенными, о Зеркале, с духом в нем заточенном слышал, но о том, чтобы лисий оборотень сам к людям вышел, да еще мертвый…
— Вот, посмотрите, — вместо объяснений я протянула Хмурому сверток с капканом.
Тот вытер руки о фартук и осторожно развернул пергаментную бумагу. Изменился в лице, попятился и сел на ритуальный плавающий пенек водяниц (судя по ценнику), положив капкан на колени.
— Кто? Кто вам это дал? Шиш?
— Кому шиш? Никто не давал. Это капкан. Он был на лисенке. Лис был с ним закопан.
— Капкан Уор-Дворфа, — завороженно протянул Хмурый. — Настоящий, тот самый.
— Который ловит нежить? — вспомнила я.
— Нежить, призраков и некоторые волшебные существа.
Дворф медленно погладил капкан по полоске металла. Сложенный, артефакт мало напоминал звериную ловушку, зубцы были так плотно пригнаны, что щель между ними в гладком металле только угадывалась.
— Этот не подделка. Лис ваш — тому подтверждение. Что еще могло кицуне(*) поймать и…
(* кицуне — лис (японск); в мифологии — лис-оборотень)
— Убить? — сглотнув, спросила я.
— И убить, — согласился Хмурый: — Но тут вопрос — зачем убивать? Такое магическое существо, как лис-оборотень, — ценнейшая добыча. Впрочем, если он шел к Источнику… Ты знаешь про Источник? Братья тебе сказали?
Я кивнула.
— Ну и хорошо. Я, если что, не в обиде, — поспешил добавить дворф. — И ты на меня не серчай. Мы Ярилы Путерадовны планов не знали. С тобой она нас не познакомила, мы, видать, позже в Лисий Переулок перебрались.
— Я год пропустила, не приезжала, из-за белой сыпи, — подтвердила я. — Не знала, что бабушку больше никогда…
Хмурый крякнул и погладил рыжую бороду. А ведь нормальный человек при ближайшем рассмотрении оказался, то есть нормальный гном, несмотря на имя и характер.
— Лис, должно быть, к Источнику шел… да не дошел, — повторил свою мысль дворф.
— Кто мог его… так, в капкан?
— Слушай, Толли, — помешкав, спросил Елисей, — ты слышал ведь байки о говорящей нечисти?
— Слышал, — Сагус кивнул. — Слышал. Самому не довелось с Навью поболтать, спасибо Прави. А чего это тебя так тревожит?
Еся с досадой вспомнил, что старшина — химер. Чувствует оттенки эмоций. Рассказать о Марье или промолчать? Нет, он промолчит, иначе Сагус обязательно даст делу дальнейший ход, а с Морановыми на конфликт идти… ну уж нет!
— Да послышалось… наверное, — пробормотал Еся, жалея, что завел разговор.
— Что послышалось? — взгляд старшины был внимательным, требовательным. — Вот черт!
В руки Сагуса влетел самолетик с красной светящейся окантовкой и символикой Дозора — скрещенными пикой и мечом. Толли прочитал сообщение, буркнул:
— К машине. В Туманном нечисть женщину загрызла. Потом договорим.
Охота вышла сложной. Гарпия, нечисть с телом, похожим на женское, особенно выростами, напоминающими женские груди, и визгливым голосом, поливала Дозорных отборной бранью и оглушала визгом и криками. Но это была всего лишь имитация — гарпии запоминали человеческие эмоции и повторяли их звуковое воплощение.
— Уж не ее ли ты слышал? — несясь по переулку впереди Елисея, спросил старшина, оглянувшись. — Похоже ведь на речь человеческую!
— Возможно! — крикнул в ответ Елисей.
Сам он нечисть не догнал (ее забил другой ведьмак), но хоть отвлекся от переживаний. Домой сразу не пошел, а побродил по Туманному и вышел на площадь к реке, где сел у открытого фургончика с едой. Взял себе поесть. Поел, отметив чутьем и взглядом странную тень за левым плечом. За ним следили. Тень была вполне материальной, но временами казалась призраком — исчезала, когда Еся пытался выманить ее на свет. Ведьмак кружил по улочкам, гадая, чем заслужил внимание соглядатая. И не подозревал ведь, что это не слежка, а… иное.
В какой-то момент преследователь исчез, но у лавочки с манускриптами попытался ведьмака… убить. Он готовился всадить в Елисея несколько «шипов» из спрятанного в рукаве магического дула. Но не успел — сам получил тонкие стрелы в глаза, сердце, шею и пах. Стрелки были невероятно хрупки, остры и вроде сделаны из стекла. Один их кончик был белым, другой голубым, и синева казалась подсвеченной изнутри.
А когда несостоявшийся убийца рухнул на землю, когда с его смертью прекратилось действие какой-то сильной отводящей глаза магии и он предстал перед всеми в образе смуглого гибкого мужчины со шрамами на лице, Еся смотрел на крышу лавки, где, совершенно ни от кого не скрываясь, стоял его спаситель — хрупкая фигура в длиннополой куртке, перехваченной на талии поясом с бахромой. Еся не сомневался, что стеклянные стрелы прилетели в мертвого ассасина именно из оружия паренька, с любопытством глядящего теперь вниз с крыши.
Мальчишка словно специально встал в полосу света, показав ведьмаку лицо с острым носиком и узкими восточными глазами, ухмыльнулся, подпрыгнул и исчез за коньком. Еся рванулся за ним, взлетев на кровлю. Они пронеслись по крышам нескольких лавочек, попрыгали по бочкам с солониной, прошлись по мраморным перилам Великой Библиотеки (парнишка, словно играя с ведьмаком, вел его по самым людным, облюбованным туристами местам) и влезли наверх по мраморной лепнине. И когда Еся почти догнал юношу, тот обернулся, замер (Елисей тоже застыл, тяжело дыша и держа руку на кармашке с дротиком) и явственно хихикнул. В глаза Елисея, отвыкшие от яркого света, ударило голубоватое сияние. Когда ведьмак открыл глаза, мальчишки на крыше библиотеки не было.
Глава 13
Глава 13
Прошло два дня. А потом еще два. И еще пять. Ведьмак не появлялся, Роман Евстафьевич позвонил и сказал, чтобы я не переживала — свидания возобновятся с возвращением солнечной погоды: зрители ждут нормальную трансляцию, а не мокрое, темное нечто на экранах «Живых Зеркал».
Журналисты, за редким исключением, разбежались. Но вместо того, чтобы радоваться, я маялась и поглядывала в окно. Настроение мое менялось от «сам виноват» до «не перегнула ли я палку?» Я даже несколько раз подходила к новенькому пузатому телефонному аппарату на стойке и снимала трубку, касаясь блестящего диска с цифрами. Но отходила, так и не крутнув диск.
Пришло разрешение на торговлю, тролли привели в порядок палисадник, соорудили навес и готовились выставить под ним столики со стеклянными столешницами и коваными ножками. Поставщики доставили в лавку чай и кофе, а я все тянула с объявлением об открытии. Почему-то не хотелось, чтобы в мой маленький мирок вторглись люди с улицы. И когда это я успела его создать, этот мирок? Мечтала же о том, чтобы превратить бабушкину лавку в уютное кафе со вкусным чаем, ароматным кофе разных сортов и свежей выпечкой. Чтобы много людей, шум голосов и удовольствие в глазах, от еды и хорошей атмосферы. И вот оно — совсем близко. Самое время сделать заказ на купоны и рекламки и искать помощницу, а я сижу и пялюсь в окно, за котором зарядил дождь.
Хмуро, прохладно. Даже Пуся стал сонным и малообщительным: выходит из своей могилки с таким усталым видом, словно на нем пахали, потом спит в лавке на старом кресле, которое тролли не успели оттащить на помойку. Теперь и день ему не помеха, он вроде как вырос и стал более… осязаемым. Иногда поднимает голову, словно прислушиваясь, и срывается куда-то, исчезая у камня или люка. Какие-то дела в призрачном царстве? Понимаю. У всех дела, даже у Иззы, который то ли болтается где-то с ведьмаком, то ли работает, то ли налаживает личную жизнь, а может, все сразу.
Я слишком прикипела к своим новым друзьям, а не надо было. Теперь я рада даже визитам Сонечки и Лизочки. Подруги дегустируют новые виды сдобы, трещат без умолку, обсуждая светские новости и мое в них участие (они слегка разочарованы тем, что никак не могут застать в лавке «царевича Елисея», зато считают, что косвенно поспособствовали моей «помолвке») и, честно говоря, немного действуют мне на нервы. Пусе, кстати, тоже. Лисенок слышит их, когда они только подходят к лавке, и с недовольным порыкиванием уходит на второй этаж.
Было невероятно трудно сбросить с себя вялую сонливость и заняться делом. Начала я с того, что накинула плащ, взяла миску с пирожками, вышла под дождь и постучалась в окно машины самого стойкого репортера, того самого, что всюду нас сопровождал — последнего хроникера нашего с Есей «романа». Журналист открыл окно и на меня посмотрел… грустно.
— Не пришел? — спросил он.
Я покачала головой.
— Поругались?
Я кивнула.
— Вы только там, у себя, — я указала на блокнот репортера, торчащий из бардачка, — об этом не пишите, ладно?
— Да разве я не понимаю? — уныло прогудел мужчина. — А вы бы чего подбросили. Совсем нечего в печать выложить. А ведь четвертая страница, рядом с анекдотами и кулинарной рубрикой.
— Я бы с радостью, но…
— Угу. Можно я хоть о пирогах напишу? — оживился журналист.
— Пишите, — разрешила я. — Я вам даже рецепт пожертвую. Один. Бабушкин. Для дела не жалко, то есть жалко, но…
Я переписала рецепт на отдельный лист и передала его Поликарпу Семеновичу (так звали героического репортера) в окно. Оставалось еще одно важное, но не очень приятное дело.
… Лавка Хмурого была закрыта. Я сначала обрадовалась, но потом решила не потакать страхам и постучалась. Дворф открыл, изучил меня одним глазом (второй заплыл фиолетовым синяком) и неприветливо спросил:
— Чего пожаловала?
— Вот, — сказала я, выставляя перед собой корзину. — Пироги. По-соседски.
«Если что, бросай в него сдобой и беги», — советовал мне Клят. Надеюсь, до бегства дело не дойдет. Хотя братья Хмурого нравились мне гораздо больше, соседями были все семеро. Как говорится, что недалече поселилось, то не вырубишь топором. Тем более лавка Хмурого «Ритуальные предметы для любых народов. 1000 мелочей для вашей Веры» стояла в Лисьем Переулки задолго до появления других магазинчиков. Хмурый выкупил ее у хозяина и… судя по тому, что я вижу внутри, превратил еще в более жуткое место, чем раньше.
Дворф пошевелил усами и сделал знак войти. Начал есть пирожки прямо из корзинки, урча от удовольствия. А сам спросил:
— Шмотреть фудем или щего куфить ишфолим?
— Я просто поговорить, — скромно отозвалась я, оглядываясь. — А что с вашим глазом?
— Упал.
— Ясно. Это что, голова?
— Мумифицированная голова нормура, снежного карлика, — Хмурый «попался» — взял голову с полки и понес к самому моего носу. — Оживающая на полнолуние. Какой у нас лунный день? Надо же, как раз почти…
Я мило улыбнулась голове:
— Рада видеть вас, господин Грызля.
Голова раскрыла глаза и щелкнула мелкими острыми черными зубами.
— Узнал! Как мило! Мы с господином Грызлей старые приятели, — радостно сообщила я Хмурому. — Он здесь давно, еще от старых хозяев. Мы с бабушкой часто сюда приходили.
Дворф пригорюнился, вернул господина Грызлю на полку и повел меня в левую часть лавки, где были выставлены предметы для захоронений: гробы, урны для праха, венки и те странные вещи, что используют в своих ритуалах народы Многомирья. Самый красивый гроб, прозрачный, с мелкими разноцветными гранями, переливался на витрине в поздних лучах солнца.
— Артефакт, — сообщил дворф. — Выполнен из цельного куска горного хрусталя. Не хотите примерить?
— В следующий раз, — сказала я, лучезарно улыбнувшись.
— А зря, — попенял мне гном. — Жизнь — такая непредсказуемая штука. Следующего раза может и не быть. А так хоть понятно будет, резервировать или нет.
— Ха-ха-ха! У вас такие смешные шутки. Ой, маленькие гробики! Какие… миленькие!
— Это плетеные корзинки для захоронения пикси, — милостиво просветил меня Хмурый, прожевав один пирог и сунув руку за вторым. — Закопанные в землю, они пускают корни и прорастают цветущими кустами. Их берут Дивные для своих питомцев. Не желаете приобрести?
— Мой питомец уже давно и бесповоротно мертв, — беспечно махнув рукой, сообщила я.
— А, как же, как же, — дворф скривился. — Наслышан. Братья сообщили. Бред какой-то. Нежить в капкан поймать? Да приручить потом? Никогда не поверю! Тринадцать лет торговлей ритуальной занимаюсь, видел джинн-лампы, ковры-самолеты с элементалями ветров вплетенными, о Зеркале, с духом в нем заточенном слышал, но о том, чтобы лисий оборотень сам к людям вышел, да еще мертвый…
— Вот, посмотрите, — вместо объяснений я протянула Хмурому сверток с капканом.
Тот вытер руки о фартук и осторожно развернул пергаментную бумагу. Изменился в лице, попятился и сел на ритуальный плавающий пенек водяниц (судя по ценнику), положив капкан на колени.
— Кто? Кто вам это дал? Шиш?
— Кому шиш? Никто не давал. Это капкан. Он был на лисенке. Лис был с ним закопан.
— Капкан Уор-Дворфа, — завороженно протянул Хмурый. — Настоящий, тот самый.
— Который ловит нежить? — вспомнила я.
— Нежить, призраков и некоторые волшебные существа.
Дворф медленно погладил капкан по полоске металла. Сложенный, артефакт мало напоминал звериную ловушку, зубцы были так плотно пригнаны, что щель между ними в гладком металле только угадывалась.
— Этот не подделка. Лис ваш — тому подтверждение. Что еще могло кицуне(*) поймать и…
(* кицуне — лис (японск); в мифологии — лис-оборотень)
— Убить? — сглотнув, спросила я.
— И убить, — согласился Хмурый: — Но тут вопрос — зачем убивать? Такое магическое существо, как лис-оборотень, — ценнейшая добыча. Впрочем, если он шел к Источнику… Ты знаешь про Источник? Братья тебе сказали?
Я кивнула.
— Ну и хорошо. Я, если что, не в обиде, — поспешил добавить дворф. — И ты на меня не серчай. Мы Ярилы Путерадовны планов не знали. С тобой она нас не познакомила, мы, видать, позже в Лисий Переулок перебрались.
— Я год пропустила, не приезжала, из-за белой сыпи, — подтвердила я. — Не знала, что бабушку больше никогда…
Хмурый крякнул и погладил рыжую бороду. А ведь нормальный человек при ближайшем рассмотрении оказался, то есть нормальный гном, несмотря на имя и характер.
— Лис, должно быть, к Источнику шел… да не дошел, — повторил свою мысль дворф.
— Кто мог его… так, в капкан?