100 свиданий с ведьмаком

— А-а-а, — протянул Дух. — Тогда хорошо, что его стибрили, мало ли… Так, поди, и Мистик Клетка фейком была?

— А вот она — нет. Это особая клетка, для вызова срединных существ. Четвертый Путь знаешь, что такое?(*) И кому эта бесполезная штука только понадобилась? От Срединных толку, как от плененного лепрекона: только мозг вынесут и желание извратят. И вообще, чего ты расчирикался на ночь глядя? — зевнув, поинтересовалась Марья. — Все боишься, что украдут? Не трясись, а то рама потрескается. Тебя только одно существо увести у меня может. Но таких на весь магический мир пара-тройка осталась.

(* — Четвертый Путь, Срединный Путь — потусторонний мир, царство фей, довольно недружелюбных к человеку)

Дух, изображая испуг, беспокойно проныл:

— Это кто ж такие?

— Меньше знаешь, крепче спишь. Лучше подумай, какое наказание мне для тебя избрать, за дерзость твою.

— Зачем меня наказывать, хозяйка? — вкрадчиво проговорил Дух. — Давайте я лучше вам колыбельную спою. Вы, поди, натрудились, намаялись, вам бы сейчас спать-отдыхать, мыслей тяжких не ведать-не знать.

— Только посмей меня усыпить, — пробормотала Марья, закрывая глаза. — Мне глубоко засыпать нельзя. Навьи рыщут, во снах меня ищут…

Дух покладисто кивнул:

— Так я не крепко убаюкаю. На краешек Навьего Царства вас отведу и сразу назад. Спи, царевна, засыпай, темной горести не знай. Придут по душу враги — не беги. Косу тёмну расплети — свет Ярила заслони. Что я несу такое? А то и впрямь научу, как от Нави спастись, — тихо проговорило Зеркало. Прокашлялось, ласково промурлыкало: — Скажи мне, Марьюшка, кто у тебя Зеркало Волшебное украсть может? У кого от проклятья твоего руки до плеч не сгниют, глаза не полопаются?

Дух застыл в напряжении, прислушиваясь к дыханию хозяйки. Марья выгнулась дугой и хрипло простонала, не выходя из сна:

— Фейри Зеркальные Благого Двора(*). Им мое проклятье не страшно. Им защитная магия как паутина… рвут они ее…

(* Двор Благой. Двор Неблагой. В Шотландской и Ирландской мифологии два Царства фейри)

— Вот и славно, — по лицу Духа скатилась призрачная капля пота, исчезла в туманном ободке. Зеркало пропело слегка дрогнувшим голосом: — Спи, царевна, засыпай, темной горести не знай… Зоря, вылезай.

Скрипнул шкаф, Зоря на цыпочках прошла через комнату, круглыми глазами уставилась на спящую на диване сестру, жалобно спросила:

— Она спит?

— Спит и ничего не слышит. Я ей колыбельную спел. Последний мой тайный козырь оставался… и вот, потратил. Надеюсь, во благо.

— Зеркальце, а что это я только услышала?

— То, что ты услышала, лучше бы ты этого никогда не слышала, — желчно произнес Дух. — Сейчас внемли и запоминай, коли жить хочешь. Сюда больше не ходи, ключ в ящике в прихожей оставь, дверь притвори, Марья проснется — не вспомнит, подумает, что сама открытой оставила.

— А ты? — пискнула Зоря. Лицо ее все больше принимало выражение ужаса. — Как мы с тобой видеться будем?

— Не будем, — с сожалением произнес Дух. И неуверенно добавил: — Какое-то время.

— Ты что задумал? — Зоря чуть ли не плакала. — Я знаю, что ты задумал! Это опасно! Давай я сама тебя унесу, спрячу!

— Умненькое дитя, — лицо в Зеркале деловито кивнуло. — Только одного не учитываешь: проклятие Марьи и на родственников распространяется.

— Я с ней поговорю… я ее убедю…

Зеркало хмыкнуло:

— Эх ты, убедю. В чем убедишь? Меня отпустить? Не смешно даже. Ты же теорию магическую в художественном колледже изучаешь. Знаешь, что такое Тень колдовская?

— Знаю, — прошептала девушка, обнимая себя руками.

— А чем ее питают, знаешь?

— Знаю, — голосок стал еще тише.

— А чья кровь ей больше всего силы дать может, ведаешь?

— Ведаю, — Зорю было еле слышно, — родни близкой.

— Вот поэтому с этой минуты сидишь тише воды ниже травы. Ничего не знаешь. Обо мне ни сном ни духом… кхе-кхе, скаламбурил. Про ключ не признавайся, мол, еще в тот день в ящик положила, когда сестрица тебя с поручением на квартиру свою посылала. Одна только просьба. Самолетик летучий с посланием сложить сможешь?

— Смогу.

— Запоминай, — Зеркало продиктовало младшей Морановой адрес и код от двери. — Напиши там одну фразу: «Свет мой, Зеркальце». Адресуй Шишу. Он поймет и, надеюсь, шанс не упустит. Не тот я артефакт, чтобы меня упускать… кхе-кхе. Тише, молчи, без комментариев. Складывай самолетик в перчатках, руки вымыв. Спреем антикомариным спрысни — от него у оборотней нюх отбивает. И молчи. Поняла? Молчи, не признавайся. Ступай. Не реви. Увидимся… скоро, я полагаю.

Когда всхлипывающая Зоря ушла, Дух пробормотал под нос:

— Свидимся, если все пройдет так, как я планирую. Сейчас или никогда. Другого шанса у меня не будет. Если Шиш — это тот, о ком я думаю… Навь левая, увидеть бы его, этого Шиша легендарного, удостовериться! Эх, пойду ва-банк!

— Навь рыщет… — простонала Марья во сне.

— Ошибаешься, — злорадно подхватило Зеркало, — уже не рыщет, а по следу идет. И… ничего личного… но мне было бы зело неуютно и дальше оставаться с тобой рядом, Лебедь.




Глава 12

Глава 12

Дом выстоял. Однако кое-какой урон все-таки имелся: в некоторых местах побило ледяным градом черепицу на крыше, старую, ту, что не успели переложить тролли с их строительной магией. И, к сожалению, крошечный палисадник перед калиткой на улицу был полностью уничтожен. Мне было жаль бабушкины розы, но защиты огненных кабошонов на этот участок земли не хватило, а тролли до южной стены еще не добрались. Зато сад за домом стоял целехонький. Мне не терпелось увидеть Пусю. Как он там? Без капкана?

Рабочие, кстати, явились минута в минуту. Деловито принялись за дело. Было приятно чувствовать, что город вернулся к прежней жизни. Через окошко я видела, как дворф Крысень, цветочник из магазинчика в конце улицы, помогает городским озеленителям высаживать в Лисьем Переулке молодые деревца взамен погибших. В конце мероприятия все шесть братьев и юная команда Клятого прошлись по Лисьему, наполняя посадки магией. Деревья пустились в рост буквально на глазах — выпустили по несколько клейких листочков. Глядишь, к концу лета Переулок вновь станет тенистым и прохладным. Хмурого среди дворфов я так и не увидела. Видимо, придется идти к нему самой. А что? И пойду! Ради соседских отношений. Хотя, вообще-то, на обиженных воду возят.

— Интересно, почему переулок называется Лисьим? — задумчиво спросила я у Иззы, наблюдая за природоохранным волшебством.

Не то чтобы я ждала ответа… нет, вопрос был скорее риторическим, мало ли кто, как и в честь чего назвал так нашу улицу лет сто назад. Но такое отстраненно-мечтательное, с признаками легкого умопомешательства лицо у лепрекона я видела впервые. Стоит ли упоминать, что на мой вопрос Изза не ответил? Вряд ли он вообще его услышал.

Зато Елисей услышал, когда звонко, с колокольным звоном (Грызень прицепил мне над дверью артефакт-колокольчик), ворвался в лавку. В той самой рубашке с Берендеем и медведем (погода на улице пока была больше весенней, чем летней, но кое у кого, видно, кровь — кипяток), не удивлюсь, если в той самой, мне назло — я ее вчера выстирала, выгладила и с посыльным к Веденееву домой отправила.

— Лисы — коварные мистические зверюги! — заявил Еся с порога. — Некоторые — оборотни, но не по типу человек-зверь, а по типу зверь-человек. Короче, могут в людей оборачиваться. Не буду показывать пальцем, но кое-кто тут решил лисятник развести, чтобы уж наверняка оборотню на зубок попасться.

— Мой Пуся не такой, — категорично заявила я. — И вообще, он призрак!

— Это еще хуже. Ты, часом, девяти хвостов(*) у него не наблюдала?

(* девять лисьих хвостов — отсылка к восточной мифологии, в которой лис считают магическими существами; лисы, встречающиеся в восточных сказках, почти всегда обладают несколькими хвостами)

Я только фыркнула. А Елисей задумался и протянул:

— Одного не пойму, почему его так неглубоко закопали? Если бабка твоя решила заморенного капканом звереныша похоронить, наверняка дворфов позвала бы — ты говорила, они дружили — и уж поглубже могилку соорудила бы, чтобы бродячие псы не отрыли. Кстати, почему твоего Пусю бродячие псы не отрыли?

— Недолго, — напомнила я. — Бабушка и дворфы были знакомы всего пару лет. Но да, странно.

— Такое ощущение, что лис просто упокоился в саду, а потом его листвой прелой занесло, травой зарастило, ветками привалило.

— Может, и так, — я пожала плечами и снова обратила внимание на лепрекона. — Добрел до сада да и… Но уже после бабушкиной смерти… Изя, с тобой все нормально?

Изя сидел над рулоном пергаментной бумаги и не шевелился. Я попросила его нарезать листы для подносов с выпечкой, Роман Евстафьевич обещал разрешение на торговлю уже через три дня, когда городская Управа вернется к обычному графику работы.

Лепрекон, надев на пальцы ножницы, таращился на нимф, украшающих часы на камине. Не спорю, нимфы были хороши, но рассматривать их столь пристально больше получаса…

— Бедняга, — сочувственно проговорил Еся, тоже заметив идиотскую улыбку лепрекона, обращенную к полуголым статуэткам. — Кукухой сдвинулся. Вот что тебя ждет, Белка.

— Это почему? — удивилась я.

— Посмотри, чем чревато для парней долгое воздержание. К девушкам это тоже относится.

— Эй! — крикнула я. — Хватит хохмить! Ты… давай в подвал! И не жрать там… без нас.



… Солнце никак не хотело уходить за горизонт. Некто, ответственный за выключение дневного светила, явно манкировал своими обязанностями.

Я с нетерпением ждала заката и поглядывала в окно на улицу. На мгновенье показалось, что за спинами вернувшихся на боевое дежурство репортеров (впрочем, уже не так бодро настроенных и явно приунывших в отсутствии скандалов, интриг и сенсаций в нашей с Есей добрачной жизни) мелькнула знакомая фигура. Я с тревогой высунулась за штору (обленившиеся журналисты даже не пошевелились) и с облегчением вздохнула: нет, это не Ступин. Что ему тут делать, в Лисьем переулке?

Изза оживился только после того, как к нам в окно постучался магический самолетик. Я сделала вид, что оглохла, ослепла и вообще, полностью занята ужином. А если почему-то поглядываю в отражение на стеклянной дверце от шкафчика, так это…. собой любуюсь — у Еси научилась!

Лепрекон подхватил влетевший в открытую форточку самолетик, развернул его, жадно прочитал, поцеловал и прижал к груди. С ума сойти! Я думала, век сентиментальной галантности давно миновал! Хотелось побежать и рассказать все Елисею, но тот явился собственной персоной, чистый, с мокрыми волосами. Тролли отремонтировали ванную на втором этаже. Я со слезами на глазах упросила их не менять старого бабушкиного монстра на львиных лапах, с львиным хвостом и кранами в бронзовой пасти. Главный троллий дизайнер, крякнув и почесав макушку, переделал первоначальный план. И все-таки пироги и доброе отношение — великая магия. Впрочем, я немного жалею, что не умею складывать почтовые самолетики. Как Изя, например. С поцелуями и умильной моськой. Все с ним ясно. Когда успел только?

— Изя, ты не рассказал, как спасся от Роя, — напомнила я лепрекону, доставая из холодильника тяжелую кастрюлю.

— Рассказал он, — сообщил Еся, придя на помощь.

— Сначала сидел, а потом домой пошел? — фыркнула я. — Неинформативно. Стой так, Веденеев, не лезь в кастрюлю. Сейчас все будет.

Еся принюхался:

— Огурцами пахнет.

— Окрошка, — сообщила я.

— Изька, спорим, что на кефире! — немедленно проорал Елисей.

— На квасе! — подпрыгнул Изя.

— Вот чем людей на твердь земную возвращать надо, — назидательно обратился ко мне ведьмак, ставя окрошку на стол. — Сразу проснулся. На кефире!