Золотой жук мисс Бенсон

В небе разливалась заря. Она была поистине прекрасна. Лесенка, веранда, заросший сорными травами сад – все было залито золотом. А на опушке леса какое-то громадное старое дерево, на которое Марджери и внимания-то никогда не обращала, вдруг решило расцвести, и цветы его были похожи на вспышки света. А все же хорошо, что они приехали сюда в последний раз, чтобы собраться и навсегда покинуть это место, на какое-то время ставшее им родным домом. Похоже на ритуальное прощание, вдруг подумала Марджери, хотя сама, пожалуй, никогда в жизни склонности к соблюдению ритуалов не питала.

Вскоре они погрузят свои пожитки в рыбацкую лодку, и она увезет их с этого острова. А потом они переберутся в Австралию. Сменят имена. И еще какое-то время будут перемещаться с места на место. Она продаст свою квартиру в Лондоне. Станет работать там, где это будет возможно. Думая о будущем, Марджери видела там только их троих – Инид, Глорию и себя – и никого больше.

По западному шоссе никто сейчас не смог бы до них добраться. Да и по восточному шоссе тоже: как Марджери поняла из объяснений тех мальчишек, погонщиков мулов, теперь по крайней мере дня два будет невозможно перебраться через ту реку, что пересекает это шоссе. Короче, им нужно было лишь дождаться полуночи, когда к берегу причалит заказанная лодка. Марджери вынесла из дома и закопала в саду самые истрепанные из половиков; затем снова перенесла в сад старые кресла. А немногочисленные кастрюли, сковородки и последние банки «Спама» она решила оставить на кухне – вдруг все это пригодится мальчишкам из шанти-тауна. В кабинете она первым делом тщательно упаковала свои записи и дневники, а витрины с образцами завернула в одеяла. Старый коврик, некогда привезенный Инид из Пума, Марджери так и оставила лежать на полу, где он по-прежнему закрывал плохо заделанную дыру. Затем она перестирала все пеленки и приготовила в дорогу бутылочки с молочной смесью, подаренной Долли, на тот случай, если Инид, которая была еще слаба, необходимо будет немного поспать.

Сейчас Инид с малышкой устроилась на веранде, прямо на пол постелив одеяло. Инид уже успела облачиться в свой розовый дорожный костюм, а рядом поставила красный саквояж, набитый детскими вещами. Марджери как раз собиралась спуститься в сад и немного прогуляться, когда Инид, приоткрыв один глаз, спросила:

– Хочешь в последний разок сходить туда?

– Нет, Инид. Не хочу. Я хочу всего лишь повесить выстиранные пеленки и чуточку пройтись.

Инид засмеялась, придвинула Глорию поближе и стала ее кормить.

– Смотри, не опоздай на Борнео, – пошутила она. – Там нас ждут два джина с лаймом, заказанные на наше имя.

Марджери босиком брела по саду. Уже миновал полдень, но небо сияло такой промытой утренней голубизной, словно таким отныне навсегда и останется. Марджери старалась даже не смотреть на гору и все время поворачивалась к ней спиной, развешивая мокрые пеленки и прицепляя их к веревке прищепками. И все же она постоянно ощущала присутствие горы, ощущала столь же отчетливо, как если бы она, гора, сама подошла к ней и легонько постучала по плечу.

Даже через много лет Марджери не сможет объяснить, что за дикое чувство вдруг ее охватило. Очень странное чувство. Словно что-то ее подхлестнуло. Словно кто-то, стиснув ей горло, поволок ее на край отвесного утеса, и она, задыхаясь, вся покрытая гусиной кожей, испытала то пьянящее чувство невероятной легкости, как если бы пребывала в свободном падении. Возможно, никаких подобных чувств у нее бы и не возникло, если бы Инид не напомнила ей о горе. Желание еще хоть раз подняться на гору, пробудившееся в ее душе, оказалось столь же абсолютным и неоспоримым, как и то, неожиданное для нее самой, желание схватить чужие спортивные ботинки и навсегда покинуть школу, в которой она так долго проработала. Марджери швырнула на землю бельевую корзину и быстрым шагом двинулась к горе, словно опасаясь, что та может прийти в движение и исчезнуть.

Слоновья трава, прибитая их ногами и недавним ливнем, по-прежнему оставалась прижатой к земле, однако сама тропа, которую они с таким упорством расчищали, уже успела снова сильно зарасти. Новая листва имела более светлый оттенок, но из-за лиан, опять свисавших плотным занавесом, вокруг царил полумрак; путь Марджери преграждали высоченные папоротники и скатившиеся сверху крупные камни. Раздвоенная вершина горы, словно прошитая тонкими нитями тумана, по-прежнему виднелась высоко впереди. В поднебесье парили хищные птицы, казавшиеся с земли совсем крошечными, не больше собственного перышка. И все вокруг словно застыло в полной неподвижности.

Пока что Марджери бегом преодолевала подъем. Она без особого труда перебралась через первый валун, без башмаков чувствуя себя очень ловкой и легкой. И потом, она уже хорошо знала, за какие растения можно спокойно хвататься при подъеме, а каких надо старательно избегать. Над тропой косами свисали всякие ползучие растения, и Марджери то отмахивалась от них, то ныряла под них, низко наклоняя голову. Выше. Еще выше. Времени у нее еще сколько угодно. Она остановилась на минутку, привстав на цыпочки и слегка покачиваясь.

Вскоре она добралась и до настоящей лесной чащи. Теперь она уже чувствовала и бешеный стук сердца, и кипение крови в жилах, и пересохший рот, да и проклятый бедренный сустав опять затеял свою волынку. Босые ноги жгло – она, видимо, сильно поранила их о камни и корни. На все это Марджери старалась не обращать внимания, чувствуя, что сможет преодолеть этот подъем. Послышалось карканье встревоженных ворон, потом какой-то глухой удар, плеск воды. Марджери только прибавила ходу. В воздухе разлился слабый запах дыма. Но она и тогда не остановилась и перебралась через очередной валун. Жжение в босых ступнях казалось ей даже приятным. А потом, когда она наконец поняла, что пора бы и назад повернуть, в воздухе вдруг словно прошла волна холода, и все вокруг внезапно окутал туман, словно упавший с небес. Он поглотил даже верхушки ближайших деревьев, распространяясь по склону со скоростью взрывной волны. Марджери оказалась окружена со всех сторон. Ее словно загнали в некое озеро белой пустоты.

Она знала, что туман, скорее всего, исчезнет так же быстро, как и появился. И все же ей стало не по себе. Она даже замерзла немного и невольно обхватила себя руками. В тумане, казалось, исчезли даже звуки. Теперь оставалось одно: осторожно повернуть назад и двигаться в точности тем же путем, каким она сюда пришла. Вот только прежнего пути ей было уже не разглядеть; она вообще ничего вокруг себя разглядеть не могла.

И, выкинув из головы все прочие мысли и планы, Марджери попыталась на ощупь отыскать тропу, ведущую вниз сквозь стену тумана. Ей казалось, что на глазах у нее плотная повязка. Ветви царапали ей кожу, дергали за волосы. Она задыхалась. А ее босые ноги все время обо что-то спотыкались, скользили, подворачивались. Потом она почувствовала острую боль, словно ее кто-то ужалил. Но продолжала идти, точнее, неуклюже сползать вниз, цепляясь за любую опору, а иногда даже падая на колени.

Было ясно: она заблудилась. Заблудилась в тумане на склоне горы, а там, внизу, ее ждет Инид. И Марджери продолжала идти, пошатываясь, падая, с трудом пробиваясь вперед. И вдруг наступила на что-то острое как бритва, с легкостью вонзившееся ей в ступню, как острие ножа в мякоть фрукта.

Измученная, перепуганная, сознающая свое поражение и совершенно не представляющая, что ей теперь предпринять, она просто села на землю. Она сумела пересечь земной шар, пытаясь найти заветного отцовского жука, однако сейчас повела себя в точности, как мать, которая никогда даже не пыталась как-то изменить свою жизнь – просто сидела в кресле, и все.

– Помоги мне, – вслух сказала Марджери. – Пожалуйста, помоги мне! – Она и сама толком не понимала, к кому обращается. Впрочем, логику тут искать было совершенно бессмысленно.

Туман так и не желал рассеиваться. Приходилось ждать. Марджери казалось, что ждет она уже несколько часов. Но, может быть, именно потому, что она просто сидела и смотрела на стену тумана, не пытаясь с ним сражаться, она потихоньку стала замечать некое движение; туман начинал как бы перемещаться, постепенно истончаясь; потом где-то в вышине из него вынырнул белый шар света, похожий на глаз с бельмом, и она догадалась, что это, должно быть, солнце. У своих ног она разглядела какой-то камень. Расплывчатое красное пятно превратилось в яркий цветок. Да, туман рассеивался, откатывался назад, уплывал в свои ущелья, и окружающий мир вновь возвращался к жизни. Снова стали видимыми деревья, скалы, синий купол небес над головой. И Марджери поняла, что находится на какой-то поляне.

Сперва ей показалось, что выпал снег. Все вокруг было усыпано белыми хлопьями. Но оказалось, что это не снег, а крошечные, как бы гофрированные, беловосковые цветочки, венчающие темно-пурпурные стебли. Эти цветы были так малы, что лишь с трудом удавалось разглядеть отдельные лепестки, а сам цветок как бы сидел в чашечке из зеленых листочков величиной с ноготь мизинца. Воздух был настолько напоен неким сладостным ароматом, что казался плотным.

И как только в мозгу Марджери сформировалось слово «орхидея», в воздухе мелькнула золотая искорка. И не одна. Их было много, сотни тысяч золотых жуков, сверкавших, как крошечные ювелирные украшения, и словно прикрепленных невидимыми золотыми нитями к белым цветам орхидеи, зеленым листочкам, деревьям с мощными кронами и окрестным скалам. И чем дольше Марджери смотрела, тем больше их оказывалось. Они вылетали и вылезали отовсюду. А у нее впервые не было с собой ни ботанизирки, ни сетки. Она даже сачка с собой не захватила.

Ничего, одного она точно поймает руками. Их там более чем достаточно. Она еще раз внимательно осмотрела поляну. И один жук, словно по мановению волшебной палочки, сам слетел к ней прямо на левое запястье. Она смотрела на него как зачарованная. Крошечная золотая головка, торакс, похожий на пышную золотую юбочку, крошечные золотые лапки, длинные усики, похожие на золотую тиару. Это был самый настоящий изысканный франт, этакий крошечный, облаченный в золото экстраверт! Ничего подобного она в жизни не видела.

Одно быстрое движение правой рукой, и жук попался.

Но прежде чем Марджери успела хотя бы слегка сжать пальцы, жук приподнял надкрылья и развернул вторую пару крылышек, похожих на тонкую папиросную бумагу; даже они, такие нежные и полупрозрачные, оказались золотыми. Как ни странно, но улетать жук явно не собирался. Он несколько раз открыл и закрыл свои крылья, как это обычно делают бабочки, – как же легко, должно быть, эти крылья осуществляли свою главную задачу, вздымая его в воздух, – и снова аккуратно свернул нежные летательные крылышки, спрятав их под твердой скорлупкой надкрыльев. Затем жук подполз поближе к косточке на тыльной стороне руки Марджери и удобно там устроился. Она просто не могла поверить своему счастью. Жук-самоубийца! Ведь он же практически сам ей сдался!

Она смотрела на это крошечное сверкающее существо, прильнувшее к ее руке, и не могла отвести глаз. Веса жука она совершенно не чувствовала, и все же его прикосновение к ее коже казалось ей обжигающим.

Инид была права. Она все время была права. Марджери задумала свое приключение не ради того, чтобы оставить свой след на земле, а ради того, чтобы позволить земле оставить на ней свой след. Отметить ее. Ведь все это было чудом – и то, что они с Инид выжили на горе в ту страшную бурю; и то, что она все-таки нашла своего жука, до сих пор существовавшего только в ее воображении; и то, что Инид сумела родить ребенка, а Марджери сумела этого ребенка принять; и то, что она по-прежнему может свободно дышать, и то, что после всех нанесенных этому миру разрушений и потрясений он все-таки остался целым и невредимым. И ей уже не нужно было убивать этого жука, накалывать его и называть в честь покойного отца. Ей было достаточно и того, что она все-таки сумела увидеть его собственными глазами, хотя, возможно, никогда больше и не увидит. Ну что ж, пусть золотого жука откроет и опишет кто-нибудь другой.

И Марджери вдруг показалось, что она словно размазана по всему этому острову, как бы растворилась в нем, впиталась во все, что на нем есть. Никогда в жизни ей не приходило в голову, сколь размыта та условная граница, за которой кончается ее собственное тело и начинается окружающая среда. Начинается здешняя земля. Да, она чувствовала себя здешней. И благословенной. Именно так: здешней и благословенной.

Еще один жук приземлился к ней на плечо, а второй – прямо на нос. Еще три – на правое запястье. И на каждый локоть село по жуку. А босую ступню облюбовал целый выводок. Жуки сыпались на нее золотым дождем. И Марджери Бенсон, которая ни разу не взяла в руки ни одной игрушки после того, как ее отец, не оглядываясь, шагнул через французское окно прямо в сад, сейчас как ребенок играла с жуками на склоне безымянной горы, находящейся на другом конце света; она протягивала им пальцы, поводила рукой и даже задом слегка крутила. Ее вдруг охватило удивительнейшее чувство, будто она не одна, будто сейчас с нею рядом и ее братья, и ее тетки, и отец с матерью, и даже Барбара. И все они тоже играли с этими сотнями тысяч золотых жуков, как если бы радость была самой серьезной вещью на свете – но гораздо важней было то, что и сами золотые жуки с ними играли. И в эту минуту Марджери чувствовала себя даже более живой, чем сам окружающий ее мир.





* * *


Уже начинало темнеть, когда она наконец сумела спуститься по тропе и, прихрамывая, двинулась через сад к бунгало. Впереди был отчетливо виден шаткий силуэт Последнего Приюта – его сломанная лесенка и веранда, освещенная горевшей в комнате лампой-«молнией». А в окне уже виднелся профиль Инид.

– Инид! – закричала она, махая рукой. – Инид!

Но, когда она подошла ближе, оказалось, что это вовсе не Инид, а какой-то чужой человек, лицо которого было ей не знакомо. И этот человек, заметив ее, тоже помахал рукой.

Марджери вгляделась в сумеречный мрак. Глаз выхватывал из сумерек то разбитую проселочную дорогу, то пыльную растительность в саду, то пеленки, по-прежнему висевшие на веревке. Но ни Инид, ни девочки нигде не было видно. Исчез и красный саквояж Инид.






53. Почти у цели




Он, сгорбившись, сидел у окна, освещенный лампой-«молнией». Вокруг него метался целый рой ночных бабочек, которые бились о стены, отбрасывая странные полупрозрачные тени. Марджери понятия не имела, кто это такой.

Инид, оказывается, тоже была там. Сидела в кресле в углу, крепко прижимая к себе Глорию. В ярко-розовом костюме. С растрепанными черно-желтыми волосами. Застывшая и явно перепуганная до смерти. Перехватив взгляд Марджери, она еле заметно покачала головой. Было видно, как быстрыми сильными толчками бьется кровь в жилке у нее на шее.

Когда Марджери вошла, незнакомец выпрямился и с явным облегчением сказал: «Привет!», хотя это и прозвучало несколько нервно. Лицо у него было серое, щеки ввалились, и он был так худ, что казалось, торчащие кости вот-вот прорвут кожу. Одежда его давно уже превратилась в лохмотья, и он весь был покрыт волдырями, ссадинами и порезами; спутанные короткие волосы слиплись. Он и на человека-то не похож, подумала Марджери и заметила, что за спиной у него висит нечто, напоминающее проткнутый воздушный шар. Потом до нее дошло, что это просто старый рюкзак.

Ее первым побуждением было немедленно вывести Инид с ребенком из дома, однако она явно недооценила этого типа. Стоило ей перевести взгляд с Инид на дверь, как он вскочил и одним нервным движением преградил ей путь. Одну руку он постоянно держал в кармане. Может, он ранен?

– А я уж подумал, что вы без меня уехали, мисс Бенсон.

У Марджери возникло ощущение, что она шагнула мимо ступеньки и тщетно пытается сохранить равновесие. Внутри у нее была какая-то гулкая пустота, ее словно выпотрошили. Значит, он британец. И знает не только ее имя, но и то, что она давно здесь живет и теперь собирается уезжать. Хорошо бы, конечно, сейчас обратиться к нему по имени, вот только она не знает, как его имя!

Ее охватила паника, лишив способности рассуждать здраво. Лишив способности нормально думать. В ее памяти возникали лишь какие-то мимолетные и совершенно бесполезные образы – те мужчины, с которыми она вместе обедала на судне RMS «Орион», или те, которых она видела в лагере для перемещенных лиц в Ваколе, на приеме в британском консульстве, на таможне, в полиции. Но ни один из них не был похож на того худого изможденного человека, что сейчас стоял перед ней настолько близко, что мог бы коснуться ее волос. По его лицу ручьями тек пот. И его так сильно знобило, что даже одежда тряслась.

– Вы кто?

Он моргнул, явно очень удивленный, и коротко рассмеялся, словно не веря в то, что она может спрашивать такие глупости.

– Неужели вы меня не помните?

– Может быть, у меня в классе ваша сестра училась?

– Нет.

– Тогда, может, вы работаете в Музее естественной истории?

– Конечно же, нет! – Он нервно рассмеялся, как ребенок, начинающий утрачивать уверенность в себе.

Это было похуже, чем столкнуться с Румпельштильцхеном[42]. Так она, пожалуй, несколько лет будет угадывать. И он, видимо, решил облегчить ей задачу.

– Вы не захотели, чтобы я возглавил вашу экспедицию. Но вы были неправы. Вот я сюда и приехал.

Лишь нечеловеческое напряжение памяти помогло Марджери вспомнить, где она встречалась с этим человеком. В чайной «Лайонз Корнер Хаус». Он бывший военнопленный. Вот только что он делает здесь, на другом конце света? Зачем явился в их жалкое бунгало, о существовании которого практически никому не известно? Зачем стоит перед ней и трясется? Сердце ее понеслось вскачь.

– И чего же вы от меня хотите? – спросила она.

– Чего же я хочу? – повторил он, словно до этого как-то не задумывался над подобным вопросом или, точнее, словно уже не был уверен, что сумеет дать на него правильный ответ. – Чего же я хочу? – Он, пошатываясь, странным зигзагом прошелся от двери к окну и обратно. Наблюдая за ним, Марджери вдруг почувствовала удушье. – Чего же я хочу?

– У вас больной вид. Вы нездоровы?

Он не обратил внимания на ее вопрос.

– Я был на том корабле, – сказал он. – Это я нашел вас у подножия лестницы. Это я отвел вас в медицинский кабинет. Если бы не я, вы бы никогда сюда не добрались. Я все это время, с самого начала, следовал за вами, мисс Бенсон. Я спас вам жизнь. И вот теперь мы наконец вместе.

Марджери стояла, практически не шевелясь, но все же сумела, слегка повернув голову, перехватить взгляд Инид. В глазах Инид плескался самый настоящий ужас. Марджери попыталась мысленно вернуться на «Орион», но было так трудно вспоминать что-то, когда все твои мысли заняты тем, что происходит в настоящий момент. А этот тип еще и глянул на Инид так, словно та была какой-то бессмысленной помехой. И тут Марджери вспомнила, хотя и довольно смутно, и болтанку на корабле, и морскую болезнь, измучившую ее, и какого-то мужчину, который помог ей подняться на ноги, а она на мгновение уткнулась ему в грудь, потому что больше всего хотела продолжать спать.

– Я же тебе говорила, – сказала Инид ровным тихим голосом. – Я же говорила, что за нами кто-то следит. Правда, я думала, этот тип за мной охотится, а не за тобой.

– Я все время был рядом с вами, – подтвердил этот тип. – Но я очень болен. Так что теперь все кончено. Пора всему этому положить конец – раз и навсегда.

Марджери страшно побледнела. Она прямо-таки почувствовала, как у нее от лица отлила вся кровь. Дыхание прервалось у нее в груди. Ей вдруг стало холодно, и она словно окаменела, разучилась двигаться. А Мундик, осторожно сунув свободную левую руку в карман, вытащил оттуда некий предмет и, держа его на ладони, показал ей. Сперва было трудно понять, что это такое, настолько его ладонь была грязной и изрезанной. Но потом, приглядевшись, Марджери поняла, что это один из ее пропавших жуков. Булавка, которой он был наколот, естественно, исчезла, как и этикетка, а его лапки, некогда аккуратно расправленные, были совершенно измочалены, а двух и вовсе не хватало; надкрылья исчезли, усики были надломлены. Это был самый жалкий подарок, какой ей когда-либо преподносили.

– Вот видите! – с гордостью заметил он.

– Да, вижу.

– Я принес это обратно!

Марджери уже раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но голос, который прозвучал в эту минуту, принадлежал не ей. Это был голос Инид.

– Осторожней, Мардж! – Инид рукой прикрывала головку Глории, как всегда делала, если начинался дождь. – Смотри внимательней, что там у него в другом кармане! Слышишь, Мардж?

Мундик, не обращая на Инид никакого внимания, продолжал в упор смотреть на Марджери. По его лицу все катились и катились крупные капли пота.

– Мистер Мундик, вам следует немедленно уйти отсюда и оставить нас в покое, – твердо сказала Марджери.

– Я тоже делал записи. Как вы говорили.