Золотой жук мисс Бенсон
Часть 13 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не было времени спрашивать, как ей удалось удрать от Тейлора, как она избежала угрозы револьвера. А уж тему замужества Инид и ее оставшегося в Англии мужа Марджери и вовсе решила оставить на потом. Инид резво вскочила на весы, слегка пошатнувшись, правда, под весом багажа – не только собственных чемоданов, но и саквояжа Марджери. И тут же мистер Пена-для-Бритья с удовольствием махнул ей, чтоб проходила. Похоже, он и вес-то ее проверять не стал. И на розовом листочке ничего не написал. Только предложил Инид поставить багаж на пол, сказав, что он слишком тяжел для такой очаровательной леди и его погрузят в самолет без ее участия. Марджери не хотелось расставаться со своим драгоценным оборудованием, и она уже собралась протестовать, но Инид не дала ей ни слова сказать и, ухватив ее за локоть, подтащила к столу паспортного контроля. Там она, вытащив сумочку и расстегнув верхние пуговки на тесном жакете, подмигнула чиновнику и быстро шепнула Марджери: «Мне нужно на минутку отлучиться – поговорить с этим вот парнем». Однако Марджери – ей невыносима была даже мысль о том, что Инид станет демонстрировать свое нижнее белье перед каким-то чиновником, – вытащила свой паспорт и, тыча пальцем в фотографию, заявила, что женщина с каштановыми волосами на заднем плане и есть Инид Притти. Инид моментально убрала сумочку подальше, застегнула все пуговицы и принялась активно поддерживать Марджери. Во всяком случае, вполне успешно создала некую «дымовую завесу», изложив весьма многословную историю о том, на какие чудеса способна обыкновенная краска для волос, попутно заметив, каким симпатичным кажется ей этот чиновник, какая отличная на нем форма и в каком восторге пребывает она сама, предвкушая и потрясающий полет, и те приключения, которые сулит им с подругой пребывание в Новой Каледонии.
В итоге чиновник стыдливо потупился и, не поднимая глаз, крикнул: «Ладно, ладно, проходите скорей!» При этом у него был вид человека, которого одарили поцелуем и тут же велели убираться вон.
В общем, они прошли! Они одержали еще одну маленькую победу!
* * *
Моторная лодка доставила Марджери и Инид прямо к гидросамолету, светящиеся иллюминаторы которого отражались в воде, точно осколки драгоценных камней. Перевозчик выключил мотор, и лодка подплыла под высокое и широкое крыло самолета. А внутри оказалось нечто вроде кают с удобными сиденьями и столиками, вот только буквально все пропахло машинным маслом и парафином. Хорошенькая стюардесса проводила их на место и выдала иллюстрированный путеводитель авиапутешествий, а ее напарник предложил им ячменный сахар, чтобы не закладывало уши. Инид, поторопившись от волнения, леденец сразу проглотила, поперхнулась, и Марджери пришлось хорошенько стукнуть ее по спине, чтобы она выкашляла сахарок обратно.
– Нет, вы мне честно скажите, – Инид с тревогой посмотрела на свою спутницу, – неужели эта штуковина взлетит прямо из волн морских?
И тут один за другим заработали моторы, и гидросамолет медленно поплыл, покачиваясь на волнах и разрезая носом их пенные гребни; лодку, на которой они приплыли из аэропорта, приподняло волной на несколько дюймов, когда, качнув крылом, самолет повернул направо. Инид, пронзительно вскрикнув, с такой силой вцепилась в руку Марджери, что у той возникло ощущение, будто у нее всю руку от локтя вниз свело. С обеих сторон о борта самолета уже бились высокие волны, а он все набирал скорость, и пенившаяся за иллюминаторами вода наполняла тесный салон таинственным зеленоватым светом. Инид чрезвычайно быстро перешла от испуга к полному восторгу и лишь время от времени пронзительно вскрикивала, но исключительно от избытка чувств. Рев моторов нарастал, в иллюминаторы стало видно, что они все выше поднимаются над поверхностью воды, хотя капли ее еще скатывались по стеклу, сияя жемчужным блеском; потом с глухим скрежетом самолет окончательно взлетел и по широкой дуге стал неторопливо подниматься в залитое утренним сиянием небо. Каждый мускул в теле Марджери был до предела напряжен, словно этим она хотела помочь самолету удержаться в воздухе. Напряжены были даже мышцы ее ступней.
А гидросамолет все продолжал набирать высоту, стремясь вверх, вверх, вверх, содрогаясь и производя невероятное количество шума. У Марджери заложило уши. Ей казалось, что этот механический скрежет и вой поселились у нее в груди. Не смотри вниз, убеждала она себя, только не смотри вниз…
– Посмотрите-ка вниз, Мардж! – прямо у нее над ухом завопила Инид и, обняв ее руками за шею, стала пригибать ее лицо к иллюминатору, так что Марджери была вынуждена все же открыть глаза и посмотреть.
Гидросамолет летел над землей, и его тень летела за ним следом, похожая на большого черного жука. А все остальное выглядело пугающе маленьким и удивительно хрупким. Дома съежились до размеров катушки с нитками. Дороги были не шире шнурка, и на них виднелись крохотные пятнышки автомобилей. Марджери казалось, что любую из этих вещей можно было бы взять двумя пальцами. А еще под ними плыли облачка, маленькие и пушистые, и ниже облаков вдали поблескивало море, гладкое, как лист жести.
Марджери чувствовала во всем теле какое-то странное покалывание, словно сквозь него пробегали некие разряды, похожие на электрические и зарождавшиеся где-то в подошвах ног. Если уж этот мир настолько удивителен, думала она, что в нем можно увидеть и летучих рыб, и зеленые закаты, и плывущие под тобой пушистые облачка – и даже таких вот сумасшедших женщин с ярко-желтыми волосами! – то там наверняка найдутся и золотые жуки… и… что там еще? Да что угодно! Множество всяких прекрасных вещей, которые только и ждут, чтобы их нашли, обнаружили! Стюарды между тем принялись угощать пассажиров лобстерами и шампанским, а потом подали мороженое и кофе в маленьких белых чашечках, но Марджери никак не могла оторваться от иллюминатора. Теперь за ним был бескрайний простор Тихого океана, кобальтово-синяя вода с яркими пятнышками плавающих в ней островков, похожих на драгоценные камни. А крупные лайнеры – такие же, как их «Орион», – были не больше муравьев. Наконец показался архипелаг Новая Каледония: изумрудные острова с бледными коралловыми оборками по краям, словно какой-то ребенок, играя, обвел их по периметру мелом, и самый главный Большой остров, по форме напоминающий длинную кухонную скалку.
Когда самолет снизил высоту, изумрудная поверхность островов словно распалась, превратившись в лоскутное одеяло из огромных темно-зеленых древесных крон, напоминающих гигантские грибы. Подлесок был более светлым, даже бледноватым. Всюду виднелись лагуны с чистой, прозрачной водой. Мелькнуло обширное зеленое болото, очертаниями похожее на нарисованное сердечко. Вдоль самой воды тянулись бесконечные пляжи с белым песком; их указующие пальцы порой проникали далеко в щели между горами красного цвета, гряда которых тянулась вдоль всего острова, похожая на неровный извилистый хребет огромного зверя.
Словом, вид открывался такой, что у Марджери просто дыхание перехватило. Даже Инид примолкла – видно, даже она в кои-то веки от восторга лишилась дара речи. Британия, карточки, очереди за продуктами, холод, слякоть и дождь – все это словно осталось где-то на другой планете.
– Инид, я должна вам признаться: я вовсе не сотрудница Музея естественной истории, я там никогда не работала. Я двадцать лет преподавала в школе домоводство.
Инид только плечами пожала.
– Ну и что? А я по-французски говорить совсем не умею! Только и знаю, что «бон шуур».
И Марджери, плывя в голубом просторе рядом с Инид, поняла, что находится сейчас в самом лучшем месте на свете и ни в каком другом ни за что не захотела бы оказаться.
Новая Каледония, конец ноября 1950
Поиск!
18. Этот прекрасный остров: Краткое введение в историю Новой Каледонии, составленное преподобным Хорасом Блейком
Добро пожаловать в рай! Новая Каледония – это страна пальм и коралловых рифов, родина народа канак, место, где поет птица кагу!
Первым европейцем, открывшим этот остров в 1774 году, был капитан Кук, и поскольку эти места напоминали ему о его родине Шотландии, он дал архипелагу название Новая Каледония. Через сто лет Наполеон своим указом аннексировал острова, устроил там колонию каторжников и назвал архипелаг Nouvelle-Caledonie, что, собственно, также означает «Новая Каледония». (См. главу 5: Полезные французские выражения.)
Увы, у этих островов не слишком счастливая история. В начале девятнадцатого века туда хлынула грязная накипь белой расы – китобои, охотники за сандаловым деревом, тайные работорговцы, шнырявшие по всему Тихому океану в поисках своих жертв, и обыкновенные морские разбойники-пираты – и все эти люди, явившись в Новую Каледонию с ее чистым, прекраснодушным, но примитивным населением, принесли с собой грехи и проклятье белого человека: порок, пьянство, огнестрельное оружие и болезни. Канаки, автохтонное население Новой Каледонии – красивые, гостеприимные люди, счастливо жившие за счет того изобилия, которое даровала им сама Природа, – были практически уничтожены.
Так что ныне на этих островах – плодородных, богатых прекрасными лесами, могучими реками и великолепными водопадами, – живут европейцы, в основном французы, а также выходцы из Юго-Восточной Азии, чаще всего индонезийского или вьетнамского происхождения. Сохранившиеся племена канаков живут обособленно, согласно собственным законам и обычаям. Канаки добродушны и весьма беспечны. Вполне нормально окликнуть взрослого мужчину: «Эй, бой!», и он на эту кличку ничуть не обидится. Здесь вообще широко распространено подобное унизительное обращение. В ответ канак лишь улыбнется и помашет вам приветственно рукой.
* * *
Марджери сидела под бананом, держа в руках иллюстрированный карманный путеводитель преподобного Хораса Блейка, и думала: да от него столько же проку, как от чайника, сделанного из шоколада!
Нумеа, столица Новой Каледонии, беспорядочно раскинулась на берегу океана, окаймленная с одной стороны золотисто-белыми пляжами, а с другой – зарослями пальм с пышными кронами, похожими на шляпы из перьев. Сразу за городом начиналась горная гряда, протянувшаяся до самой северной оконечности острова. Ночью прошел дождь, и с листьев еще свисали крупные капли, а воздух был насквозь пропитан ароматом сосновой хвои и миндального печенья «франгипани». Чем выше над восточным горизонтом поднималось солнце, тем ярче разгорались в небе краски, принадлежащие, казалось бы, совсем другим вещам: ярко-зеленая, как в светофоре; розовая, как в именинных свечах; желтая, как яичный желток; красная, как у лондонских почтовых ящиков. Ненадолго даже горы приобретали те же цвета.
Эта горная гряда… Марджери никогда ничего подобного не видела. Гряда, казалось, тянулась вдаль до бесконечности, и солнечный свет играл на склонах гор, как порой играют эмоции на человеческом лице. На рассвете гряда выглядела одинаково розовой, к середине дня становилась зеленой, и на ней расстеленными циновками лежали тени облаков; а порой облака или туман совсем скрывали вершины гор, которые обычно с приближением сумерек становились синими, а ночью казались абсолютно черными, темнее даже самых темных небес. Марджери сумела разглядеть вершину, имевшую форму треугольника, и еще одну, похожую на шляпу викария, а третья своими очертаниями напоминала спящего слона, но нигде не было видно вершины, хоть сколько-нибудь похожей на тупой зуб мудрости.
Когда на свои молитвы неожиданно получаешь ответ, это может и испугать – ведь в таком случае тебе, скорее всего, придется действовать. Но как раз это-то у Марджери и не получалось. Она снова обрела свою помощницу. Они наконец-то добрались до Новой Каледонии и пробыли здесь уже почти неделю, остановившись в недорогом пансионе рядом с портом. Марджери нашла подходящее им по всем статьям бунгало на самой северной оконечности острова, носившее название Последний Приют, и заплатила авансом за шесть месяцев аренды. Она также купила новую карту и обнаружила, что в Новой Каледонии существуют автобусы, а один из них даже дважды в неделю совершает рейсы на север, в Пум и обратно. Они уже не раз бродили по узким улочкам Нумеа, любуясь французскими особняками в колониальном стиле, окрашенными в желтый, розовый и голубой цвета, французскими кафе и барами, бесчисленными boulangeries[22], чудесными площадями с пальмами и фонтанами, фруктами всех цветов и оттенков, живой рыбой всех размеров и форм, гигантскими деревьями каури, волосатыми стволами пальм, папоротниками, листья которых были величиной с весло, и невероятными цветами, похожими на горящие светильники. Люди вокруг были одеты чрезвычайно разнообразно – многие носили легкую европейскую одежду, дети вообще бегали практически голышом, немало было мужчин в юбках и полуголых женщин с выставленными на всеобщее обозрение грудями, но хватало и женщин, облаченных в длинные, почти до пят, миссионерские платья. И повсюду было полно насекомых. Не только жуков, но и мух, кузнечиков, всевозможных молей… Словом, все вокруг было новым, необычным, даже странным, многое вызывало удивление и восхищение. И все же теперь, когда Марджери прямо-таки не терпелось начать экспедицию, они намертво застряли в Нумеа.
Проблема первая – администрация. Марджери необходимо было получить разрешение на поездку в северные районы, причем со всеми печатями, поставленными в соответствующих государственных учреждениях Франции[23]. Ей также необходимо было продлить визу. Не имея официального разрешения, она не сможет представить найденного жука в Музее естественной истории, а без визы не сможет оставаться в Новой Каледонии более одного месяца. Но для получения нужных документов со всеми печатями требовалось обратиться в двадцать три (!) офиса, ни один из которых, похоже, не имел четкого расписания работы или хотя бы часов открытия. Вообще часы работы у всех учреждений Новой Каледонии были разными. Жители Французской Каледонии, писал преподобный Хорас Блейк, не похожи на британцев. Они очень общительны. Обожают рыбную ловлю и крикет. И в путеводителе имелась соответствующая иллюстрация: мужчина-канак держит в руках крикетную биту, а какой-то белый мужчина увлеченно ловит рыбу. Но нигде преподобный Хорас Блейк не упомянул, что французские офисы частенько неделями бывают закрыты. Нигде не упомянул он и о том, что порой французы не просто закрывают эти офисы, но и превращают их в нечто совершенно иное. Например, l’Office Centrale de Permis, Центральное бюро пропусков, было превращено в ресторан, а также там продавали гамбургеры и молочные коктейли. Марджери дважды писала в британское консульство, прося о помощи, но ответа так и не получила. Каждый день она вместе с Инид бродила по улицам города в поисках нужных учреждений, пересекала раскаленные площади, пробиралась по узким переулкам, поднималась по каменным лестницам, где над головой реяла на ветерке выстиранная одежда самых ярких цветов и оттенков, а дети прямо из корзин торговали цыплятами и азиминой[24], а один раз принесли в корзине даже маленького поросенка. Пока что Марджери с Инид удалось отыскать только четыре из двадцати трех нужных им офисов. Некоторых, как оказалось, вообще в указанном месте никогда не существовало. Других, возможно, не существовало вообще нигде.
Проблема вторая – французский язык. Всюду, куда бы Марджери ни пошла, она слышала какое-то веселое щебетание, в котором не понимала ни слова. Гласные как бы сами собой вылетали из слов; согласные мурлыкали и образовывали странные взрывные комбинации. Марджери пыталась пользоваться полезными французскими выражениями из путеводителя Блейка, но ее собеседники оказывались не способны даже догадаться, о чем она ведет речь. В лучшем случае они сочувственно качали головой. И Марджери понятия не имела, как ей со всем этим справиться.
К счастью, у Инид оказался прямо-таки дар общения на любом, даже неведомом ей, иностранном языке, с помощью которого она всех ухитрялась застать врасплох, в том числе и самих носителей данного языка. Ей было абсолютно наплевать, правильно ли она произносит слова. Она выучила некий базовый набор слов типа fromage (сыр) и café au lait (кофе с молоком), а также вполне успешно использовала слово scarabee (скарабей) вместо слова «жук», а если слов у нее все-таки не хватало, она пускала в ход иные средства, включая мимику. «Бон шуур! – кричала она. – Вы, случайно, не видели золотого scarabee?» Или: «Вы не знаете тут такой горы dans le форма зуба мудрости?» Хлопая руками, как крыльями, она изображала жука с толстеньким брюшком; она даже показывала людям свои коренные зубы и зубы мудрости.
Расспросы Инид способны были собрать небольшую толпу местных жителей, которые весело смеялись и предлагали девушке в подарок то, что, с их точки зрения, могло ей понравиться – фрукты, кокосовое молоко, а однажды предложили даже старую бейсболку. А еще Инид привлекла внимание какой-то грязной бродячей собачонки, похожей то ли на белого кролика, то ли на детеныша тюленя. Собачка ей страшно понравилась; она взяла ее с собой и назвала Мистер Роулингз. Марджери, правда, казалось, что это самый бесполезный пес на свете, но за Инид он следовал как тень. И она, считая, что Марджери ничего не замечает, постоянно его подкармливала, тайком протаскивала на ночь в пансион и укладывала спать на своей постели.
Третья проблема была самой серьезной. Это была проблема с багажом Марджери, отправленным заранее. Выяснилось, что на остров прибыли только две коробки из-под чая – с провизией и оборудованием для временного лагеря. Зато все чемоданы Инид были доставлены благополучно, даже ее красный саквояж, который она тут же запихала под кровать. А вот чемодан Марджери и, главное, ее гладстоновский саквояж с драгоценными инструментами для коллекционирования насекомых так и не нашли. «А вы ярлык-то на него приклеили?» – спрашивала Инид, но на этот вопрос Марджери старалась не отвечать. Вообще-то она собиралась приклеить на багаж ярлыки заранее, как только «Орион» подошел к причалу в Брисбене, но после того, как Инид ворвалась в каюту и сообщила о своем решении остаться, мысли Марджери потекли совсем в другом направлении, и она уже не помнила, были ярлыки приклеены или нет. Каждое утро они с Инид исправно посещали офис аэропорта и справлялись насчет багажа, и каждый раз им говорили, чтобы они не волновались, потому что пропавший багаж наверняка прибудет уже сегодня днем, сразу после сиесты. Но день шел за днем, а потерянный багаж все никак не прибывал.
(Кстати, эти сиесты оказались для Марджери еще одной неразрешимой загадкой. Кто бы мог подумать, что в середине рабочего дня все население острова бросает свои дела, кто бы чем ни занимался, и попросту отключается? А Инид, разумеется, восприняла подобный ритм жизни, как утка воду.)
Возникла и еще одна проблема, совсем уж труднообъяснимая. Оказавшись наконец на острове своей мечты, Марджери постоянно испытывала некую растерянность, даже подавленность. И вовсе не из-за того, что ее ошеломила красота острова, его яркие цвета, его запахи и ослепительный солнечный свет. И угнетала ее не только бесконечная возня с оформлением документов и неожиданная утрата столь важного для нее оборудования. Самое главное заключалось в том, что она не знала, как ей быть дальше. Да, теперь она, безусловно, находилась в Новой Каледонии и приехала сюда для того, чтобы найти золотого жука, но раньше, когда она находилась невероятно далеко от этих островов, ей было куда проще думать, как она будет его искать, чем, оказавшись совсем рядом с местом его обитания, действительно начать это делать.
Признаться в этом Инид она никак не могла. Она и себе-то самой с трудом в этом призналась. И решила пока что своей главной целью поставить получение необходимых для экспедиции документов. Причем документов правильных, со всеми подписями и печатями. Марджери была совершенно уверена, что как только ей официально продлят визу и поставят все двадцать три печати на разрешении посетить северную оконечность острова, то все остальное – пропавший багаж и, что гораздо важнее, вера в себя – сразу же снова у нее появится. Нет, она действительно в это верила!
Из густой тени за Марджери, не моргая, следила пара чьих-то глаз. Потом на свет вынырнула здоровенная зеленая ящерица величиной с собаку и, неуклюже переставляя лапы, направилась прямо к ней. По дороге ящерица остановилась, поймала муравья и стала неторопливо его есть. Марджери даже удивилась, так много времени ей на это потребовалось. Старательно работали челюсти ящерицы, то и дело мелькал высунутый язычок, чуть заметно дрожал мускул пониже плеча. Покончив с муравьем, ящерица повернулась к Марджери задом, лихо задрала хвост и в одну секунду ускользнула прочь.
А Марджери пошла будить Инид.
19. Беда в том, что вам кажется, будто у нас еще есть время
– Я просто не понимаю, почему мы до сих пор торчим в Нумеа, – сказала Инид. – Мне казалось, что вам совсем не хочется, чтобы кто-то нашел этого жука раньше нас.
– Мы здесь торчим, потому что у нас нет разрешения на поездку по стране, – сказала Марджери. – И потом, я до сих пор не получила свой багаж.
– А почему нельзя отправиться в экспедицию без разрешения и без багажа?
– А потому, Инид, что я просто не смогу карабкаться по горам в своем лучшем платье. И собирать коллекцию будет невозможно, не имея соответствующего снаряжения. А у вас, кстати, даже нормальной обуви нет. И потом, нам нужно продлить визу, иначе нас могут арестовать. Как только мне удастся все это уладить, мы сразу же выезжаем в снятое мной бунгало. Автобус в Пум ходит каждые два дня.
– Автобус? – в полном изумлении повторила Инид. – Мы прилетели сюда на гидроплане, который здесь называют «летающей лодкой», а теперь, значит, пересядем на какой-то автобус, чтобы совершить главное приключение нашей жизни?
– Но иначе туда никак не попадешь.
– А что, если поехать на мулах?
– Нет, ни за что. На мулах мы совершенно точно никуда не поедем. Да в этом и не будет никакой необходимости.
Они завтракали – здесь такой ранний завтрак назывался petit dejeuner – в одном из тех очаровательных французских кафе, что выстроились вдоль Baie des Citrons, залива Лимонов. Но Инид отчего-то с самого утра пребывала в дурном расположении духа и лениво перелистывала страницы «Таймс», ничего толком не читая. В общем, в том и не было особой необходимости, если учесть, что номер был датирован августом 1950-го – все, о чем в нем говорилось, уже произошло, когда они еще находились дома. Очевидно, британские газеты поступали в Новую Каледонию крайне нерегулярно – вполне возможно, новая порция придет в лучшем случае к Рождеству, – а послушать новости по радио Инид тоже не удавалось. Сколько она ни старалась, у нее никак не получалось поймать сигнал с помощью своего портативного приемника. Видимо, мешали горы. Между тем она по-прежнему не желала ничего рассказывать ни о Тейлоре, ни о его грозном оружии, ни о том, как ей удалось сбежать. А если Марджери спрашивала ее о Персе, она лишь молча качала головой.
Перед ними раскинулся залив; белый прибой бился о коралловые рифы, а за грядой рифов виднелось открытое море, и вода в нем была чудесного темно-синего оттенка. А между цепочкой рифов и берегом вода была спокойной, как в озере, и отливала всеми оттенками голубого, к которому кое-где примешивались струи зеленого и пурпурного цветов. Причалив к песчаному пляжу, рыбаки разгружали выловленную добычу; рядом с ними сидела на корточках женщина и быстро потрошила только что пойманную рыбу, швыряя рыбьи внутренности в ведро. Вокруг женщины, хлопая крыльями, суетились какие-то птицы.
– Это кагу, – сказала Марджери и взяла еще один круассан.
– Что-что? – переспросила Инид.
– Вон те крупные белые птицы с длинными и тонкими красными ногами называются кагу. Это автохтонная фауна Новой Каледонии. Кагу не умеют летать.
– А, тогда ясно, – буркнула Инид на удивление равнодушным тоном. – Именно поэтому они и водятся только в Новой Каледонии. – Она сердито оттолкнула газету и стала озираться, поворачиваясь то налево, то направо, словно кого-то высматривала. – Нет, это просто бред какой-то! Надо поскорее отсюда уезжать, и все. Неужели это так важно, что у нас нет каких-то там документов?
– Раз уж на то пошло, то придется мне, видно, все вам объяснить, – сказала Марджери. – Один раз я уже совершила непростительную ошибку. И не имею ни малейшего желания снова ее совершить.
– Какую же ошибку вы совершили?
Марджери вытянула губы дудкой, словно собираясь с духом, и повторила:
– Да, придется мне, видно, все вам объяснить. – Ей, похоже, казалось, что дважды повторить одно и то же легче, чем сформулировать нечто новое. – Я украла свои ботинки.
– Вы их украли? И где же вы их украли?
– В той школе, где я работала.
– Вы украли свои ботинки в школе?
В итоге чиновник стыдливо потупился и, не поднимая глаз, крикнул: «Ладно, ладно, проходите скорей!» При этом у него был вид человека, которого одарили поцелуем и тут же велели убираться вон.
В общем, они прошли! Они одержали еще одну маленькую победу!
* * *
Моторная лодка доставила Марджери и Инид прямо к гидросамолету, светящиеся иллюминаторы которого отражались в воде, точно осколки драгоценных камней. Перевозчик выключил мотор, и лодка подплыла под высокое и широкое крыло самолета. А внутри оказалось нечто вроде кают с удобными сиденьями и столиками, вот только буквально все пропахло машинным маслом и парафином. Хорошенькая стюардесса проводила их на место и выдала иллюстрированный путеводитель авиапутешествий, а ее напарник предложил им ячменный сахар, чтобы не закладывало уши. Инид, поторопившись от волнения, леденец сразу проглотила, поперхнулась, и Марджери пришлось хорошенько стукнуть ее по спине, чтобы она выкашляла сахарок обратно.
– Нет, вы мне честно скажите, – Инид с тревогой посмотрела на свою спутницу, – неужели эта штуковина взлетит прямо из волн морских?
И тут один за другим заработали моторы, и гидросамолет медленно поплыл, покачиваясь на волнах и разрезая носом их пенные гребни; лодку, на которой они приплыли из аэропорта, приподняло волной на несколько дюймов, когда, качнув крылом, самолет повернул направо. Инид, пронзительно вскрикнув, с такой силой вцепилась в руку Марджери, что у той возникло ощущение, будто у нее всю руку от локтя вниз свело. С обеих сторон о борта самолета уже бились высокие волны, а он все набирал скорость, и пенившаяся за иллюминаторами вода наполняла тесный салон таинственным зеленоватым светом. Инид чрезвычайно быстро перешла от испуга к полному восторгу и лишь время от времени пронзительно вскрикивала, но исключительно от избытка чувств. Рев моторов нарастал, в иллюминаторы стало видно, что они все выше поднимаются над поверхностью воды, хотя капли ее еще скатывались по стеклу, сияя жемчужным блеском; потом с глухим скрежетом самолет окончательно взлетел и по широкой дуге стал неторопливо подниматься в залитое утренним сиянием небо. Каждый мускул в теле Марджери был до предела напряжен, словно этим она хотела помочь самолету удержаться в воздухе. Напряжены были даже мышцы ее ступней.
А гидросамолет все продолжал набирать высоту, стремясь вверх, вверх, вверх, содрогаясь и производя невероятное количество шума. У Марджери заложило уши. Ей казалось, что этот механический скрежет и вой поселились у нее в груди. Не смотри вниз, убеждала она себя, только не смотри вниз…
– Посмотрите-ка вниз, Мардж! – прямо у нее над ухом завопила Инид и, обняв ее руками за шею, стала пригибать ее лицо к иллюминатору, так что Марджери была вынуждена все же открыть глаза и посмотреть.
Гидросамолет летел над землей, и его тень летела за ним следом, похожая на большого черного жука. А все остальное выглядело пугающе маленьким и удивительно хрупким. Дома съежились до размеров катушки с нитками. Дороги были не шире шнурка, и на них виднелись крохотные пятнышки автомобилей. Марджери казалось, что любую из этих вещей можно было бы взять двумя пальцами. А еще под ними плыли облачка, маленькие и пушистые, и ниже облаков вдали поблескивало море, гладкое, как лист жести.
Марджери чувствовала во всем теле какое-то странное покалывание, словно сквозь него пробегали некие разряды, похожие на электрические и зарождавшиеся где-то в подошвах ног. Если уж этот мир настолько удивителен, думала она, что в нем можно увидеть и летучих рыб, и зеленые закаты, и плывущие под тобой пушистые облачка – и даже таких вот сумасшедших женщин с ярко-желтыми волосами! – то там наверняка найдутся и золотые жуки… и… что там еще? Да что угодно! Множество всяких прекрасных вещей, которые только и ждут, чтобы их нашли, обнаружили! Стюарды между тем принялись угощать пассажиров лобстерами и шампанским, а потом подали мороженое и кофе в маленьких белых чашечках, но Марджери никак не могла оторваться от иллюминатора. Теперь за ним был бескрайний простор Тихого океана, кобальтово-синяя вода с яркими пятнышками плавающих в ней островков, похожих на драгоценные камни. А крупные лайнеры – такие же, как их «Орион», – были не больше муравьев. Наконец показался архипелаг Новая Каледония: изумрудные острова с бледными коралловыми оборками по краям, словно какой-то ребенок, играя, обвел их по периметру мелом, и самый главный Большой остров, по форме напоминающий длинную кухонную скалку.
Когда самолет снизил высоту, изумрудная поверхность островов словно распалась, превратившись в лоскутное одеяло из огромных темно-зеленых древесных крон, напоминающих гигантские грибы. Подлесок был более светлым, даже бледноватым. Всюду виднелись лагуны с чистой, прозрачной водой. Мелькнуло обширное зеленое болото, очертаниями похожее на нарисованное сердечко. Вдоль самой воды тянулись бесконечные пляжи с белым песком; их указующие пальцы порой проникали далеко в щели между горами красного цвета, гряда которых тянулась вдоль всего острова, похожая на неровный извилистый хребет огромного зверя.
Словом, вид открывался такой, что у Марджери просто дыхание перехватило. Даже Инид примолкла – видно, даже она в кои-то веки от восторга лишилась дара речи. Британия, карточки, очереди за продуктами, холод, слякоть и дождь – все это словно осталось где-то на другой планете.
– Инид, я должна вам признаться: я вовсе не сотрудница Музея естественной истории, я там никогда не работала. Я двадцать лет преподавала в школе домоводство.
Инид только плечами пожала.
– Ну и что? А я по-французски говорить совсем не умею! Только и знаю, что «бон шуур».
И Марджери, плывя в голубом просторе рядом с Инид, поняла, что находится сейчас в самом лучшем месте на свете и ни в каком другом ни за что не захотела бы оказаться.
Новая Каледония, конец ноября 1950
Поиск!
18. Этот прекрасный остров: Краткое введение в историю Новой Каледонии, составленное преподобным Хорасом Блейком
Добро пожаловать в рай! Новая Каледония – это страна пальм и коралловых рифов, родина народа канак, место, где поет птица кагу!
Первым европейцем, открывшим этот остров в 1774 году, был капитан Кук, и поскольку эти места напоминали ему о его родине Шотландии, он дал архипелагу название Новая Каледония. Через сто лет Наполеон своим указом аннексировал острова, устроил там колонию каторжников и назвал архипелаг Nouvelle-Caledonie, что, собственно, также означает «Новая Каледония». (См. главу 5: Полезные французские выражения.)
Увы, у этих островов не слишком счастливая история. В начале девятнадцатого века туда хлынула грязная накипь белой расы – китобои, охотники за сандаловым деревом, тайные работорговцы, шнырявшие по всему Тихому океану в поисках своих жертв, и обыкновенные морские разбойники-пираты – и все эти люди, явившись в Новую Каледонию с ее чистым, прекраснодушным, но примитивным населением, принесли с собой грехи и проклятье белого человека: порок, пьянство, огнестрельное оружие и болезни. Канаки, автохтонное население Новой Каледонии – красивые, гостеприимные люди, счастливо жившие за счет того изобилия, которое даровала им сама Природа, – были практически уничтожены.
Так что ныне на этих островах – плодородных, богатых прекрасными лесами, могучими реками и великолепными водопадами, – живут европейцы, в основном французы, а также выходцы из Юго-Восточной Азии, чаще всего индонезийского или вьетнамского происхождения. Сохранившиеся племена канаков живут обособленно, согласно собственным законам и обычаям. Канаки добродушны и весьма беспечны. Вполне нормально окликнуть взрослого мужчину: «Эй, бой!», и он на эту кличку ничуть не обидится. Здесь вообще широко распространено подобное унизительное обращение. В ответ канак лишь улыбнется и помашет вам приветственно рукой.
* * *
Марджери сидела под бананом, держа в руках иллюстрированный карманный путеводитель преподобного Хораса Блейка, и думала: да от него столько же проку, как от чайника, сделанного из шоколада!
Нумеа, столица Новой Каледонии, беспорядочно раскинулась на берегу океана, окаймленная с одной стороны золотисто-белыми пляжами, а с другой – зарослями пальм с пышными кронами, похожими на шляпы из перьев. Сразу за городом начиналась горная гряда, протянувшаяся до самой северной оконечности острова. Ночью прошел дождь, и с листьев еще свисали крупные капли, а воздух был насквозь пропитан ароматом сосновой хвои и миндального печенья «франгипани». Чем выше над восточным горизонтом поднималось солнце, тем ярче разгорались в небе краски, принадлежащие, казалось бы, совсем другим вещам: ярко-зеленая, как в светофоре; розовая, как в именинных свечах; желтая, как яичный желток; красная, как у лондонских почтовых ящиков. Ненадолго даже горы приобретали те же цвета.
Эта горная гряда… Марджери никогда ничего подобного не видела. Гряда, казалось, тянулась вдаль до бесконечности, и солнечный свет играл на склонах гор, как порой играют эмоции на человеческом лице. На рассвете гряда выглядела одинаково розовой, к середине дня становилась зеленой, и на ней расстеленными циновками лежали тени облаков; а порой облака или туман совсем скрывали вершины гор, которые обычно с приближением сумерек становились синими, а ночью казались абсолютно черными, темнее даже самых темных небес. Марджери сумела разглядеть вершину, имевшую форму треугольника, и еще одну, похожую на шляпу викария, а третья своими очертаниями напоминала спящего слона, но нигде не было видно вершины, хоть сколько-нибудь похожей на тупой зуб мудрости.
Когда на свои молитвы неожиданно получаешь ответ, это может и испугать – ведь в таком случае тебе, скорее всего, придется действовать. Но как раз это-то у Марджери и не получалось. Она снова обрела свою помощницу. Они наконец-то добрались до Новой Каледонии и пробыли здесь уже почти неделю, остановившись в недорогом пансионе рядом с портом. Марджери нашла подходящее им по всем статьям бунгало на самой северной оконечности острова, носившее название Последний Приют, и заплатила авансом за шесть месяцев аренды. Она также купила новую карту и обнаружила, что в Новой Каледонии существуют автобусы, а один из них даже дважды в неделю совершает рейсы на север, в Пум и обратно. Они уже не раз бродили по узким улочкам Нумеа, любуясь французскими особняками в колониальном стиле, окрашенными в желтый, розовый и голубой цвета, французскими кафе и барами, бесчисленными boulangeries[22], чудесными площадями с пальмами и фонтанами, фруктами всех цветов и оттенков, живой рыбой всех размеров и форм, гигантскими деревьями каури, волосатыми стволами пальм, папоротниками, листья которых были величиной с весло, и невероятными цветами, похожими на горящие светильники. Люди вокруг были одеты чрезвычайно разнообразно – многие носили легкую европейскую одежду, дети вообще бегали практически голышом, немало было мужчин в юбках и полуголых женщин с выставленными на всеобщее обозрение грудями, но хватало и женщин, облаченных в длинные, почти до пят, миссионерские платья. И повсюду было полно насекомых. Не только жуков, но и мух, кузнечиков, всевозможных молей… Словом, все вокруг было новым, необычным, даже странным, многое вызывало удивление и восхищение. И все же теперь, когда Марджери прямо-таки не терпелось начать экспедицию, они намертво застряли в Нумеа.
Проблема первая – администрация. Марджери необходимо было получить разрешение на поездку в северные районы, причем со всеми печатями, поставленными в соответствующих государственных учреждениях Франции[23]. Ей также необходимо было продлить визу. Не имея официального разрешения, она не сможет представить найденного жука в Музее естественной истории, а без визы не сможет оставаться в Новой Каледонии более одного месяца. Но для получения нужных документов со всеми печатями требовалось обратиться в двадцать три (!) офиса, ни один из которых, похоже, не имел четкого расписания работы или хотя бы часов открытия. Вообще часы работы у всех учреждений Новой Каледонии были разными. Жители Французской Каледонии, писал преподобный Хорас Блейк, не похожи на британцев. Они очень общительны. Обожают рыбную ловлю и крикет. И в путеводителе имелась соответствующая иллюстрация: мужчина-канак держит в руках крикетную биту, а какой-то белый мужчина увлеченно ловит рыбу. Но нигде преподобный Хорас Блейк не упомянул, что французские офисы частенько неделями бывают закрыты. Нигде не упомянул он и о том, что порой французы не просто закрывают эти офисы, но и превращают их в нечто совершенно иное. Например, l’Office Centrale de Permis, Центральное бюро пропусков, было превращено в ресторан, а также там продавали гамбургеры и молочные коктейли. Марджери дважды писала в британское консульство, прося о помощи, но ответа так и не получила. Каждый день она вместе с Инид бродила по улицам города в поисках нужных учреждений, пересекала раскаленные площади, пробиралась по узким переулкам, поднималась по каменным лестницам, где над головой реяла на ветерке выстиранная одежда самых ярких цветов и оттенков, а дети прямо из корзин торговали цыплятами и азиминой[24], а один раз принесли в корзине даже маленького поросенка. Пока что Марджери с Инид удалось отыскать только четыре из двадцати трех нужных им офисов. Некоторых, как оказалось, вообще в указанном месте никогда не существовало. Других, возможно, не существовало вообще нигде.
Проблема вторая – французский язык. Всюду, куда бы Марджери ни пошла, она слышала какое-то веселое щебетание, в котором не понимала ни слова. Гласные как бы сами собой вылетали из слов; согласные мурлыкали и образовывали странные взрывные комбинации. Марджери пыталась пользоваться полезными французскими выражениями из путеводителя Блейка, но ее собеседники оказывались не способны даже догадаться, о чем она ведет речь. В лучшем случае они сочувственно качали головой. И Марджери понятия не имела, как ей со всем этим справиться.
К счастью, у Инид оказался прямо-таки дар общения на любом, даже неведомом ей, иностранном языке, с помощью которого она всех ухитрялась застать врасплох, в том числе и самих носителей данного языка. Ей было абсолютно наплевать, правильно ли она произносит слова. Она выучила некий базовый набор слов типа fromage (сыр) и café au lait (кофе с молоком), а также вполне успешно использовала слово scarabee (скарабей) вместо слова «жук», а если слов у нее все-таки не хватало, она пускала в ход иные средства, включая мимику. «Бон шуур! – кричала она. – Вы, случайно, не видели золотого scarabee?» Или: «Вы не знаете тут такой горы dans le форма зуба мудрости?» Хлопая руками, как крыльями, она изображала жука с толстеньким брюшком; она даже показывала людям свои коренные зубы и зубы мудрости.
Расспросы Инид способны были собрать небольшую толпу местных жителей, которые весело смеялись и предлагали девушке в подарок то, что, с их точки зрения, могло ей понравиться – фрукты, кокосовое молоко, а однажды предложили даже старую бейсболку. А еще Инид привлекла внимание какой-то грязной бродячей собачонки, похожей то ли на белого кролика, то ли на детеныша тюленя. Собачка ей страшно понравилась; она взяла ее с собой и назвала Мистер Роулингз. Марджери, правда, казалось, что это самый бесполезный пес на свете, но за Инид он следовал как тень. И она, считая, что Марджери ничего не замечает, постоянно его подкармливала, тайком протаскивала на ночь в пансион и укладывала спать на своей постели.
Третья проблема была самой серьезной. Это была проблема с багажом Марджери, отправленным заранее. Выяснилось, что на остров прибыли только две коробки из-под чая – с провизией и оборудованием для временного лагеря. Зато все чемоданы Инид были доставлены благополучно, даже ее красный саквояж, который она тут же запихала под кровать. А вот чемодан Марджери и, главное, ее гладстоновский саквояж с драгоценными инструментами для коллекционирования насекомых так и не нашли. «А вы ярлык-то на него приклеили?» – спрашивала Инид, но на этот вопрос Марджери старалась не отвечать. Вообще-то она собиралась приклеить на багаж ярлыки заранее, как только «Орион» подошел к причалу в Брисбене, но после того, как Инид ворвалась в каюту и сообщила о своем решении остаться, мысли Марджери потекли совсем в другом направлении, и она уже не помнила, были ярлыки приклеены или нет. Каждое утро они с Инид исправно посещали офис аэропорта и справлялись насчет багажа, и каждый раз им говорили, чтобы они не волновались, потому что пропавший багаж наверняка прибудет уже сегодня днем, сразу после сиесты. Но день шел за днем, а потерянный багаж все никак не прибывал.
(Кстати, эти сиесты оказались для Марджери еще одной неразрешимой загадкой. Кто бы мог подумать, что в середине рабочего дня все население острова бросает свои дела, кто бы чем ни занимался, и попросту отключается? А Инид, разумеется, восприняла подобный ритм жизни, как утка воду.)
Возникла и еще одна проблема, совсем уж труднообъяснимая. Оказавшись наконец на острове своей мечты, Марджери постоянно испытывала некую растерянность, даже подавленность. И вовсе не из-за того, что ее ошеломила красота острова, его яркие цвета, его запахи и ослепительный солнечный свет. И угнетала ее не только бесконечная возня с оформлением документов и неожиданная утрата столь важного для нее оборудования. Самое главное заключалось в том, что она не знала, как ей быть дальше. Да, теперь она, безусловно, находилась в Новой Каледонии и приехала сюда для того, чтобы найти золотого жука, но раньше, когда она находилась невероятно далеко от этих островов, ей было куда проще думать, как она будет его искать, чем, оказавшись совсем рядом с местом его обитания, действительно начать это делать.
Признаться в этом Инид она никак не могла. Она и себе-то самой с трудом в этом призналась. И решила пока что своей главной целью поставить получение необходимых для экспедиции документов. Причем документов правильных, со всеми подписями и печатями. Марджери была совершенно уверена, что как только ей официально продлят визу и поставят все двадцать три печати на разрешении посетить северную оконечность острова, то все остальное – пропавший багаж и, что гораздо важнее, вера в себя – сразу же снова у нее появится. Нет, она действительно в это верила!
Из густой тени за Марджери, не моргая, следила пара чьих-то глаз. Потом на свет вынырнула здоровенная зеленая ящерица величиной с собаку и, неуклюже переставляя лапы, направилась прямо к ней. По дороге ящерица остановилась, поймала муравья и стала неторопливо его есть. Марджери даже удивилась, так много времени ей на это потребовалось. Старательно работали челюсти ящерицы, то и дело мелькал высунутый язычок, чуть заметно дрожал мускул пониже плеча. Покончив с муравьем, ящерица повернулась к Марджери задом, лихо задрала хвост и в одну секунду ускользнула прочь.
А Марджери пошла будить Инид.
19. Беда в том, что вам кажется, будто у нас еще есть время
– Я просто не понимаю, почему мы до сих пор торчим в Нумеа, – сказала Инид. – Мне казалось, что вам совсем не хочется, чтобы кто-то нашел этого жука раньше нас.
– Мы здесь торчим, потому что у нас нет разрешения на поездку по стране, – сказала Марджери. – И потом, я до сих пор не получила свой багаж.
– А почему нельзя отправиться в экспедицию без разрешения и без багажа?
– А потому, Инид, что я просто не смогу карабкаться по горам в своем лучшем платье. И собирать коллекцию будет невозможно, не имея соответствующего снаряжения. А у вас, кстати, даже нормальной обуви нет. И потом, нам нужно продлить визу, иначе нас могут арестовать. Как только мне удастся все это уладить, мы сразу же выезжаем в снятое мной бунгало. Автобус в Пум ходит каждые два дня.
– Автобус? – в полном изумлении повторила Инид. – Мы прилетели сюда на гидроплане, который здесь называют «летающей лодкой», а теперь, значит, пересядем на какой-то автобус, чтобы совершить главное приключение нашей жизни?
– Но иначе туда никак не попадешь.
– А что, если поехать на мулах?
– Нет, ни за что. На мулах мы совершенно точно никуда не поедем. Да в этом и не будет никакой необходимости.
Они завтракали – здесь такой ранний завтрак назывался petit dejeuner – в одном из тех очаровательных французских кафе, что выстроились вдоль Baie des Citrons, залива Лимонов. Но Инид отчего-то с самого утра пребывала в дурном расположении духа и лениво перелистывала страницы «Таймс», ничего толком не читая. В общем, в том и не было особой необходимости, если учесть, что номер был датирован августом 1950-го – все, о чем в нем говорилось, уже произошло, когда они еще находились дома. Очевидно, британские газеты поступали в Новую Каледонию крайне нерегулярно – вполне возможно, новая порция придет в лучшем случае к Рождеству, – а послушать новости по радио Инид тоже не удавалось. Сколько она ни старалась, у нее никак не получалось поймать сигнал с помощью своего портативного приемника. Видимо, мешали горы. Между тем она по-прежнему не желала ничего рассказывать ни о Тейлоре, ни о его грозном оружии, ни о том, как ей удалось сбежать. А если Марджери спрашивала ее о Персе, она лишь молча качала головой.
Перед ними раскинулся залив; белый прибой бился о коралловые рифы, а за грядой рифов виднелось открытое море, и вода в нем была чудесного темно-синего оттенка. А между цепочкой рифов и берегом вода была спокойной, как в озере, и отливала всеми оттенками голубого, к которому кое-где примешивались струи зеленого и пурпурного цветов. Причалив к песчаному пляжу, рыбаки разгружали выловленную добычу; рядом с ними сидела на корточках женщина и быстро потрошила только что пойманную рыбу, швыряя рыбьи внутренности в ведро. Вокруг женщины, хлопая крыльями, суетились какие-то птицы.
– Это кагу, – сказала Марджери и взяла еще один круассан.
– Что-что? – переспросила Инид.
– Вон те крупные белые птицы с длинными и тонкими красными ногами называются кагу. Это автохтонная фауна Новой Каледонии. Кагу не умеют летать.
– А, тогда ясно, – буркнула Инид на удивление равнодушным тоном. – Именно поэтому они и водятся только в Новой Каледонии. – Она сердито оттолкнула газету и стала озираться, поворачиваясь то налево, то направо, словно кого-то высматривала. – Нет, это просто бред какой-то! Надо поскорее отсюда уезжать, и все. Неужели это так важно, что у нас нет каких-то там документов?
– Раз уж на то пошло, то придется мне, видно, все вам объяснить, – сказала Марджери. – Один раз я уже совершила непростительную ошибку. И не имею ни малейшего желания снова ее совершить.
– Какую же ошибку вы совершили?
Марджери вытянула губы дудкой, словно собираясь с духом, и повторила:
– Да, придется мне, видно, все вам объяснить. – Ей, похоже, казалось, что дважды повторить одно и то же легче, чем сформулировать нечто новое. – Я украла свои ботинки.
– Вы их украли? И где же вы их украли?
– В той школе, где я работала.
– Вы украли свои ботинки в школе?