Золотой город

А потом Нора сообразила — чего еще не хватает. Вместо привычного цокота когтей по линолеуму и влажного холодного носа, уткнувшегося ей в колени, ее встретила тишина. Глубоко вздохнув, она оттолкнулась от двери и зажгла свет. Фарбер, десятилетний бассет-хаунд, как сквозь землю провалился.

— Фарбер!

Ответа не последовало. Нора собралась было выйти на улицу и поискать собаку по окрестностям, однако передумала. Ее пес принадлежал к числу убежденных домоседов. Большой мир, раскинувшийся за стенами дома, ничуть его не привлекал.

— Фарбер! — позвала она во второй раз.

И снова не дождалась никакого отклика. Бросив портфель на стол, Нора увидела записку: «Пожалуйста, позвони, как только приедешь. Скип». Прочтя обнаруженное послание, она понимающе ухмыльнулась. Слово «пожалуйста» не входило в лексикон ее непутевого братца. И уж коль скоро Скип его употребил, следовало не сомневаться — ему опять нужны деньги. Кроме того, наличие записки объясняло и отсутствие Фарбера. Нора попросила Скипа кормить пса, пока сама не вернется из Калифорнии. Наверняка брат забрал его к себе, решив не тратить время на лишние хлопоты.

Плюхнувшись на диван, Нора принялась снимать туфли, когда заметила слой пыли, покрывавшей пол. Чертова пыль, всегда появляется с упорством, достойным лучшего применения, вздохнула она про себя. Придется делать уборку. Но только не сегодня.

Прямо в уличной обуви Нора поднялась на второй этаж в ванную, где выбралась из блузки, вымыла лицо и руки и натянула любимую футболку с эмблемой Университета штата Невада. Она всегда мастерила флейты именно в ней. У дверей спальни хозяйка дома на мгновение задержалась, окинув взглядом помещение. Квартира Холройда, поразившая ее аскетизмом и почти художественным беспорядком, по ее мнению, не носила отпечатка личности обитателя. Но разве собственное жилище Норы сильно отличалось в лучшую сторону? Следовало признать, она никогда не прилагала особых усилий для создания здесь домашнего уюта. И если обстановка в доме есть отражение внутреннего мира его хозяина, какое мнение можно составить, глядя на ее безликие комнаты? По всему выходило, что поселившаяся тут женщина слишком любит уделять внимание развалинам древних человеческих жилищ и не желает заниматься своим собственным. Почти вся мебель когда-то принадлежала ее родителям. Вот Скип наотрез отказался забрать себе что-либо, за исключением отцовской библиотеки и старого револьвера.

Нора задумчиво покачала головой, машинально потянувшись за щеткой для волос, лежавшей на туалетном столике. Щетка исчезла.

От неожиданности она так и замерла с протянутой рукой. Профессия археолога выработала у нее привычку оставлять все вещи строго на своих местах. Три дня назад, в последнее утро, проведенное дома, Нора, как обычно, вымыла голову, расчесала волосы и положила щетку на туалетный столик. Тут у нее не возникало ни малейших сомнений.

И все же щетка исчезла. Нора в недоумении уставилась на столик. Место между коробкой с бумажными носовыми платками и деревянной расческой определенно пустовало. Вот оно что! Чертов Скип, наверняка без него тут не обошлось, промелькнуло у нее в голове. Догадка породила ощущение досады и в то же время доставила немалое облегчение. Ванну у себя в квартире братец довел до катастрофического состояния и, наведываясь к Норе, не упускал случая принять душ. А помывшись, он решил причесаться и, конечно, засунул щетку черт знает куда.

Безмолвный, но яростный монолог, адресованный Скипу, внезапно иссяк на полуслове. Внутренний голос упорно подсказывал ей не возводить на брата напраслину. Обратила же она внимание и на странный запах, и на пыль в холле, а главное, на ощущение, охватившее ее, как только Нора переступила порог дома. Она ведь сразу почувствовала — что-то не так. Ее глаза лихорадочно заметались по сторонам в поисках новых пропаж. Все остальные вещи по-прежнему лежали на месте.

А затем снаружи донесся легкий шорох. Нора бросилась к окну, однако сумела разглядеть лишь собственное отражение на темном стекле. Трясущейся рукой она повернула выключатель и снова выглянула на улицу. Ночь стояла ясная, безлунная, звезды, рассыпанные на черном бархате неба, сверкали алмазными блесками. Шорох послышался вторично, на этот раз громче и отчетливее.

Господи, да это же Фарбер скребется у задней двери. Словно гора с плеч свалилась. Этот недоумок Скип, как видно, ухитрился оставить собаку на улице. Качая головой, Нора сбежала по лестнице, пересекла кухню и распахнула дверь, ожидая влажного носа, ласково ткнувшегося в ноги.

Но Фарбера нигде не было. Крошечный пылевой вихрь, взметнувшись со ступеньки, принял в свете фар автомобиля, появившегося в дальнем конце улицы, необычные очертания. Два луча скользнули по лужайке, по соснам и выхватили из темноты странный силуэт, огромный и мохнатый. Чудовищная тень стремительно метнулась дальше, в сумрак. Нора замерла, онемев от ужаса. В точности то же самое она видела несколько ночей назад, когда таинственное нечто со сверхъестественной прытью гналось за ее машиной.

Судорожно хватая ртом воздух, Нора бросилась в дом. Через несколько секунд приступ ужаса прошел, уступив место гневу. Она схватила со стола фонарь, метнулась к дверям и, стоя на пороге, направила луч туда, где скрылся ее жуткий преследователь. Но пятно света от фонаря бессмысленно блуждало по газону и темным кронам деревьев.

— Эй вы, черт вас побери! — заорала Нора в темноту. — Оставьте меня в покое, слышите!

Ответа не последовало. Чудовище исчезло, не оставив даже следов на влажной земле. До ее слуха доносились лишь тихие вздохи ветра, заливистый лай собаки вдали да скрип фонаря, качавшегося в дрожащей руке.





9




Табличка, красовавшаяся на массивной дубовой двери, гласила: «Председатель совета Института археологии Санта-Фе». Сжимая в руках портфель, за последние несколько дней ставший едва ли не частью ее самой, Нора окинула взглядом холл. Внутри у нее все ходило ходуном, и она никак не могла понять причину. То ли сказывались события минувшего вечера, то ли ее до такой степени пугала перспектива предстоящей встречи. Неужели в совете пронюхали об информации, в обход всех правил и законов добытой ею в ЛРД? Нет, это невозможно. Впрочем, не исключен и другой вариант. Возможно, сейчас ей придется услышать о собственном увольнении. Зачем еще самому Эрнесту Годдару вызывать к себе какого-то ассистента? Выспаться Норе не удалось, и в голове у нее стоял туман.

О председателе совета она не знала ровным счетом ничего, за исключением информации, почерпнутой из газет. Видела его Нора тоже лишь на редких снимках. Правда, несколько раз ей довелось издалека разглядеть сухощавую фигуру, шествующую по институтским коридорам. Хотя политику их учреждения определял Блейквуд, все его влияние опиралось на власть и деньги Годдара. В отличие от директора Годдар обладал почти сверхъестественной способностью манипулировать прессой по собственному усмотрению, и его усилиями в нужном издании в нужное время неизменно появлялась хвалебная статья, с тактом и чувством меры прославляющая достижения института. Касательно источников невероятного богатства председателя совета по институту ходили самые разнообразные слухи. Согласно некоторым, он числился то наследником бензинового магната, то организатором экспедиции, обнаружившей нацистскую подводную лодку, до краев набитую золотыми слитками. Норе все подобные легенды представлялись в равной степени маловероятными.

Глубоко вздохнув, она потянула на себя тяжелую дверь. Возможно, в сложившейся ситуации увольнение станет для нее наилучшим выходом. Освободившись от груза служебных обязанностей, Нора Келли сможет без помех заняться поисками Квивиры. Ведь руководство в лице Блейквуда уже отказалось принимать участие в осуществлении ее планов. Теперь, когда у нее есть информация, полученная от Холройда, она не нуждается в помощи института. Если здесь ее идеей не заинтересовались, ей остается лишь поискать место, где к подобному предложению отнесутся иначе.

Миниатюрная секретарша нервного вида проводила Нору из приемной в кабинет. В кабинете оказалось пустынно и прохладно, точно в церкви. Белые стены и пол, выложенный плиткой, усугубляли ощущение аскетизма. Честно говоря, она ожидала увидеть массивный письменный стол, свидетельствующий о высоком статусе его владельца. Стол и в самом деле обладал внушительными размерами, однако имел довольно обшарпанный вид и явно служил для работы, а не для поддержания представительного образа. Нора в недоумении озиралась по сторонам. Вопреки всем ее ожиданиям, кабинет Годдара выглядел полной противоположностью апартаментов Блейквуда. Единственным украшением здесь служили керамические горшки, выстроенные на столе в ряд.

Рядом стоял сам Эрнест Годдар собственной персоной. Длинные седые волосы и борода цвета соли с перцем обрамляли вытянутое худое лицо с живыми голубыми глазами. В руке он сжимал карандаш, а из кармана пиджака свисал мятый носовой платок. Сложение председатель совета имел самое что ни на есть субтильное, и костюм висел на нем, словно на вешалке. Поначалу Нора сочла его худобу признаком тяжелой болезни. Однако взгляд Годдара, ясный, веселый и полный энергии, убеждал в обратном.

— Добрый день, доктор Келли. — Положив карандаш, он сделал несколько шагов навстречу гостье и пожал ей руку. — Рад, что мы с вами наконец встретились.

Голос его звучал необычно — сухой и низкий, не намного звонче шепота. Тем не менее в нем явственно сквозило сознание собственной власти.

— Пожалуйста, зовите меня Нора, — растерянно пробормотала она.

Столь сердечный прием застал ее совершенно врасплох.

— С удовольствием, — кивнул Годдар и, деликатным, почти женским жестом вытащив платок, откашлялся в него. — Прошу вас, садитесь. Но прежде взгляните на эти горшки. Любопытно, не правда ли?

Он сунул платок в карман.

Нора приблизилась к столу. На нем стояло двенадцать расписных горшков. Все без исключения они представляли собой замечательные образчики древней керамики из долины Мимбрес в Нью-Мексико. Три из них покрывал геометрический рисунок, простой и эффектный, еще по двум бежал узор из стилизованных насекомых — жуков и сверчков. На остальных с потрясающей точностью пропорций изображались человеческие фигуры. В донышке каждого сосуда виднелось аккуратное отверстие.

— Восхитительные экземпляры, — прокомментировала Нора.

Годдар собрался произнести какую-то фразу, но вновь закашлялся и ему пришлось отвернуться. На столе загудел коммутатор.

— Доктор Годдар, пришла миссис Хенигсбаух, — раздался голос секретарши.

— Пригласите ее.


Нора бросила на него вопросительный взгляд.

— Прошу вас, останьтесь. — Годдар указал на стул. — Наш разговор с миссис Хенигсбаух займет всего несколько минут.

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась дама лет семидесяти. Нора моментально распознала в ней представительницу высшего общества Санта-Фе. Любая черточка ее поведения свидетельствовала о богатстве: и фигура, невероятно стройная и подтянутая, и загорелое, почти лишенное косметики лицо, и изящное, хотя и скромное на вид, ожерелье племени навахо, красовавшееся поверх шелковой блузки.

— Эрнест, как я счастлива тебя видеть! — воскликнула дама.

— Очень мило, что ты заглянула ко мне, Лили, — ответил Годдар и добавил, указав на Нору: — Это доктор Келли, ассистент профессора.

Новая гостья, едва удостоив взглядом сотрудницу института, повернулась к столу.

— А, отлично. Вот они, те самые горшки, о которых я тебе говорила.

Годдар кивнул.

— Мой оценщик заявил: они стоят никак не меньше пятисот тысяч. Говорит, это большая редкость. К тому же они в превосходном состоянии. Ты же знаешь, Гарри всю жизнь коллекционировал подобные вещи. И он хотел, чтобы после его смерти эти горшки были переданы вашему институту.

— Да, превосходные образцы…

— Превосходные — это слишком слабо сказано! — перебила дама, проведя рукой по безупречно уложенной прическе. — Подобную красоту необходимо выставить на всеобщее обозрение. Я знаю, что в твоем институте нет музея, открытого для публики. Но для таких ценных экспонатов, как эти горшки, можно что-нибудь придумать. Например, устроить выставку в административном корпусе. Я уже говорила с Симмонсом, моим архитектором, и он набросал план. То, что у него получилось, мы пока условно называем павильоном Хенигсбаух…

— Лили, — перебил Годдар. В тихом его голосе послышались властные нотки. — Я уже говорил, мы глубоко признательны твоему покойному мужу за оказанную честь. Но боюсь, мы не сможем принять его дар.

В кабинете повисло молчание.

— Прости, я не вполне тебя поняла, — ледяным тоном изрекла миссис Хенигсбаух.

— Эти горошки были извлечены из могил, — пояснил Годдар, указав на стол. — Мы не можем их принять.

— Что значит «из могил»? Гарри приобрел их у дилеров, пользующихся отменной репутацией. Ты что, не заглядывал в документы, которые я тебе передала? В них ничего не говорится о могилах.

— На эти документы вряд ли стоит полагаться полностью. Согласно принципам нашего института, мы не принимаем в дар похоронные принадлежности. Кроме того, — добавил он извиняющимся тоном, — эти горшки, спору нет, великолепны, и повторяю, мы очень тронуты поступком Гарри. Но в нашей коллекции имеются еще более ценные экспонаты подобного рода.

Неужели, мысленно удивилась Нора. Лично ей никогда прежде не доводилось встречать в запасниках института таких дивных образцов керамики Мимбрес.

Касательно миссис Хенигсбаух, ее до такой степени потрясло первое оскорбление, что она пропустила мимо ушей второе.

— При чем здесь могилы? — пробормотала Лили. — Неужели ты думаешь, будто эти сосуды похищены у мертвецов?

Годдар взял один из горшков и просунул палец сквозь отверстие в донышке.

— Этот сосуд был убит.

— Убит?

— Именно так. Когда жители долины Мимбрес опускали их в могилу вместе с усопшими, они проделывали в донышке отверстие. Таким образом они выпускали дух сосуда, дабы тот мог присоединиться к духу покойника в ином мире. Археологи называют такие горшки убитыми. — Он поставил сосуд на стол. — Все двенадцать относятся именно к такому разряду. А значит, что бы там ни утверждали документы, все они извлечены из могил.

— И на этом основании ты отказываешься от дара стоимостью в полмиллиона долларов?! — возвысила голос дама.

— У меня нет выбора. Я распоряжусь, чтобы их упаковали самым тщательным образом и вернули тебе. — Годдар снова откашлялся в платок. — Не сочти это за обиду.

— Не ожидала от тебя подобной глупости.

Дама резко повернулась и вышла прочь, оставив после себя аромат дорогих духов.

Годдар уселся на краешек стола, устремив на злополучные горшки задумчивый взгляд.

— Вы разбираетесь в керамике Мимбрес? — нарушил он наконец молчание.

— Надеюсь, что да.

Нора до сих пор не могла поверить в увиденное. Как он мог отказаться от столь щедрого дара?

— И что вы об этом думаете?

— Я знаю, что в собраниях других институтов есть так называемые убитые горшки.

— Другие институты не являются примером для подражания, — заметил Годдар тихим, но не терпящим возражений голосом. — Эти горшки положили в могилы люди, которые уважали своих усопших. Неужели мы откажемся от уважения к мертвым? Полагаю, миссис Хенигсбаух пришла бы в ужас, замысли мы разрыть могилу ее обожаемого супруга. — Он опустился на стул. — Нора, вчера мы разговаривали с доктором Блейквудом.

Ну вот и началось, подумала она, чувствуя, как напрягается каждый ее мускул.

— Он упомянул, что некоторые ваши проекты остаются незавершенными, и в связи с этим ваш отчет о проделанной работе, скорее всего, произведет не слишком отрадное впечатление. Вы можете объяснить мне, почему так происходит?