Золото Хравна

— Мне незачем притворяться перед тобою, и теперь, когда нет этой девочки, я могу откровенно признаться: да, ты прав! Всю свою жизнь я врал, мошенничал и дурил головы, для того чтобы вытянуть из людей побольше денег, одежды или еды. И нет в том моей вины! Если бы мать моя не бросила меня в лесу на камне, а выкормила и вырастила, всё пошло бы по-иному.

— Будет тебе опять ныть!

— Нет, ты выслушай меня. Много было всякого, иногда я откровенно лгал, иногда прибегал к колдовству — чему-то же меня да научили в детстве. Было дело, снимал или наводил сглаз за плату, и отводил глаза, и торговал сонным зельем и любовным эликсиром. Могу научить тебя, сын Хольгера, как приготовить его: надо взять простой воды из ручья, добавить в него щепотку того красителя, который приготовляют из марены, и полынной настойки для вкуса, ибо для того, кто покупает зелье, это важно. Если это человек богатый, то желательно, чтобы склянка, в которую налит эликсир, была прозрачною. Если же на дно ее бросить стеклянную жемчужину, — из тех, какие кувшинами привозят из италийских земель и какими вроссыпь торгуют в Нидаросе на базаре, в мелочном ряду, по цене полчашки за пеннинг, — то смело можешь спрашивать за такой эликсир не менее четырех эйриров.

— Прекрасно, — усмехнулся Торлейв. — Глядишь, если я к старости не смогу заработать на кусок хлеба своим ремеслом, то воспользуюсь твоим рецептом.

— И все же то, что я рассказал тебе про Ульва и Белую Иву, — чистая правда. Это было не мое колдовство, и зелье было настоящее.

— Я спрашивал тебя о другом, Финн, — сказал Торлейв. — Я хотел знать, отчего погибли все те люди, не имевшие никакого отношения к этим проклятым сокровищам.

— Клянусь! Клянусь тебе, сын Хольгера, чем угодно клянусь, что я никогда не поднимал на живого человека ни ножа, ни меча, ни секиры! Я лгал и изворачивался, и, возможно, от моих снадобий кое у кого и болел наутро живот, но даже те яды, что я продавал, были на деле совершенно безвредны! Именно поэтому я никогда не задерживался на одном месте дольше недели, чтобы самому не стать жертвой того, кто обманулся в своих надеждах! Говорю это тебе, дабы ты, прежде чем я начну свой рассказ, знал, что я, Финн, не причастен ни к одному из этих убийств!

— Хорошо, — сказал Торлейв. — Я понял и верю тебе.

— Стюрмир хотел одного: узнать, где сокровища Хравна, — продолжал колдун. — Если бы Стурла хоть что-то о них сказал, он прожил бы ровно до того момента, как они были бы найдены. Но Стурла не знал или не хотел говорить; это его спасло, хоть и погубило других людей — да впрочем, это не его, не Стурлы вина… Они взяли Стурлу и Кольбейна неподалеку он Нидароса и отвезли на Воронов мыс. Стюрмир приложил немало усилий, чтобы заставить Стурлу отдать золото по доброй воле. Стурла всё повторял, что ничего не знает ни о каких сокровищах, и Борову было велено прижать его, чтобы разговорился. Этот кабан не мог придумать ничего лучшего, как сломать ему ногу. Я наложил лубок — когда-то Йорейд учила меня сращивать поломанные кости.

Кулаки Торлейва непроизвольно сжались, но он сдержал себя.

— Как же удалось Стюрмиру подделать пергамен?

— Я-то разбираюсь в этом плохо, но Нилус из Гиске был мастер проделывать всякие штуки с закладными и купчими, они этим много раз пользовались. У него был человек в Нидаросе, который мог из одной грамоты сделать совсем другую, и они о том позаботились загодя. У них было уже все готово для завладения имуществом Стурлы. Однако, чтобы им получить золото законным путем, нужна была смерть Стурлы, а убить его Грош не мог, пока не вызнает, где сокровища. Стюрмир подумал и решил разыграть гибель Купца — не так уж трудно было убедить земляков Стурлы, что тот мертв. Не знаю, что его натолкнуло на мысль о волках: возможно, наша встреча с волчицей летом, возможно, его ремесло. Так или иначе, они с Нилусом заранее решили, что для достоверности надо будет сначала прикончить кого-нибудь другого, свалив все на волков, и только выбирали кого.

— Вот как, — сказал Торлейв. Щека его дернулась.

— Стурла уже неделю был на Вороновом мысе под охраной Стюрмировых людей, когда мы приехали в Эйстридалир, — продолжал колдун. — Грош снял у одного из бондов домик в горах, якобы для охоты. Оно и верно было для охоты. Для виду они даже пристрелили лося и поохотились на зайцев и птиц, но главная охота у них шла на человека.

Нилус прознал, что трое лесорубов расчищают участок леса неподалеку. Они решили, что смерть лесоруба подойдет как нельзя лучше: товарищи станут его искать, поднимут шум. По завершении дела они, собравшись в доме, обсуждали чуть ли не со смехом, как все удалось. Стюрмир лишь бранил Дидрика Борова за то, что тот взял деньги из кошеля убитого; Весельчак же, сын Скамкеля, сказал: «Брось, Грош, зачем покойнику деньги?» Я слушал их, дрожа от страха.

— Кто бы мог подумать. По твоему виду трудно было предположить, что ты с ними не заодно.

— Клянусь, сын Хольгера, я был у них все равно что пленником! — воскликнул колдун. — Все поджилки мои тряслись, и ад, казалось, разверзался под самыми моими ногами!

— А что же Клюпп? — тихо спросил Торлейв. Сердце его сжалось при воспоминании о вечно пьяном забулдыжке, что шатался по Городищу и клянчил по кружечке пива то на одном хуторе, то на другом.

— Клюпп — это тот пьяница? — спросил Финн. — Ему просто не повезло. Он возвращался лесом с какого-то хутора и увидал, как Стюрмир и Нилус из Гиске несут тела тех бедолаг, которых после они выдали за Стурлу и его секретаря. Он не подошел к Стюрмиру сразу — понимал, видать, что и его могут мигом отправить на тот свет. Зато потом, встретив Стюрмира, решил потянуть из него денег на выпивку. Знал бы он, с кем имеет дело! Стюрмиру только на руку был еще один покойник, чтобы нагнать страху на округу.

— А следы? Неподалеку от тела Клюппа в лесу были волчьи следы.

— Это старая охотничья обманка, — хмыкнул Финн. — Даже мне она известна.

— Они убили четырех человек. Ни в чем не повинных. Не укладывается это у меня в голове, Финн! Кто же были те двое, которых Стюрмир выдал за Стурлу и Кольбейна?

— А вот этого я не могу сказать тебе, сын Хольгера, ибо сам не ведаю. Скорее всего, какие-то бродяги из тех, что скрываются в горах. Для Стюрмира, для Нилуса из Гиске, для Борова и Весельчака убийство было не внове. Лишить человека жизни — это им ничего не стоило. Насколько мне известно, они и разбоем не брезговали, если понимали, что им всё сойдет с рук.

— Бесовщина, — сказал Торлейв, перекрестившись. — Иначе не знаю, как это назвать. Бесовщина и безумие. Надо молиться день и ночь, ибо тень его лежит и на мне.

— Не понимаю я твоих слов, — проворчал Финн. — Хочешь ли ты знать еще что-то, сын Хольгера, или я могу отдохнуть?

— У меня еще немало вопросов. Для чего вы явились на Еловый Остров и как потеряли болт с серебряным наконечником? Зачем ты сделал его? Хотел убить свою прежнюю любовь?

— Пойми же, сын Хольгера, я был целиком во власти Стюрмира! Он приказал, и мы пошли. Ночь была вьюжная, мела метель, и снег несся нам навстречу. Он велел мне петь, как это делают сейдмады, чтобы смутить разум девушки. Я встал под изгородью и стал петь на ветер, хотя, сказать по правде, в успех своего колдовства я не верил.

Вдруг Стюрмир тронул меня за плечо. Я глянул туда, куда он указывал, и чуть не подавился своим заклинаньем. Белая Волчица была здесь, и рядом с нею шел второй волк — темный, как сама ночь. Они переходили озеро по льду, почти невидимые во тьме. Я думал немедленно бежать, хотя прервать такую волшбу на полуслове себе дороже: многие силы уже задействованы, и они все могут обернуться против тебя. Я дрожал от страха, но Стюрмир посмотрел на меня с презрением и сказал:

— Пой, колдун, или завтра найдут еще один труп, в этот раз — на Еловом Острове.

Он зарядил самострел и пошел навстречу волкам сквозь метель. Мысленно я приготовился к ужасной смерти, но продолжал петь, хоть и знал, что чем больше я боюсь, тем меньше надежд на успех. Ибо духи, сын Хольгера, не внемлют трусам, они презирают их.

Я видел, что Стюрмир подошел к волкам достаточно близко, чтобы выстрелить наверняка, прицелился и спустил крюк. Знаешь ли ты, как стреляет Стюрмир?

— Не понаслышке.

— Значит, ты поймешь, что отвести его стрелу, да еще такую стрелу и на таком расстоянии, может лишь очень сильное колдовство! Стрела ушла вверх — я своими глазами видел, как она отклонилась от своего пути, перелетела плетень и упала за ним. Волки повернули к нам свои морды как по команде, оба.

Не знаю, бегал ли я когда прежде на лыжах так, как в тот день, — это при моей-то хромоте! Стюрмир и тот не сразу меня догнал. Мы оба летели с ним как сумасшедшие, пока не поняли, что никто больше не преследует нас.

Я уже так запутался к тому времени во всех своих страхах, что сам не знал, чего я больше боюсь: Стюрмира, волков, Нилуса из Гиске, мести Йорейд или этой девчонки, твоей невесты.

— А ее-то почему? — удивился Торлейв.

— Да всё из-за треклятого дара, который передался ей по наследству. Разве мог я быть уверен, что это не она сама ходит за мною в обличье Белой Волчицы? Или не станет в любой момент третьей в этой компании… Варульв-маг — самый страшный из всех варульвов, да будет тебе известно, сын Хольгера.


— Ты, кажется, бредишь, колдун, — раздраженно сказал Торлейв. — Смотри, не выводи меня из себя.

— Сам смотри, — пожал плечами Финн. — Ты ведь собираешься жениться на ней, вот и держи ухо востро.

— Похоже, колдун, с головой у тебя не всё в порядке. Видать, от того ремесла, которым ты занимался всю жизнь.

— Мое ремесло не хуже всякого другого, — обиделся Финн. — Порой я и впрямь помогал людям получить желаемое, я ведь кое-чему обучен. А те, кому я просто пускал пыль в глаза, тоже были счастливы, ибо они получали в обмен на свои пеннинги, лепешки и пиво не только мои зелья, но и надежду на то, что после моих трудов в их жизни что-то изменится к лучшему. И потом, как можно препятствовать обманываться людям, которые сами только и ждут, чтобы их кто-нибудь обманул? Если не я, то такой же, как я.

— Это я всё понял, — кивнул Торлейв. — Рассказывай, что было дальше.

— Мы со Стюрмиром пошли искать стрелу и встретили там Вильгельмину и пса, такого громадного, что поначалу я подумал: уж не тот ли это черный волк? Но это был лишь пес, хоть и очень большой. Потом появился ты. А о том, что происходило со стрелою дальше, ты знаешь лучше меня.

— Йорейд сразу поняла, что это ты наносил руны, и бросила ее в огонь.

— Еще бы ей не понять, — вздохнул Финн. — Я не видал ни одной колдуньи более мудрой, чем Йорейд. Она пальцем не пошевельнет лишний раз, чтобы воспользоваться своей силой, но коли уж пускает ее в ход, можешь быть уверен: ударит без промаха. Должен ли я продолжать свой рассказ, сын Хольгера? Я устал и хотел бы вздремнуть. Зимняя ночь долга, но мы с тобой проговорили немалую ее часть.

— Рассказывай, коли обещал! — возразил Торлейв.

— Ладно, — вздохнул Финн. — В конце концов, вы с дочерью Стурлы накормили меня и спасли от смерти. Я бы помер там, под этим плетнем, не сжалься вы надо мной. Наверное, я должен был бы испытывать к вам что-то вроде благодарности, если б за все эти годы не забыл, что это такое… Так или иначе, рассказывать осталось не так уж долго.

Все шло как по маслу, даже ваш въедливый сюсломан — и то не заметил, как искусно подчищен мел на пергамене.

Стюрмир неплохо изобразил заботливого дядюшку. И он добился бы своего, если б не ты, сын Хольгера. Ты пришел и смешал все его планы.

Торлейв лишь молча кивнул.

— И как тебе это удалось? Ты был один, а их пятеро, и все же они не смогли справиться с тобою. Ты нанес удар Нилусу в лицо, он был взбешен. Если б вы не бежали с хутора в ту ночь, полагаю, тебя ждала бы страшная долгая смерть, сын Хольгера. Я и сейчас не понимаю, как вы ухитрились тогда от нас ускользнуть, если только девчонка твоя не воспользовалась своим даром.

— Ту ночь, — сказал Торлейв, содрогнувшись в сердце, — мне не забыть и через много лет.

— С той самой ночи волки будто преследовали нас, — хрипло проговорил Финн. — Стрелы не брали их. Боров и тот стал говорить, что не нужно ему никакого золота. Стюрмир и Весельчак уверяли, что это местные собаки увязались за нами. Однако всем нам было так страшно, что Стюрмир купил сани и пару лошадей у хозяина «Пивного фьорда», чтобы только не идти через лес на лыжах.

Дважды мы чуть не настигли вас, но вы каким-то чудом уходили у нас из-под носа. А потом мы приехали на Воронов мыс. Стюрмир отправил Борова и Весельчака вперед, к башне — проверить, что там да как, — а сам остановился перекусить в этой самой гостинице: хотелось ему расспросить хозяина, не видал ли он вас. Я сказал ему, что пойду с Весельчаком и Боровом, а Весельчаку и Борову сказал, что остаюсь со Стюрмиром, — сам же бежал прочь со всех ног. И кабы лихорадка не скрутила меня столь некстати и я не пролежал бы три дня в хлеву у какого-то трёнда, только бы меня здесь и видели.

— Любопытная история, — произнес Торлейв задумчиво.

— Ты доволен, сын Хольгера? Позволено ли будет мне теперь вздремнуть хоть немного?

— Бог с тобою, колдун. Право, мне даже жаль тебя. Ложись и спи. Я разбужу тебя с петухами, до того как придет хозяйка.

— Кстати, — буркнул Финн. — У меня тоже есть к тебе один вопрос. Сдается мне, ты неспроста выведываешь у меня про этих варульвов. Ведь ты видел их, как и я?

— Я и сам не уверен в том, что я видел.

— Не лукавь, сын Хольгера, — просипел колдун. — Я был честен с тобой!

— Хорошо, колдун, ты прав. Да, я видел их, и не один раз.

— Я же говорю: это она, Маргрет, Белая Ива! — воскликнул Финн.

Он посмотрел в лицо Торлейву и внезапно расплылся в радостной улыбке, показав щербатые черные десны. Разноцветные глаза его задорно блеснули.

— Знал бы ты, какой славной девушкой была она — веселой, смешливой, доброй! А какой гордой и грозной она могла вдруг стать, если заденешь ее ненароком. Настоящая северная королева! Недаром этот Ульв потерял от нее голову. Она кого хочешь свела бы с ума. Нет, не было и не будет второй такой, как она!..





Глава 24





Морозы стояли до самого Рождества. С наступлением сумерек поднимался резкий, острый как нож холодный ветер. Оледеневшие ветви деревьев звенели, когда он задевал их, пролетая над лесом.

Ланглив вовсю готовилась к праздникам: стряпала, мыла, убирала. Вильгельмина, Анете, служанки Стина и Герда — все были вовлечены в эти приготовления. Вильгельмина, правда, предпочитала возиться с младшими девочками: рассказывала им сказки, играла в прятки. Торлейв сделал тележку и упряжь для Кьяппи, и собачонка возила в ней двух тряпичных кукол, которые вылетали из повозки всякий раз, как Кьяппи начинала прыгать. Дети смеялись, им вторил Стурла. Он уже шел на поправку и мечтал об одном — как можно скорее оказаться в Нидаросе. Он привык быть хозяином, а не гостем, и бездеятельность раздражала его. Здесь он только и мог, что есть, спать или играть в хнефатафл[177] с детьми.

Меж тем за два дня деревянная стрела обошла большинство дворов Воронова мыса, и не было уже никого — «от карла до ярла»[178], как говорил Гамли, — кто бы не знал о произошедшем.



В то самое утро, когда Финнбьёрн Черный Посох ушел по дороге на восток, спустя час после окончания мессы в церкви Святой Сюннивы, Никулас и Торлейв помогали Гамли перенести из пивоварни в дом несколько бочонков с пивом и задержались на дворе. Солнце, едва выползшее над макушками гор, светило вполсилы. Лучи его были точно пригашены холодом, воздух, казалось, готов был рассыпаться множеством колких ледяных кристаллов, слеплявших ноздри и губы. Покуда они стояли на дворе, густые черные волосы и ресницы Торлейва поседели от инея.

— Смотри, кто-то едет, — сказал Никулас Торлейву, указывая на дорогу.