Золото Хравна

— Ну, ежели так — другой разговор! — рассмеялся Гамли.

Он достал бутыль и разлил в деревянные кружки по глотку вина.

Стурла поднял кружку.

— За здоровье жениха и невесты! — хрипло проговорил он.

— Будьте счастливы! — кивнул Гамли. — Ну и поцелуйтесь, что ли…

— Рано, — проворчал Стурла.

Но Торлейв уже целовал Вильгельмину.

— Ладно уж, — тяжело вздохнул Стурла. — Кажется, ты это заслужил, сын Хольгера.



— В этой избушке, в ожидании врага, вспоминается мне живо та кампания, в которой мы с Грейфи впервые вкусили от духа войны, — сказал Гамли. — Помню, как-то датчане окружили нас. Мы с Грейфи думали уже, что нам крышка…

— С каким это Грейфи? — Стурла поднял бровь. — С Никуласом?

— С ним! — кивнул Гамли.

— Так ты знаешь Никуласа Грейфи?

— Еще бы мне не знать его, если я с тринадцати лет рос в доме его отца! — воскликнул Гамли.

— Подожди-ка, — удивился Стурла. Он с изумлением вглядывался в Гамли. — Так ты тот самый маленький тощий чернявый парнишка, что постоянно вертелся рядом с Никуласом?! Я же тебя помню! Мы сидели у костра ночью, и ты так складно завирал, что любо-дорого было тебя слушать.

— Ну, не так уж я и завирал! А вот я тебя что-то вспомнить не могу.

— Я был тогда помоложе, — усмехнулся Стурла. — Да и талия у меня была много стройнее. — Он покачал головою. — Ну и встреча! Что ж, покажем этим псам, Гамли, сын Тор да?

— А что нам еще остается, Стурла, сын Сёльви? — хмыкнул Гамли. — Либо мы им, либо они нам.



Торлейв положил еще пару поленьев в притихшее пламя очага и через сени вышел на крыльцо. Месяц исчез за горою, тень ночи накрыла все вокруг, на небо высыпали звезды. Торлейв сел на верхнюю ступеньку — площадка перед входом в башню была невелика. Без лестницы Стюрмиру будет нелегко подняться к ним, когда он придет, — а в том, что он придет, у Торлейва не было сомнений.

Он подумал о Кольбейне: спокойный, всегда рассудительный помощник и секретарь Стурлы, человек, незаметный в жизни, остался теперь заложником в руках Стюрмира. Торлейв вспомнил бледное лицо Кольбейна, его тихую усмешку, внимательный взгляд из-под рыжих ресниц. Кольбейн редко смеялся в голос, зато он так хорошо умел улыбаться. Эту его немного слабую, детскую улыбку и вспомнил сегодня Торлейв, когда Стурла сказал: «Кости гниют под снегом». «Где Кольбейн?» — вспомнил Торлейв свой собственный крик и страх Андреса: «Не убивай меня, резчик, как убил ты Нилуса из Гиске!» И снова и снова вставало перед его глазами лицо Кольбейна. Так чьи же кости гниют в холодной каменистой земле Эйстридалира, на кладбище у церкви Святого Халварда?



Скрипнула дверь. Вильгельмина выскользнула за порог и села рядом с Торлейвом, кутаясь с головой в серое косматое одеяло, как в плащ.

— Они там вспоминают прошлые битвы, своих боевых хёвдингов, общих друзей и врагов, — сообщила она.

Торлейв обнял ее. Она накрыла его плечи краем своего одеяла — его не хватало, чтобы им обоим укрыться целиком, но они согревали друг друга своим теплом. Морозный воздух заползал под одежду и в рукава, но было хорошо сидеть так, вдвоем, на холодном крыльце: звезды над головой — и бездна под ногами, ибо основание холма тонуло в ночном тумане.

— Как ты думаешь, когда они появятся? — тихо спросила Вильгельмина.

— С рассветом.

— Торве, я боюсь, — вздохнула она. — Скажи, есть ли у нас хоть какая-то надежда?

Торлейв пожал плечами.

— Возможно, Ланглив отправит кого-нибудь на поиски своего мужа. Или управитель херада решит объехать свои владения. Мы еще можем выиграть в этой игре, Мина.

Она провела ладонью по его колючей щеке.

— Едва ли управитель заберется так далеко, Торве.

— Ну и ладно, — сказал Торлейв. — Так или иначе, мы все равно победим, разве ты не чувствуешь?

— Я больше ничего не чувствую, — сказала она, — кроме того, что Стурла снова с нами. А сколько всего еще надо ему рассказать! Он даже не знает, какой ты у меня… как ты стоял за меня, Торве. Я никогда не забуду этого. Никогда не забуду, как ты остался со мной тогда на хуторе, когда Стюрмир гнал тебя прочь.

— Видит Бог, Мина, не моя в том заслуга. Можно подумать, у меня был выбор!

— Мне так хорошо здесь с тобою, — сказала Вильгельмина, склонив голову ему на ключицу. — Точно мы сидим дома, на Еловом Острове, на крыльце стабура, и сейчас Оддню позовет нас ужинать. Нельзя ли попросить Бога сделать так, чтобы этот миг не кончался никогда?

— Еще будет много всего у нас с тобой, Мина, и мы немало вечеров и ночей проведем вместе.


— Расскажи, как мы поедем в Данию, Торве, — попросила Вильгельмина.

Он вздохнул.

— Скорее всего, это все же будет Швеция. До Дании далековато. Добираться через всю страну по санному пути может быть опасно, а ждать до весны, покуда откроется навигация, и плыть морем — тоже невелика радость.

— Пусть Швеция, — согласилась Вильгельмина. — Лишь бы с тобою вместе.

— Наверное, было бы правильно мне сначала уехать одному, а позже, например осенью или летом, ты бы приехала ко мне. К этому времени я бы уже нашел жилье и работу — плотники и резчики нужны повсюду.

— Ну уж нет, ни за что! Кто же присмотрит там за тобою?

— Ты хотела бы жить в городе или в хераде? Я мог бы, наверное, арендовать небольшой хутор, но пришлось бы нанять еще пару работников.

— Мне все равно, — пожала плечами Вильгельмина. — Можно и в городе.

— В городе будет больше заказов, — сказал Торлейв. — Но зато в хераде я сам бы отстроил дом — такой, как захотела бы ты. И сам бы сложил в нем печи, на кухне и в горнице, так, чтобы обогревалась еще и спальня. У нас не было бы большого хозяйства — думаю, две-три коровы да несколько овец и коз. Да пара лошадей, чтобы ездить с тобою верхом по лесам и горам. А по воскресеньям запрягать их в повозку: надо же будет возить в церковь тебя и наших ребятишек.

— И еще мы возьмем с собою Буски, — сказала Вильгельмина. — Ему уж точно все равно, Дания или Швеция.

— Возможно, нам и понравится в Швеции, — сказал Торлейв. — А еще мы заведем голубей, и, если мне понадобится уехать, я буду возить их с собою и слать тебе с ними письма каждую неделю.

— Ни за что, — снова возразила Вильгельмина, — лучше мы с тобой будем ездить вместе!

— А как же дети?

— И дети тоже.

— Сколько их будет?

— Я хочу пятерых.

— Славная будет компания, Мина! Мне придется построить для вас кибитку. Все дни мы будем в дороге, а вечерами будем ставить кибитку на лесной поляне, у ручья: птицы будут нам петь, будет пахнуть травой и любкой, дети разожгут костер, и ты приготовишь ужин.

— А ты что же?

— А я его съем.

— Мне нравится, Торве! — рассмеялась Вильгельмина. — Кажется, мне уже нравится в Швеции!

Торлейв обнимал ее под одеялом обеими руками, и так они сидели, пока Гамли, открыв дверь, не окликнул их:

— Идите хоть погрейтесь немного!.. Стурла спрашивает, куда вы пропали.



Рассвет незаметно проник в дом через приоткрытую отдушину. Было почти совсем темно, угли догорали в очаге. Стурла уснул. Спала и Вильгельмина, свернувшись калачиком на лавке.

Торлейв сидел, прислонившись спиной к корзине с берестой и вытянув к огню ноги, так что его пимы почти касались углей. Небольшая Псалтырь в кожаном переплете лежала раскрытая на его колене.

Еt omnes vias meas pr.vidisti

quia non est sermo in lingua mea.

Ecce, Domine, tu cognovisti omnia,

novissima et antiqua.

Tu formasti me, et posuisti super me manum tuam.

Mirabilis facta est scientia tua ex me;

confortata est, et non potero ad eam[157].





— Ты ничего не слышишь? — тихо спросил Гамли и кивнул на дверь.

Торлейв сложил книгу.

Они вышли в сени. Гамли приоткрыл дверь и выглянул наружу.

— Еще темно, — сказал он. — Но мне кажется, они там.