Золото Хравна

— Запомню твои слова, — прошипел Нилус. — У меня тоже есть такая игрушка, и не худо бы тебе знать, малец, что многим я с ее помощью окрасил кудри.

— Ну всё, угомонитесь! — вскричал Стюрмир. — Вильгельмина, идем в дом, надо поговорить. А ты, парень с Пригорков, шел бы к своей тетушке, она уж небось волнуется, места себе не находит.

При этих его словах Вильгельмина вновь взяла Торлейва за руку.

— Я тоже остаюсь, — сказал Торлейв.

— У нас будет семейный разговор.

— Что ж, прекрасно, — кивнул Торлейв. — Стало быть, не помешает вам знать, что Вильгельмина, дочь Стурлы, — моя нареченная невеста.

Вильгельмина от неожиданности выпустила пальцы Торлейва и в изумлении посмотрела на его посуровевшее лицо. Его серые глаза полны были угрюмого негодования, черные упрямые брови сведены гневом.

— Ежели мне нельзя остаться с нею здесь, значит, она отправляется к своей родственнице, как и собиралась, а я ее сопровождаю, ибо Стурла поручил ее моему попечению, и я отвечаю за жизнь ее и честь. Негоже девушке проводить ночь в доме, где нет ни единой женщины, в то время как вас, Стюрмир, сын Борда, никто еще не признал ее опекуном.

— Так вы жених и невеста! — воскликнул Стюрмир, разведя руками так, точно собирался обнять их обоих. — Поздравляю! И что же, вы с моим родичем Стурлой уже ударили по рукам? Брачный договор составлен? Обручение произошло?

Торлейв молчал, крепко сжав губы.

— Обручения пока не было, — пробормотала Вильгельмина, покраснев как мак. — Но отец дал свое согласие, — закончила она едва слышно.

— Ну, теперь это уже не важно! — радостно воскликнул Стюрмир. — Когда я стану твоим опекуном, а это произойдет на ближайшем тинге, в среду, я еще подумаю, давать ли согласие на этот брак. Неужто Стурла так легко пошел на сговор?[95] Такая богатая невеста — и парень с Пригорков! Хотя, возможно, я и благословлю вас. Говорят, ты добрый мастер — значит, сможешь прокормить семью. Оставайся, Торлейв, так и быть. Раз уж мы с тобою скоро станем свояками.

— Стюрмир! — удивленно прохрипел Финн. — Только этого нам не хватало! Пускай убирается!

— Брось, колдун. — Стюрмир быстро переглянулся с Нилусом. — Не все ли равно?

— По мне, одним больше, одним меньше, — загадочно произнес Нилус и вновь явил желтозубый оскал, так напугавший Вильгельмину. Она смотрела на него, и ее не оставляло чувство, что этот человек уже мертв. Мертв и лежит на снегу в ельнике.

«Не схожу ли я с ума?» — подумала она, крепко держась за рукав Торлейвовой куртки.

— Иначе шуму потом не оберешься. — Стюрмир продолжал смотреть на Вильгельмину и Торлейва с тою же сладкой улыбкой. — В конце концов, недаром говорится: бери весло, как оно легло. Ну, пойдемте в дом. Созывай, племянница, слуг да представь меня им.

— Вы ведь знаете, Стюрмир, сын Борда, что у нас всего двое слуг, — отозвалась Вильгельмина. — Но их сейчас нет. Они оба на поминках Клюппа.

— Ах, да. За несчастьем, что постигло нас с тобою, племянница, я и вовсе позабыл о той беде. Да не зови меня «Стюрмир, сын Борда»! Зови родичем. Или, еще лучше, — дядюшкой. И как это вы с отцом обходились только двумя слугами?

— К чему нам больше? Мы не живем доходом с хутора.

— Это знаю, — кивнул Стюрмир. — Стурла свои богатства держал в Нидаросе.

— Его богатства плавают по морю, — сказала Вильгельмина.

— Довольно, идем в горницу! — объявил Стюрмир. — Там сядем, поговорим.

Вильгельмина отпустила Буски бегать по двору и вошла в дом вместе со всеми.

— Скажи-ка, племянница, найдется у тебя немного доброго пива для меня и гостей? Я, видишь ли, не очень-то рад, что мне приходится теперь здесь распоряжаться, но что поделаешь!

Вильгельмина вопросительно посмотрела на Торлейва.

— Я принесу бочонок, — кивнул он.



Охотники сняли теплые куртки и короткие подбитые мехом плащи. В сенях не было места для такого количества верхней одежды, поэтому всё попросту свалили на сундук. Друг за другом неторопливо перешли в гостевую горницу — здесь всегда было убрано, но с тех пор как уехал Стурла, огонь в печи разжигали редко. Покуда Торлейв ходил в кладовую за пивом, Вильгельмина принесла дров и затопила высокую изразцовую печь. Стюрмир зажег свечи, стоявшие повсюду в шандалах[96], и горница наполнилась светом.

Охотники ходили кругами, осматривали немногочисленные украшения и оружие на стенах: сарацинскую саблю, копье, два небольших тарча[97], арбалет Стурлы, его серебристый доспех; кожаный гамбезон[98], видавший виды, исцарапанный кольчужными кольцами и носивший следы их ржавчины, — в давние немирные годы Стурла надевал его под хауберк[99]; это было задолго до рождения Вильгельмины.

Нилуса Ягнятника особенно заинтересовали несколько серебряных кубков и два веницейских кувшина синего стекла со светлыми прожилками. В ясную погоду, когда свет щедро лился сквозь зеленоватые ячейки окон, эти кувшины, пронизанные солнечными лучами, точно сами источали сияние. В такие моменты Вильгельмина любила затаив дыхание следить, как внутри стекла загораются, вспыхивают и гаснут голубые огни.

«Есть такой город, — говорил отец, — город Венеция, который построен на воде. Жители его никогда не ездят на повозках — потому что вместо улиц и переулков там каналы, в которых плещется вода. И ни на лыжах, ни на коньках там тоже не ездят, даже не знают, что это такое, потому что у них всегда тепло. Снег там выпадает очень редко, а если выпадет, то на другой день уже растает. Зато они плавают на лодках — на чудесных лодках, что похожи на огромных лебедей. А вода в каналах полна синевы и света. Когда веницейцы выдувают из стекла свои кувшины и кубки, они вдыхают в них эту синеву и блики солнца. Если ты приблизишь к уху горлышко синего кувшина, ты услышишь, как шумят волны теплой веницейской лагуны и как кричат чайки над водой». И Вильгельмина послушно наклоняла ухо к большому гулкому кувшину — и сперва просто слышала шум волн, а потом начинала различать и крики чаек.

Три шпалеры, которые Стурла привез из Нидароса в прошлом году, также привлекли внимание охотников. На одной из них, навесив копья и крепко упершись ногами в стремена, летели друг другу навстречу два рыцаря. За их спинами высился замок с зубчатой башней и прекрасной, хотя несколько косоглазой желтоволосой принцессой. Две другие представляли сцены охоты. Остановившись против них, охотники закивали головами. Оживился даже мрачный Весельчак Альгот, и они вдвоем с Дидриком Боровом принялись обсуждать стати палевой выжлы и ошибки в изображении травли кабана.

Торлейв, вернувшийся с бочонком в руках, отметил, что Стюрмир не сел на Высокое кресло — хозяйское место, на котором всегда сидел Стурла, — а опустился рядом на скамью. Весельчак, Дидрик и Нилус Ягнятник расселись кто где. Слуги встали у двери — оба они были крупные плечистые молодцы, и Торлейв не мог отделаться от мысли, что они заняли это место не из почтительности к своим хозяевам, а чтобы перекрыть выход.



Вильгельмина села на поперечную — женскую скамью, неторопливо перекинула за спину распущенные по плечам волосы и внимательно оглядела всех, кто находился в горнице. Ее подбородок был упрямо вскинут, губы строго сжаты, глаза прозрачны, точно ледяной ручей.

Люди Стюрмира открыли бочонок, кто-то уже снял с полки большие кружки, и Дидрик принялся цедить в них пиво. Торлейв присел на край скамьи боком, так чтобы в любой момент он мог обернуться к Вильгельмине или выхватить меч.




— Славное пиво! — сдув пену и пригубив, сказал Стюрмир. — Сама варила, племянница? Вижу, будет из тебя добрая хозяйка.

— Это не я, это Оддню, — равнодушно ответила Вильгельмина.

— Не важно. Давай о главном, племянница. Собираюсь я предложить тебе переехать отсюда в мою усадьбу, что на Вороновом мысе. — Стюрмир покосился на Торлейва. — Там много женщин, и будет кому присмотреть за тобой. По мне, не пристало такой девушке, как ты, богатой невесте, жить на хуторе одной с двумя слугами. Будь у меня дочь, я никогда бы не оставил ее в таком небрежении.

— Благодарю вас, — отвечала Вильгельмина. — Меня вполне устраивает та жизнь, которую я веду здесь.

— Теперь я твой опекун, — покачал головой Стюрмир. — Мне и решать.

— Пока еще нет, — заметил Торлейв.

— Это вопрос нескольких дней.

— Пока тинг не признал вас опекуном, Стюрмир, сын Борда, вы не можете указывать Вильгельмине, как ей себя вести, и не вправе распоряжаться ею как вам угодно.

— Ах, как я понимаю тебя, парень! — сказал Стюрмир, откинувшись назад на скамье. — Ты бы, конечно, сам хотел поскорее распорядиться этой девицею… Но придется подождать! На хуторе наверняка есть ценные вещи, деньги, золото — неужто ты, племянница, не боишься, что в один прекрасный момент придут лихие люди из лесу и все это заберут?

Вильгельмина пожала плечами.

— Здесь ничего нет. Отец оставляет мне немного денег, когда уезжает, но мы с Оддню и Кальвом ничего не тратим. У нас нет никакого золота, кроме старинной Библии в золотом окладе, она принадлежала еще нашему пращуру, Орму Лодмунду. Никто не станет грабить нас ради такой малости, да и редко такое случается у нас в округе.

— Никогда нельзя ручаться! — назидательно произнес Стюрмир. — Такая юная девушка, как ты, должна жить в безопасном месте! А что за Библию ты упомянула, племянница? Нельзя ли взглянуть на нее? Старинные вещи чрезвычайно меня интересуют. Тем более, ты говоришь, она принадлежала Орму Лодмунду.

— Она лежит вон в том ларце, под крестом. И всегда там лежала, и никто никогда не пытался ее украсть.

Стюрмир, сдерживая шаг, прошел к большому распятию. Под ним на поставце стоял резной ларец светлого дерева — его сделал в свое время мастер Асгрим, учитель Торлейва, специально для этой Библии.

Откинув высокую крышку ларца, Стюрмир вынул тяжелую книгу, обернутую чистым полотном, положил на край стола, развернул и провел рукой по золотым обводам ее углов.

— Смотри, Нилус, — взволнованно сказал он. — Смотри, это она!

Нилус из Гиске с равнодушным любопытством поддел ногтем золотую пластину застежки.

— Та самая! Она была среди вещей, привезенных Хравном из Валланда, — объяснил Стюрмир.

— Ты, что ли, видал перечень? — недоверчиво спросил Нилус. — Небось Хравн и писать-то не умел.

— В брачном договоре она упоминалась, это точно. Старики рассказывали.

— Стурла тоже говорил, — сказала Вильгельмина. Стюрмир живо обернулся к ней:

— Что говорил Стурла?

— Что Библия наверняка привезена из Валланда и что она очень старая. Он всегда просил меня быть осторожной с нею, потому что страницы в некоторых местах слежались и истлели.

— Ничего, главное, золото цело, — усмехнулся Нилус.

— Золото — оно тем и хорошо, что все гниет, а оно остается, — подтвердил Весельчак Альгот.

Дидрик Боров громко загоготал над его словами.

— А о других вещах отец твой ничего не говорил? — спросил Стюрмир.

— О каких вещах? — удивилась Вильгельмина.

— О тех, что были привезены вместе с этой книгой?

— Нет, — она покачала головой. — А что это были за вещи?

— Так, разные… Те, что перепали в приданое жене Орма Лодмунда, Ионе, от ее отца. Он ведь был знаменитый морской хёвдинг. Или Стурла тебе и об этом ничего не рассказывал?

— Как же, о Хравне Бешеном отец мне говорил не раз.

— Иона и моя прапрабабка Халльдора были родными сестрами, — сказал Стюрмир. — Так что, если тебе интересно, наше с тобою родство идет от самого Хравна.

Он аккуратно положил книгу обратно в ларец и поставил на место, под крест. Глаза его странно блестели, и это не укрылось от взгляда Торлейва.

— Эта Библия стоит немало, племянница. Если бы разбойники из леса прознали про нее, давно бы уже наведались к вам. Теперь ты сама понимаешь, что тебе необходима защита более серьезная, чем двое старых слуг.

— Коль скоро вас так беспокоит безопасность Мины, — сказал Торлейв, — можно нанять людей здесь, в хераде. Это если еще вас признают на тинге хозяином Елового Острова.

— Вильгельмина переедет ко мне! А кабы сам ты хоть немного поразмыслил, плотник, то понял бы, что это правильное решение.