Золотая клетка

Осознав, что большего ей не добиться, Кива торопливо написала записку:

«Я в Пьяном борове. Надо поговорить. Сегодня».

В записке не было ничего секретного, но она все равно по старой привычке использовала шифр, который поймут только родные.

– Это что еще такое? – спросил трактирщик, поднося записку к свету и хмурясь.

– Зулика и Торелл Меридан, – напомнила Кива. – Они смогут прочесть.

Хмыкнув, он спрятал записку в задний карман, но больше ничего не предпринял.

– Когда я сказала, что это важно, я имела в виду, что это вопрос жизни и смерти, – сказала Кива. Ее жизни и смерти, если магию не получится обуздать. – Пожалуйста, у меня всего несколько часов.

Он поднял на нее взгляд.

– Пить будешь?

Кива скрипнула зубами и покачала головой.

Он ткнул пальцем себе за спину, в дверь в дальнем краю таверны.

– Тогда жди снаружи.

– Пожалуйста, – вновь попросила Кива, на этот раз шепотом.

Он лишь ткнул пальцем еще раз, развернулся и ушел в комнату за стойкой. Его место заняла девушка. Скривившись, она подобрала его грязную тряпку и заменила на чистую.

Киве не оставалось ничего, кроме как положиться на трактирщика, так что она вздохнула и пошла, куда было велено – на маленький дворик.

Тут никого не было, и она, сняв плащ, села за один из деревянных столов. Через несколько секунд появилась трактирщица; она поставила перед Кивой исходящую паром кружку, улыбнулась, подмигнула и исчезла в таверне, бросив через плечо:

– Передавай привет Тору.

Не желая задумываться над тем, что стояло за этими словами, Кива отпила из кружки – в ней оказалось пряное молоко с медом, – и подставила лицо солнышку, пытаясь расслабиться и настроиться на ожидание.





Глава тринадцатая




Допив молоко, Кива меряла шагами дворик. Время ползло медленно. Никто из родных не появлялся, но нельзя же сидеть и ждать весь день. Раз трактирщик не справился, придется просто найти и попросить кого-нибудь еще.

Придя к решению, Кива вновь накинула плащ, но едва шагнула к двери в таверну, как услышала тяжелые шаги и из тени вынырнула высокая фигура.

Увидев брата, который, не теряя времени, подошел к ней, Кива обмякла от облегчения.

– С ума сошла? – он крепко прижал ее к себе. – О чем ты думала, когда сюда ехала?

– Я тоже рада тебя видеть, Тор, – поприветствовала Кива, стараясь, чтобы в голосе не звучало обиды.

Он отстранился, чтобы взглянуть на нее. Изумрудные глаза обежали ее лицо, а затем он вновь обнял ее и тихонько вздохнул у нее над ухом.

– Прости, – сказал он ей в волосы. – Конечно, я тебе рад. Но это так опасно. Как ты выбралась из дворца? Кто-нибудь за тобой следил? Ты…

Кива отстранилась, не в силах сдержать улыбку.

– В детстве ты таким паникером не был.

– Я и теперь не паникер, – Торелл выразительно посмотрел на нее и уточнил: – Когда дело не касается моей маленькой сестренки, которую я люблю больше всего на свете и хочу от всего защитить.

У Кивы перехватило горло, но она отметила:

– Я уже совсем не маленькая.

– Ты всегда останешься моей маленькой сестренкой, – возразил Тор. – Семь тебе или семнадцать, я все равно буду стремиться оберегать тебя. – Он сделал шаг назад и сказал: – Ну, так зачем ты рисковала и ехала сюда, мышка? Что-то случилось?

Мышка.

Мышонок.


Так ее звал папа.

Пришлось сморгнуть слезы: она совсем забыла, что Тор тоже звал ее так. Ответить она смогла не сразу.

– Со мной что-то творится. Надо поговорить с тобой и с Зули. Наедине.

Торелл посмотрел ей в глаза, кивнул и взял за руку, уводя обратно в таверну. Кожа была загрубевшая, на пальцах – твердые мозоли; Кива, как и в прошлый раз, обратила внимание на его арсенал смертоносного оружия.

Ее братишка-воин.

Он был так не похож на того мальчика, который собирал вместе с ней полевые цветы и гонялся за бабочками на лугу за их домиком, на того мальчика, который вы́ходил раненого олененка и заявил, что, когда вырастет, будет лечить больных животных. В твердом молодом человеке, который вел Киву через сумрачную таверну, не было ни следа того нежного мальчика – он весь был как будто острый и смертельно опасный. По крайней мере, физически. Внутри она все еще могла разглядеть следы братишки, который всегда был ей ближе всех.

Когда Кива впервые применила магию, за утешением она пошла именно к Тору; родители не рассказывали им о предках Тильды, надеясь, что никому из детей не передастся целительский дар. Кива до сих пор помнила, как просила маму рассказать про древних правителей, про Сарану Валлентис и Торвина Корентина, и помнила, как мечтала о магии.

Когда однажды из нее вырвался золотистый свет, именно Тор обнимал ее, пока мама наконец делилась тайной. Она предупреждала, что, если кто-нибудь узнает правду о ее силах, Кива станет мишенью, а Тор вытирал ей слезы и обещал, что сбережет ее, чтобы с ней ничего не случилось.

В детстве он не смог сдержать это обещание.

Но что-то подсказывало Киве, что мужчина, которым он стал, будет драться до последней капли крови, чтобы защитить ее.

– Набрось капюшон, – тихо велел Торелл, когда они подошли к выходу из таверны. Кивнул на прощание девушке за стойкой. Трактирщик не появлялся, и Кива решила поблагодарить его, когда вернется.

– У меня в конюшне кобыла, – сказала она, когда он подвел ее к темной лошади, привязанной к столбику коновязи. – Может…

Не успела она договорить, как Торелл взлетел на коня и втянул ее за собой. Ноги неудобно путались в его набитых седельных сумках.

– Не снимай капюшон, – велел он, – и держись.

Стоило им пуститься в галоп, как капюшон слетел, но Кива не посмела ослабить хватку, уверенная, что немедленно слетит с крупа лошади.

Доскакав до окраины деревни, Тор свернул с главной дороги в лесную чащу, на опасной скорости уворачиваясь от сучьев и с брызгами пролетая через ручьи. Когда они наконец замедлились, Кива тяжело дышала, держась за брата так, что побелели костяшки.

– Ты убить нас хочешь? – крикнула она, хлопая его по плечу.

Торелл имел нахальство хохотнуть.

– Оликс знает эти леса вдоль и поперек. Нам ничего не грозит.

– Один неверный шаг, и мы шеи свернем!

– Ты же знаешь, я такого не допущу, – сказал Тор. – Твой капюшон на месте?

– Конечно не на месте! – проворчала она. – С тех самых пор, как ты попытался побить мировой рекорд по идиотизму верхом на лошади.

– Такого не существует, – со смехом ответил Тор. – Мы скоро будем в лагере, и нельзя, чтобы кто-нибудь разглядел тебя, так что натяни капюшон обратно. – Он покопался в седельной сумке, вытащил что-то серебристое и передал ей. – И это тоже надень.

Кива еще успела заметить, как Тор достал другую серебряную штуку для себя, но все ее внимание поглотило то, что она держала в руках.

Это была маска, поверхность которой складывалась из переплетенных змей.

Гадюки, предположила она.

Перегнувшись через Торелла, она увидела в его руках другую маску: та напоминала собачью морду.

– Гадюка и Шакал, – протянула Кива. – Они и правда не представляют, кто вы такие, да?

– Мы не слишком доверчивы, – ответил Торелл, надевая маску. – Даже среди своих.

Кива вслед за ним надела маску – наверняка она принадлежала Зулике – и накинула капюшон.

– Маски крайне полезны, – продолжил Торелл, когда они поехали дальше через редеющие деревья. – Только ближний круг знает, кто мы, а все остальное время мы носим маски, даже в лагере. Это мама придумала. «Все королевские особы носят маски», – говорила она. Но вообще-то мы с Зули просто хотели как можно свободнее ездить по стране и не оглядываться каждую секунду.

В голосе проскользнуло что-то печальное, тоскливое, и Кива плотнее обняла его за талию. Хотела было сказать что-нибудь утешающее, но слова испарились из головы, когда они добрались до границы леса и деревья расступились, открывая обширную прогалину. Она тихо охнула от восторга.

Свободное пространство расчерчивали ряды палаток – так много, что не сосчитать. Палатки были одинаковые, не считая шатров побольше в центре лагеря. Тор направился именно туда, и пока они проезжали, мужчины и женщины всех возрастов привествовали его, называя Шакалом и глазея на него с явственным обожанием.

Кива вспомнила: он был их генералом. Он сражался с ними, сражался за них. Все, что он делал, он делал ради этих людей, ради этих повстанцев.

Наших повстанцев, напомнила себе Кива.

Они были и ее людьми тоже: все они посвятили жизни тому, чтобы ее семья вернула себе украденное у их предка, едва не убитого, вынужденного бежать в изгнание. Веками восстание медленно зрело, твердо намеренное вернуть трон детям Торвина, но никогда еще повстанцы не воссоединялись ни с кем из его потомков и не получали шанса законно свергнуть семью Валлентис.

Кива хотела узнать, как так получилось, что Зулика встала во главе восстания, а Торелл получил звание генерала. Хотела узнать, почему мама отбросила опасения насчет мятежников: она всегда заявляла, что им никогда не узнать, что род Корентинов не пресекся. Тильда так долго отказывалась от своего дара, чтобы семью не обнаружили; но вот Кива в самом сердце мятежного лагеря, а ведь их родители никогда, никогда не желали, чтобы их дети оказались здесь.