Знак Истинного Пути

В первое воскресенье марта Наташа решила куда-нибудь выбраться с мужем и Тимофеем, но Эдик воспротивился – семейный ужин никто не отменял. То была одна из традиций семьи Гольц – собираться всем вместе за общим столом, в столовой и чинно трапезничать за неспешной беседой, оценивая плоды искусства Ольги Степановны. Наташа уже пару раз участвовала в таких посиделках. Как ни странно, но родственники, не проявлявшие вообще-то особой любви друг к другу, за столом действительно вели светскую беседу, и даже Алла Дмитриевна была любезна и приветлива. И все равно ужин в семейном кругу Наташу не прельщал.

– Милая, в нашем доме это традиция, – обычно мягкий Эдик был непреклонен. – Мы и так слишком часто последнее время пропускали воскресный семейный ужин, а сходить куда-нибудь с Тимом мы можем и на неделе.

«Это не традиция, – подумала Наташа, – а прямо-таки ритуал, как бы подтверждение: вот, мы все вместе, мы красиво общаемся в красивом доме, и у нас все красиво».

– Когда я был маленький, – неожиданно печально сказал Эдик, – и когда была еще Элина, то за ужином мы все сидели и болтали. А мама рассказывала столько вещей интересных! Я просто дождаться не мог, когда же наконец будет воскресенье. И потом, когда мы уже выросли, все равно собирались. Пока Элина не уехала. Тогда мама некоторое время не могла смотреть на пустой стул, и я, конечно, прекрасно ее понимал. Но потом мы с ней решили возобновить совместные ужины. Ты понимаешь почему?

Наташа кивнула. Она понимала. И еще она понимала, что и в следующее воскресенье никуда не потащит Эдика, а останется на семейном ужине. Для ее мужа он имеет большое значение, а значит, будет иметь и для нее. И для Тима. В конце концов, ему предстоит расти в этом доме.



Ужин удался на славу. Евгения Генриховна была в хорошем настроении и почти обаятельна, Игорь Сергеевич шутил, Эдик поддерживал разговор с Аллой Дмитриевной. Наташа посадила Тима за маленький столик рядом с собой, и он с удовольствием ковырялся вилкой в запеканке, предвкушая пирожное на третье. Он вообще очень быстро привык к вкусностям Ольги Степановны и, едва проснувшись, бежал не к маме с дядей Эдиком, а на кухню.

– Но, Эдуард, согласись, что галерея Кромана вычурна, – говорила, поправляя рыжие волосы, Алла Дмитриевна. – И потом, нельзя так смешивать стили… Я там работала со светом и могу сказать: они рассчитывают на массовую публику, но ошибаются.

– Игорь, передай мне паштет, будь любезен. Наша Ольга Степановна сегодня превзошла саму себя.

– Пожалуй, что так. А знаешь, Женя, как вспомню тот ее отпуск, так меня всего передергивает.

– Почему?

– А ты разве не помнишь, какую дамочку прислало агентство? И как она тридцать дней морила нас тушеной морковью?

– Ну, Игорь, зря ты так, – зазвучал тягучий голос Аллы Дмитриевны. – Морковь ей как раз удавалась на славу.

– Не знаю, не знаю. Я предпочитаю что-нибудь эдакое мясное, да с кровью.

– А вот я морковь тоже не запомнила. Но помню, мне сама женщина не понравилась.

– Мам, я хочу еще соку!

– Не соку, а сока, говори правильно, – поправила Наташа.

– Ну сока…

– Доешь запеканку, будет сок.

– И пирожное.

– Нет, вот пирожного точно не будет. И не убирай салфеточку, ты ей потом губки вытрешь.

– Наташ, давай я ему сок принесу из кухни. Какой? Яблочный?

Евгения Генриховна слушала разговор невестки с сыном с неприязнью. Что за сюсюканье? «Салфеточку», «губки»… Нужно сказать Эдику, чтобы не распускал ребенка, потому что тот избалован. Да еще вид у ребенка совершенно ангельский – волосики белые, губки пухлые, щечки розовые, просто картинка, а не мальчик. Нет, нужно что-то придумать, чтобы справляться с раздражением…

Вернулся Эдик со стаканчиком темно-золотистого сока.

– Наташ, держи.

– Эдик, забыла сказать, – повернулась к нему Евгения Генриховна. – Нашла новое место, совсем недавно.

– Ты имеешь в виду, под салон?

– Да. И расположено хорошо, в Ивановском переулке. У нас там недалеко третий салон. Ты представляешь, где это?

– Да, я тот район хорошо помню. А что за помещение?

– Пока не знаю, завтра поеду смотреть, но, судя по описанию, вполне подходящее. Мне только сегодня Виктор позвонил и сообщил. И к тому же был подходящий Знак.

– Женя, а как же те бизнесмены, о которых ты мне рассказывала? – осторожно спросил Игорь Сергеевич. – Ты все-таки планируешь расширяться?

– Разумеется, – пожала плечами Евгения Генриховна. – А что изменилось?

– Ну, все-таки уже два салона…

– Игорь, решение этой проблемы – только вопрос времени. Извини, но я не хотела бы обсуждать за ужином дела. Наташа, скажите, вы уже встречались со Сваровскими?

– Нет пока, Евгения Генриховна, – быстро ответила Наташа. – Они нас пригласили во вторник. Только пока еще не решили, куда – или в кафе, или к ним домой.

– Для вас, конечно, предпочтительнее было бы второе. Согласись, Эдик?


– Что? А, про Сваровских… Да, у них в доме интересно, конечно.

– Почему? – спросила Наташа.

– Потому что их дедушка, Михаил Ефремович, был путешественником, и вся квартира просто уставлена интереснейшими вещами, которые он привозил из поездок, – объяснила Евгения Генриховна. – В свое время, когда я у них бывала – конечно, не у младших, а у старших Сваровских, – Михаил Ефремович показывал мне засушенную голову пигмея. Он, по-моему, очень ей гордился. Отталкивающая вещь, должна признаться.

– Но сейчас-то, когда в квартире ребенок… – начал было Эдик, но тут дверь в гостиную распахнулась с громким стуком, и на пороге появился старик Сергей Кириллович в наспех накинутой на плечи дубленке.

– Сергей Кириллович, добрый… – Евгения Генриховна не успела договорить – ее прервал дрожащий от ярости голос старика.

– Что, издеваться надо мной вздумали?! Вы за кого меня тут держите, а?! За игрушку? Я вам всем покажу игрушку! Не жилье, а публичный дом получается!

– Сергей Кириллович, что происходит? – холодно поинтересовалась Евгения Генриховна. – Вас кто-то обидел? Будьте любезны…

– Нет, не буду любезен! Слишком долго был, а теперь не буду! Думаете, раз купили меня, – он сделал шаг к столу, и Алла Дмитриевна невольно отодвинулась на стуле подальше, – так можете вытворять, что хотите? И непотребство всякое? Нет, не можете!

Он подошел к столу вплотную и стукнул по нему кулаком.

– Я вам всем покажу голый зад! А тебе, – он повернулся к Игорю Сергеевичу, – а тебе, сукин ты сын, падаль гнусная, Иуда, – в первую очередь!

– Сергей Кириллович, да что случилось? – Эдик попытался подняться, но старик рявкнул:

– А ты сиди, я не с тобой разговариваю! Все, все вам выскажу, мерзавцам, не уйду отсюда! Хотели меня в психушку запихать? Не выйдет! – И он потряс жилистым кулаком прямо перед носом Аллы Дмитриевны.

– А ну убери от нее руки! – с неожиданной злобой воскликнул Игорь Сергеевич.

– Что?! Ты со мной еще разговаривать смеешь, тля ты эдакая! – завопил старик. – Да я твоей стерве…

Договорить он не успел. Бобров быстро вскочил со своего места, обогнул стол, схватил орущего и брызгающего слюной во все стороны старика за шкирку и потащил к выходу. Наташа с изумлением наблюдала, как он буквально продернул его, упирающегося, через дверной проем и исчез в холле. Брань на секунду затихла, потом хлопнула входная дверь, и ругань возобновилась в отдалении. Через пару минут Игорь Сергеевич вернулся в гостиную. Весь красный, но спокойный.

– Вот это да! – проговорил наконец Эдик. – Дядя Игорь, как вы его! Но что с ним такое приключилось сегодня?

– Мам, а почему дядя кричал? – тихо спросил притаившийся около Наташи Тимофей, крепко держа ее за руку.

– Потому что он заболел, – растерянно ответила Наташа.

– А он больше не придет?

– Нет, милый, не придет. Кушай пирожное.

Эдик и все остальные члены семьи обсуждали произошедшее.

– Ты, Женя, как хочешь, но я с ним церемониться больше не буду, – сказал все еще красный Бобров, и Наташу поразила ненависть, прозвучавшая в его голосе.

– Я сама удивляюсь, он такого никогда себе не позволял, – пожала плечами Евгения Генриховна. – Его что-то серьезно вывело из себя. Только что? Мы все сидим здесь, к нему никто не выходил… Странно.

В этот момент Наташа отвернулась от Тимофея, чтобы взять салфетку, и взгляд ее упал на Аллу Дмитриевну, до сих пор не сказавшую ни слова. На лице ее было странное выражение. Удовлетворение, подумала Наташа. Она испытывает удовлетворение. Заметив Наташин взгляд, Алла Дмитриевна отвернулась и через секунду заметила:

– По-моему, он становится просто опасным. Ребенок не очень испугался?

– Кажется, нет, – сдержанно ответила Наташа. – А вы, мне кажется, вовсе не испугались.

– Я? С чего я должна его бояться?

– Не знаю. А мне стало не по себе в первые мгновения. Он такой агрессивный был… Могу вам только позавидовать. Мне показалось, что он больше вас боялся, хоть и кричал, а не вы его.

В комнате повисло молчание. Эдик немного смущенно опустил глаза, Бобров быстро переглянулся с Евгенией Генриховной, его жена безучастно разглядывала свой фужер.

– Просто я лучше вас могу контролировать свои эмоции, – улыбнулась наконец Алла Дмитриевна, оторвав взгляд от стеклянной поверхности.

Ужин продолжился, и вскоре все стали беседовать как ни в чем не бывало. Наташа хотела спросить у Эдика вечером, что означало неожиданное дружное молчание после ее вполне безобидных слов, но забыла.



Макар Илюшин уже просмотрел все документы, касающиеся исчезновения Элины Гольц и попыток ее разыскать. Как он и полагал, несмотря на приличное вознаграждение, работа была проведена формально. Конечно, сотрудники частных агентств работали добросовестно, но они действовали по шаблону, десятки раз опрашивая одних и тех же соседей, одних и тех же однокурсников, одних и тех же знакомых Элины. Один из наиболее дотошных детективов нашел и расспросил бомжей, облюбовавших территорию около дома, где девушка снимала квартиру, но это ничего не дало. Элина словно растворилась.

Илюшин еще раз проглядел воспоминания очевидцев о том дне, когда она исчезла. Была с утра на лекциях… собиралась пойти домой… ничего особенного никто не заметил… Продавец магазина возле дома запомнил Элину – она покупала продукты, по всей видимости, себе на обед. Подруга вернулась в квартиру только вечером, поэтому, как девушка провела дальнейшее время, было неизвестно. Логично было предположить, что она все-таки пришла к себе, пообедала, а потом…

Здесь начиналась область догадок. Макар полагал, что Элина вечером вышла на улицу, поймала машину и наткнулась на убийцу. В таком случае, думал он, ее точно не найти, поэтому отложим версию как непродуктивную. Будем исходить из другого – что ее исчезновение не было случайным. Итак, что там рассказывают осведомленные одногруппники? Хм, не такие уж и осведомленные, оказывается. Где проводила время, не знают, с кем встречалась – тоже. А что подруга? Странно, и подруга утверждает то же самое. Но так не бывает! Две девушки живут в одной квартире, они должны откровенничать, обмениваться помадой и одалживать друг другу прокладки. А Катя Евдокимова заявляет, что Элина просто сообщала ей, что уходит гулять, и все. Что-то здесь не так… Надо бы хорошенько побеседовать с милой девушкой Катей Евдокимовой, которая утверждает, что практически ничего не ведает о жизни и смерти своей подруги Элины Гольц.



С фотографии, которую Илюшин взял с собой в Москву, на него смотрела улыбчивая славная девочка, темноволосая и темноглазая. За прошедшие четыре года Катя не изменилась, только под глазами залегли темные круги. Что ж, подумал Макар, вполне объяснимо, учитывая, что коляска у нее – на двойняшек.

– Неужели опять все начинается сначала?