Змееловов больше нет

Здесь же черви подплывали сразу со стороны Океана, не было нужды городить сложную сеть переходов. Вокзал прорубили прямо в скале на краю Тверди или даже воспользовались естественной пещерой.

Посадочная палуба была выложена веселеньким желтым и розовым камнем, образующим ненавязчивый геометрический узор. Отсюда вверх, к вокзалу, поднималась широкая лестница.

Пахло свежо и сыро, как после дождя на недавно скошенном лугу, — обычный запах моря. Все из-за водорослей, в изобилии растущих на затопленной поверхности Тверди. Вода у побережья из-за них отличается от обычной речной или той, что на глубине: имеет странный сладковатый привкус. С непривычки противно, а местным, наоборот, нравится. Говорят даже, она очень полезная.

Я шла медленно, вместе с соседом. У старика имелся небольшой, но весьма увесистый саквояж; не знаю, как он дотащил его до каюты, — сам или с чьей-то помощью, но сейчас вещи несла я. Так было даже удобнее — уравновешивало. Может, знакомство началось не очень-то приятно и желания продолжать общение со стариком у меня не было, но это не отменяло уважения и снисходительности к возрасту. Не бросать же его наедине с этой тяжестью, явно ведь сам не дотащит!

Наверное, начни я предлагать помощь, Самос отказался бы, но я не стала спрашивать, просто подхватила саквояж вместе со своим чемоданом и сообщила, что помогу донести до вокзала, а там можно и носильщика нанять. Алхимик семенил рядом, покашливая и поглядывая виновато, но благоразумно не спорил.

Распрощались мы в здании вокзала, и распрощались тепло. На площади я взяла открытый экипаж — погода оказалась чудесной, не чета столичной. Поместье Стрелолист в качестве пункта назначения вызвало у извозчика любопытство, но не более. Главное, он точно знал, куда ехать. Правда, перед этим я решила сделать остановку в портальном пункте, где на всякий случай взяла координатную привязку. Школа стоит далеко за городом; мало ли какие срочные надобности возникнут. А перемещаться можно только в то место, магический слепок которого помнишь. Специалисты-портальщики умеют хранить по сотне таких слепков, а моей нетренированной памяти хватает едва ли на десяток.

Дорога сначала вилась по городу — запутанному, вроде бы не менее тесному, чем Релка, но гораздо более обаятельному благодаря погоде. Здесь еще хватало зелени и цветов, а над головой в синем небе сияло солнце. Приятное впечатление оставляли и шумные, оживленные улицы, на которых не ощущалось никакой нервозности и настороженности, словно последние десятилетия обошли этот чудесный уголок стороной. Но в Столбах я прежде не бывала и не могла уверенно судить, всегда ли они остаются такими жизнерадостными.

Вынырнув из города, дорога запетляла по берегу. Невысокие пологие горы кое-где обрывались живописными скалами, желтыми и розовыми на срезе, как камень в отделке вокзала. Да и дома в городе были явно сложены из того же материала. На холмах буйно зеленело что-то вечнозеленое — никогда не разбиралась в растениях.

А сбоку синел Океан. Покрытая мелкой рябью поверхность напоминала шкуру какого-то огромного зверя, который ежился от легкого ветерка и медленно ворочался во сне. Вдали, у самого горизонта, через голубую дымку угадывалось что-то темное, ровное. Кажется, сейчас был один из тех редких дней, когда воздух чист и прозрачен до такой степени, что взгляд может различить тело Долгой Змеи.

Океан выглядел умиротворенным. Сонным. Задумчивым. Чем дольше я на него смотрела, тем внимательней смотрел он в ответ, заглядывая в самые глубины мыслей и памяти. И тем безмятежней, разглаженная его отстраненным вниманием, становилась душа.

Пожалуй, стоит еще раз, уже гораздо более искренно и осознанно, поблагодарить Орлена за эту ссылку. Даже если мое состояние заботило его в последнюю очередь, королевская воля отправила меня туда, где мне точно было лучше, чем в столице. Пока. Загадывать на более отдаленное будущее я избегала, но уже смотрела в него не просто спокойно, а даже как будто с осторожным оптимизмом.

Жизнь не закончилась. Больше того, это даже не ее середина. Мне всего сорок три, я здорова и сильна, у меня есть голова на плечах и магия в крови. А это уже куда больше, чем у огромного количества людей, и эти люди тоже живут, даже бывают счастливы. Так почему мне не найти свое место здесь, у побережья?

Пусть не счастье, пусть временно, но покой я уже обрела. Я не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя так легко и невозмутимо. И это дорогого стоило.

Поместье Стрелолист вольготно раскинулось на склоне холма в живописной бирюзовой бухте. В стороне от него пестрел крышами крошечный городок или большая деревня. У многочисленных причалов виднелись весельные лодки и зияли заметные провалы: рыбаки еще не вернулись с промысла. Вверх от побережья тянулось, наброшенное на пологие склоны, лоскутное одеяло нолей и садов — зеленое, золотое, красновато-коричневое на убранных и распаханных участках. Плодовые деревья, овощи, злаки, выше — уходящие за перегиб виноградники, словно причесанные редким гребнем.

На улице было малолюдно, хотя ветер доносил то голоса, то смех, то задорную южную перебранку. Местные дети, наверное, занимались в школе, взрослые — хлопотали по хозяйству. Те немногие встречные, кто нам попадался, откладывали дела и глазели с интересом, порой приставляя ладони козырьками ко лбу, чтобы лучше разглядеть против солнца. Ни опасения, ни враждебности не ощущалось, и это показалось хорошим знаком. Не для меня, конечно, — для детей, которым предстоит тут учиться.

Территория поместья встретила тишиной, но совсем не гнетущей, уютной. Дорога стрелой пронзала старый фруктовый сад и в конце делала лихой вираж, чтобы подойти к парадной лестнице длинного здания, вытянутого вдоль бухты.

Когда мы подъехали ближе, оказалось, что поместье состоит из трех связанных между собой крыльев, за которыми, очевидно, помещались хозяйственные постройки.

Экипаж закономерно никто не встречал, о прибытии-то их не предупредили. Но пока я выгружалась и расплачивалась с извозчиком, из глубины парка вынырнул крепкий, приземистый мужчина с широченными плечами и длинными руками. Не вызывало сомнений, что незнакомец очень силен, это ощущалось в самой его фигуре, в каждом шаге.

— Норика Неро? — приблизившись, спросил мужчина. Когда я кивнула, продолжил, протянув лапу для рукопожатия: — Мрон Таврик, артефактор. Я тут по хозяйственной части. Пойдемте, покажу что и где.

— Спасибо, — с удовольствием приняла я помощь. Тон его поначалу показался враждебным, но вскоре стало понятно, что это видимость, просто странная манера разговора.

Под ручку чемодана у мужчины поместились только три пальца, а веса он и вовсе словно не чувствовал, так что отстаивать самостоятельность тут я не стала. Рвущийся с языка вопрос, как он с такими руками может быть артефактором, конечно, проглотила: слишком уж грубо, а ему вряд ли легко в этом ремесле.

— Кто-то уже прибыл?

— Только Фалин Вилор, человек. Сидит в кабинете, который по плану как учительскую определили, с делами знакомится.

Фамилия показалась смутно знакомой, но я так и не вспомнила, где ее слышала. Король вроде бы не называл… Но эту мысль я вскоре откинула, вспомнив пару курсантов, носивших ее.

— Что вы можете о нем сказать? — Если его величество охарактеризовал местных служащих и особенно этого специалиста по хозяйственной части как надежных проверенных людей, надо думать, доверять можно не только их профессиональным качествам.

— Да вроде нормальный мужик, — пожал могучими плечами Мрон. — Деловой, шустрый, вежливый. Щуплый. Вы-то покрепче будете.

И хотя сказал он это с неизменным выражением лица, у меня на последних словах все равно появилось ощущение улыбки. Артефактор определенно иронизировал, почти неуловимо. Занятная манера.

Внутри особняк выглядел забавно. Прямо напротив входа, между двух полукруглых лестниц, на том месте, где должен висеть парадный портрет хозяина, — большой и подробный план школы и ее территории. По обе стороны от него две белых квадратных доски, пока одинаково пустые, одна из которых озаглавлена «Объявления», вторая — «Расписание».

На втором этаже, куда мы не спеша поднялись, нашлась копия плана. Я на несколько секунд задержалась возле него. Левое крыло здания называлось теперь жилым корпусом, правое — учебным, среднее — главным.

Всю лишнюю мебель куда-то утащили, на обоях четко проступали контуры снятых картин — часть из них тот, кто руководил процессом, посчитал неподходящими для учебного заведения. Остались в основном пейзажи и натюрморты, в одном месте попался старинный гобелен со сценой охотничьего завтрака. Убрали ковры и портьеры, кое-где навесили новые двери, которые резко выделялись своей простотой на фоне окружающей роскоши. На дверях красовались свеженькие, блестящие таблички с аккуратно выведенными краской номерами комнат.

А вот покои, которые мне выделили, следов ремонта не несли, только легкий намек на тщательный обыск — мебель явно двигали, но потом постарались вернуть обратно. В некоторых местах на обивке и дереве виднелись свежие потертости и царапины. Небольшая гостиная, она же кабинет, спальня, пустая гардеробная и роскошная ванная — все, что может понадобиться, и даже больше.

Здесь Мрон меня оставил и отправился заниматься своими делами. А я освежилась после дороги, сменила одежду и, не разбирая остальные вещи, с папкой наперевес отправилась знакомиться с первым из будущих коллег.

Данная специалистом по хозяйственной части характеристика Фалина оказалась исчерпывающе точной, разве что мужчина был не таким уж щуплым, скорее — поджарым. Кудрявые рыжие вихры и солнечная улыбка располагали к нему с первого взгляда. В какое-то мгновение мне показалось, что я видела его раньше, но ощущение быстро прошло: дело было в очень ярком, буквально хрестоматийном типаже.

— Доброе утро. Вы Норика?

— Да, а вы — Фалин? Очень приятно. Успели выяснить что-нибудь интересное?

— Пока только поверхностно посмотрел личные дела и разложил по возрасту, — ответил рыжий. — Я сам только-только прибыл. Хотя стыдно, конечно, я жил тут неподалеку, в часе неспешной езды верхом. Но столько всего всплыло, и обязательно в день отъезда… Хотелось решить все сразу, чтобы полностью сосредоточиться на деле. Меня попросили помочь тут буквально несколько дней назад, а вырваться не так-то просто, надо же было своих ребят еще кому-то передать, поговорить с каждым, чтобы никто не расстроился, — скучать ведь будут.

— Своих ребят? — вычленила я из сказанного.

Оказалось, в отличие от меня, Фалин Вилор был настоящим учителем, причем основной областью его работы являлись как раз подростки с только-только пробудившимся даром. Ценнейшее приобретение для школы. Он знал решительно все о проблемах этого возраста и написал несколько научных работ по проблемам таких детей. Кроме того, свою работу Фалин явно искренне любил. И воспитанники наверняка очень любили его, я готова была за это поручиться. Оставалось надеяться, что на запуганных, нервных змеенышей его обаяние тоже произведет благоприятное впечатление.


Отрекомендовавшись, учитель поделился собственными предварительными выводами и опасениями. Среди воспитанников попалось несколько… особенных даже на фоне всех остальных, самым примечательным из которых, безусловно, являлся молодой человек около двадцати, плюс-минус пара лет. Он был слишком не в себе, чтобы назвать возраст, а других источников информации не нашлось. Именно о нем, кажется, говорил король, упоминая об инстинктивно постигнутом умении маскироваться и прятаться. Бедолага умудрился несколько лет прожить в столичной канализации в змеином облике. В конце концов его все же поймали, но казнить не успели: орден Змееловов умер раньше.

С карточки на нас хмуро, исподлобья смотрел светловолосый мальчишка с изможденным худым лицом, который выглядел от силы лет на пятнадцать. Змеиный облик у него был невыразительным, серо-зеленым — во всяком случае, на снимке. Мы с Фал и ном, переглянувшись, единогласно решили, что проблем с парнем будет много. Вся надежда оставалась на наших змеиных коллег, мне же к этому… Кергалу лучше вообще не подходить.

А самой младшей оказалась девочка восьми лет, Огаша, которая попала сюда со старшим братом. У детей не осталось родственников, росли они в приюте, откуда и сбежали, когда в Шелете проснулся змеиный дар. Брат не смог бросить сестру в приюте и прятался с ней вместе, как мог, заботился. Их, к счастью, нашли уже не змееловы, а королевская стража.

Случай был не уникальный, я знала еще одну похожую семью и ждала их приезда с остальными. Только там четырнадцатилетний мальчишка сбежал из родного дома вместе с младшими сестрами-близняшками, которые обе оказались змеями. Родители были законопослушными гражданами, а еще у них было шестеро детей, поэтому двух девчонок они сдали без особых сожалений. Эту троицу четыре года назад нашла именно я и помогла укрыться в глухой деревушке почти у самых Чумных болот, куда вряд ли могло занести случайного человека. Сейчас старшему уже исполнилось восемнадцать, и его тоже предстояло учить.

Все старшие дети были из спасенных — мною, еще кое-кем из змееловов, у кого тоже не поднималась рука убивать беззащитных. Восемь младших — из тех, у кого только-только пробудился дар.

— Неужели так мало выживших? — рассеянно проговорил Фалин, когда мы повторно пересмотрели все бумаги.

— Конечно нет, — успокоила его. — Это те, кого удалось быстро собрать. Хотя мне, безусловно, интересно, у кого из королевских портальщиков нашелся маяк в той глухой местности у Чумных болот.

— Ты уверена? — На «ты» мы перешли очень быстро, с рыжим по-другому и не получалось.

— Здесь даже из «моих», спрятанных во времена службы, далеко не все, а были ведь и другие. Наверное, кого-то привезут позже, его величество говорил о чем-то таком. Кроме того, здесь только те, у кого нет родных или от которых без сожалений отказались. Не знаю, как будет с остальными. Но, надеюсь, наш король что-нибудь придумает. Надо сказать, скорость создания этой-то школы впечатляет. Уж не знаю, кто этим занимался, но он достоин восхищения.

— Про твою службу… — неуверенно начал Фалин, кажется, опасаясь ненароком влезть в душу, но любопытство не позволяло молчать. — Какую службу? Ты…

— Я была змееловом, — после короткой заминки все-таки ответила правду. Лучше о подобного рода вещах предупреждать заранее, особенно — союзников. Мы же пока заодно, верно? А то такие подробности имеют обыкновение всплывать в самый неподходящий момент. — Уже лет десять — ястребом, если быть точной. Поверь мне, далеко не каждый из змееловов мог недрогнувшей рукой оборвать детскую жизнь, так что наверняка найдется еще много таких вот счастливчиков.

— Ястребом? — потерянно, недоверчиво переспросил мужчина. — Но ты такая молодая! И… ну… нормальная, что ли? Не верится.

— Это долгая и скучная история, — поморщилась я. — Может, как-нибудь и расскажу под кружку чего-то покрепче. Надеюсь, ты после этого не станешь считать меня шпионом?

— Если тебе верит король, чтобы доверить этих детей, то мне тем более стыдно думать всякие гадости. Главное, что сейчас война кончилась и можно начать новую жизнь. Верно? — Он ободряюще сжал мое плечо, и я даже сумела не дернуться и не ударить по чужой руке.

— Верно, — согласилась и даже молча дождалась, пока он сам уберет руку. И только после этого, глубоко вздохнув для успокоения нервов, осторожно попросила: — Фалин, небольшая просьба. Не нужно меня трогать, хорошо? Особенно внезапно. Ничего личного, просто… Есть люди, которых это успокаивает. Меня — нервирует. Извини.

— Нет-нет, надо было сразу сказать, что ты! Я все понимаю, — заверил он. Потом взгляд его стал неожиданно тяжелым, мрачным, дав понять, что Фалин далеко не всегда такой жизнерадостный балагур, в глубине под этой маской есть что-то еще. Интересное открытие. — Это… — начал он и запнулся.

— Это не то, о чем ты подумал, — хмыкнула я.

— А откуда ты знаешь, о чем я подумал? Я же ничего не сказал!

— У тебя выразительная мимика. Нет, это не результат насилия или чего-то вроде. Конечно, в моем прошлом и в моей голове водится много всякой нечисти, но ничего такого. Просто особенность восприятия. Давай лучше оставим мою жизнь и подумаем над тем, чему учить этих детей в первую очередь.

К нашему облегчению, младшую школу посещали все будущие ученики, так что как минимум азы общих, немагических дисциплин они освоили. То есть умели читать, писать, знали историю, пусть и в подправленном змееловами виде, землеописание и тому подобное.

Проблемы с этим наблюдались только у самой младшей девочки, которую мы предварительно решили устроить в деревенскую школу. Конечно, школьную программу мог объяснить и Фалин, и даже я, если припрет, но ведь это — время, отнятое у остальных учеников. Вот если окажется, что для учебы со здешними детьми она слишком запугана, или всплывут другие проблемы, — тогда и будем думать. Ну и с Кергалом все было туманно, но его проблемы предстояло решать постепенно. И очень долго.

Рыжий вызвался прогуляться в деревню, посмотреть, что и как, и я не стала возражать, как и против всех остальных его предложений по организации учебы и изменениям предварительного расписания. Он-то специалист, не то что некоторые! К тому же Фалин привез с собой кучу конспектов и черновых планов, в которых прекрасно ориентировался и которые оказались отличным подспорьем.

На этом мы и разошлись, вполне довольные друг другом. Я все еще смутно представляла, чему смогу учить змеенышей, так что к собственным обязанностям решила приступить с другой стороны, с бытовой, то есть для начала проверить комнаты, предназначенные для учеников. Не то чтобы я не доверяла Мрону Таврику и остальным организаторам, просто считала своим долгом удостовериться, что разместят детей хорошо. Да и вообще, неплохо бы выяснить, что есть в поместье и где это находится.

Поскольку особняк изначально не задумывался как общежитие, тем, кто занимался перепланировкой, пришлось проявить немалую фантазию. Где-то, например, заложили или прорубили заново двери, в основном для того, чтобы новые обитатели могли без проблем пользоваться уборными. Строители явно старались, все выглядело аккуратно и чисто, и хотя выдержать единый стиль комнат не получилось, но и ощущения разрухи не возникало. Интересно, не приложили ли к этому руку змеи со своей магией? В строительстве больше всего магии земли, а это по их части.

Забавнее всего выглядела мебель. Куда-то стащили роскошные кровати из гостевых спален, в другие — перенесли мебель из комнат прислуги. Куда-то мебель пришлось докупать — тумбочки, шкафы, столы и некоторые кровати блестели свежим лаком. Не шедевры, какие приобретал хозяин и его предки, но добротные, надежные вещи. Расселять учеников планировалось по несколько человек, в зависимости от размеров комнат. В одни влезало по две-три кровати, в другие — по шесть и даже восемь, но даже в последних не возникало ощущения скученности и тесноты. Имелись тумбочки, шкафы, столы — все нужное для жизни.

Зашла я и в библиотеку, где внезапно обнаружила еще одного обитателя особняка, хозяйку этого книжного царства. Бодрая и энергичная молодая особа старательно наводила порядок в своей вотчине и посетителя встретила с искренним любопытством.

Женщина — или даже девушка, уж очень юно она выглядела, — производила приятное впечатление. Может, потому, что мы с ней походили друг на друга: одинаковые каштановые, в рыжину волосы, собранные в практичные косы, и глаза у обеих серые, разве что у меня светлее. Даже в чертах лица прослеживалось что-то общее — не то форма носа, не то бровей. На первый взгляд нас вполне можно было принять за сестер, правда, с натяжкой: Ежина гораздо миловиднее. Ее мордашке подходило определение «кукольная» — пухлые губы, пышные ресницы, детская открытая улыбка. А у меня звание на лбу написано, если уметь читать: строгие и резковатые черты, а ухмылка выходит кривой и недоброй, даже когда я искренна и в хорошем настроении. Новобранцы побаивались.

Общий язык с Ежиной мы нашли едва ли не быстрее, чем с Фалином. Она оказалась дружелюбной, общительной, очень энергичной и жизнерадостной — этакое маленькое солнце в человечьем обличье. Задавать вопросы о том, как меня сюда занесло, она не спешила, хотя взгляды кидала любопытные. Да и я не стала пока лезть в душу, больше заинтересованная сейчас не новыми знакомствами, а школой.

Новости оказались приятными, у нас даже имелись учебники. Правда, пока Ежина не могла точно сказать, какие и сколько, многие еще лежали в коробках. Но некоторые явно недавно сошли с печатного станка.

Я определенно хочу познакомиться с тем, кто руководил подготовкой поместья к новой роли, — это человек незаурядных управленческих талантов и предусмотрительности. Ладно мебель, толковых плотников можно собрать по окрестным деревням. Но за пару дней, при общей царящей в стране разрухе и сумятице, добыть где-то новые учебники, прежде запрещенные… Может, где-то на типографских складах нашли старые материалы?

— Тебе нужна помощь? — неуверенно предложила я, окинув взглядом неразобранные ящики.

— Ой, только Мрона не зови! — всполошилась Ежина. — Он, когда коробки таскал, умудрился мне несколько книг испортить, даже не доставая из ящиков! Ума не приложу, как он вообще артефактором работает с такой ловкостью?

— Ну, артефактор он, кажется, толковый. — Я осторожно попыталась защитить нового знакомого, хотя сама недавно задавалась тем же вопросом.

— Это-то и удивляет!

В итоге мы договорились, что я закончу осмотр школы и присоединюсь к Ежине, а потом подберу кого-нибудь из учеников потолковее, когда те прибудут, или пришлю Фалина, если у него найдется время. Во что совсем не верилось: скорее всего, когда появятся дети, именно у него окажется больше всего работы.

После библиотеки я добралась до столовой, которую расположили в просторном зале для приемов. И простые столы с лавками на фоне богатого убранства с зеркалами и золотом еще немного повысили мне настроение.

Да, злорадство — низкое чувство, но сейчас я даже не пыталась с ним бороться. Был бы жив Великий Змеелов, его бы при виде нынешнего Стрелолиста хватил удар. Представлять это было приятно.