Злая река

— Еще у кого-нибудь есть эта программа?

— Нет.

— Случайный пожар закроет эту проблему. Что ж, я рад узнать, что мы в безопасности. Доктор Смит, вы можете убрать иглу.

— Откуда вы знаете, что он говорит правду? — спросила Алвес-Ветторетто.

— Отличный вопрос! Вы пробыли здесь недостаточно долго, чтобы по достоинству оценить мои методы. Дело в том, что мы очень скоро узнаем, солгал мистер Пендергаст или нет.

Гладстон, стеная и пытаясь вырваться из пут, увидела, что Алвес-Ветторетто недоуменно нахмурилась.

— Вы спрашиваете, откуда у меня такая уверенность, — сказал генерал. — Дело в том, что он вскоре собственными глазами увидит действие Х12К на субъекте. Потому что доктор Смит уже сделал инъекцию доктору Гладстон. Он сделал это, когда в первый раз вводил иглу в катетер. В этой второй игле всего лишь физраствор. Когда мистер Пендергаст увидит, что происходит… и будет знать, что с ним произойдет то же самое… тогда он будет абсолютно готов к сотрудничеству, если он еще не пошел на таковое. — Он с улыбкой посмотрел на Пендергаста и проверил часы. — Действие состава на мозг начинается приблизительно через час. После инъекции прошло уже сорок минут. Это значит, что до начала представления у нас остается еще двадцать минут. — Он показал на длинное зеркало на стене. — К сожалению, тут, вероятно, будет много крови, так что нам лучше наблюдать из помещения для наблюдения. Миз Алвес-Ветторетто, вы ведь еще не видели результатов воздействия нашего изделия?

Она отрицательно покачала головой.

— Тогда прошу присоединиться к нам.





59




Когда Колдмуну оставалось двести ярдов до главного здания, болото сменилось редким лесом чахлых сосен, растущих на песке. Гроза наконец разыгралась не на шутку. Шел сильный дождь, сопровождаемый молниями, ударами грома и порывами ветра, которые нагибали деревья и чуть не сдували Колдмуна с ног. Он был рад этому. Хотя он промок до нитки, ночь была душной и теплой, и Колдмун был благодарен дождю за то, что он смывает грязь с его кожи и одежды. К тому же дождь давал ему отличное укрытие: можно было не опасаться, что в этом хаосе кто-то его увидит.

Он прошел по лесу и вскоре оказался перед стеной из шлакоблоков высотой около пятнадцати футов, с острыми пиками, торчащими поверху. Стена была слишком гладкой и высокой — на такую не вскарабкаешься, а деревья в обоих направлениях были вырублены на расстояние не менее чем сто футов от стены.

Придется войти через пропускной пункт. И это беда… для охранников.

Колдмун вернулся в лес и пошел параллельно стене, пока не увидел скопление огней, вероятно обозначавшее собой ворота.

Сколько там охранников?

Держась подальше от дороги и передвигаясь с большей осторожностью, чем прежде, Колдмун подошел ближе и остановился в зарослях футах в пятидесяти от пропускного пункта. В ярко освещенной внутри будке он увидел одного человека — солдата. Тот со скучающим видом листал журнал «Максим». Неужели там всего один охранник? Это было бы удобнее всего. Конечно, над воротами есть камеры, целых четыре штуки, направленные во все стороны. Кто-то, вероятно, наблюдает за картинкой.

Колдмун опустился на землю и пополз на животе, пока до будки не осталось примерно пятнадцать футов. Дождь хлестал по окнам, и охранник, даже если бы посмотрел в окно — а он не смотрел, — ничего бы не увидел. Судя по всему, он и в самом деле был один.

Колдмун пополз дальше до самой будки. Дверь была закрыта, как и раздвижное окно. Но заперта ли она?

Двигаясь с чрезвычайной осторожностью и благодаря грозу за шум, он подкрался к двери и протянул руку. Ветер сотрясал шаткую металлическую будку.

Что ж, другого способа сделать это не существовало.

Колдмун встал и заглянул в дверное окно. Охранник, сгорбившись, сидел спиной к двери и листал журнал.

Колдмун взял палку и постучал в окно будки.

Охранник подскочил, словно от выстрела, поднялся со стула и посмотрел в окно. Увидеть он, конечно, ничего не мог и снова сел, решив, что это ветка, отломанная ветром. Даже и проверять не стоит.

Колдмун снова ударил по окну, на этот раз сильнее.

Охранник опять подскочил, подошел к окну, посмотрел, потом неуверенно вышел наружу.

Колдмун мгновенно ухватил его за волосы и запрокинул ему голову, одновременно уводя его за будку, в слепую зону для камер, где и перерезал ему горло. Он отпрыгнул назад, когда тело рухнуло на землю и из шеи хлынула кровь.

Все-таки обойтись без трупов не получилось.

Колдмун выждал минуту, пока тело не истекло кровью. Потом быстро снял с охранника дождевик и шапку, надел их, вошел в будку, открыл журнал и ссутулился — все это ради работающих камер. Он старался как мог, чтобы не попасть в объективы, но если кто-то заметил его, то лучше узнать об этом сейчас, а не позже. Он просидел несколько минут, листая страницы, потом положил журнал и не спеша вышел из будки, лениво расстегивая ширинку, словно собирался отлить.

Он проскользнул в ворота и прошел дальше вдоль внутренней стены, остановившись в темном углу. Его потрясло то, что он сделал… что был вынужден сделать. Он убивал и раньше — один раз, — но не так хладнокровно…

Колдмун жестко подавил в себе эти чувства. Не сейчас. Не тогда, когда его напарнику грозит опасность.

Он не был уверен, что не попал на камеры, но из-за дождя картинка наверняка была нечеткой. Так или иначе, никто не выбежал из дома, не сработала тревога, не начали мигать лампы. Обуздав бешено бьющееся сердце, Колдмун двинулся вдоль внутренней стены туда, где было еще темнее. Прожектора на вышке обшаривали территорию, но их движение было беспорядочным и повторяющимся. Никто не ожидал незваных гостей в такую ночь. Колдмун вытащил бинокль, чтобы произвести разведку.

Главный объект находился на площадке, покрытой потрескавшимся, местами поросшим травой бетоном. Это было приземистое двухэтажное здание из шлакобетонных блоков с рядами маленьких окон на фасаде. Окна казались новыми, видны были и другие следы реновации, особенно заметные в свежевыкрашенном трехэтажном здании сбоку. Дорога за воротами вела прямо в это здание, под высокую арку, где были еще одни ворота, за которыми, вероятно, находился внутренний двор. По обе стороны двора Колдмун разглядел парковочные зоны.

Пригнувшись, он дождался, когда лучи прожекторов завершат очередной круг, и бросился к арке, ведущей в здание.






60




К ней вернулось сознание, и на мгновение она инстинктивно напряглась, предполагая худшее и сжимая в руке стилет, которого там не было. Затем все случившееся нахлынуло снова: рев урагана, который поднял ее и швырнул, как тряпичную куклу… и темнота.

Вокруг было пугающе тихо, если не считать непрестанного шума дождя. Констанс подняла голову и с досадой обнаружила, что во второй раз за этот вечер почти полностью покрыта речной жижей, но теплый дождь уже смывал с нее грязь. Она полежала с минуту на речном берегу, приходя в себя. Пристань и примыкающие к ней постройки были разорваны на куски, превратились в неузнаваемые груды расщепленных досок и голых стен без крыши. Катер лежал перевернутый там, куда его швырнул водяной столб, — приблизительно в ста ярдах вниз по течению, наполовину в воде, наполовину на берегу, с расколотым корпусом.

Но куда делся Перельман?

Констанс с трудом села, преодолевая боль. Было так темно, что она едва могла разглядеть что-нибудь на земле, кроме блеска своего стилета совсем рядом с ней.

— Шеф Перельман? — позвала она слабым голосом, потом громче: — Перельман?

— Я здесь, — донесся до нее из темноты натужный голос.

Констанс, морщась, опасливо поднялась на ноги.

— Вы целы? — спросил Перельман.

— Кажется. А вы?

— Боюсь, что нет.

Она осторожно пошла на голос. Внезапная вспышка молнии осветила Перельмана, лежащего на илистом берегу. Одна нога у него была неестественно, уродливо подогнута.

Констанс опустилась рядом с ним на колени:

— Что у вас с ногой?

— Сломана, как видите. Вы мне поможете… выбраться из этой грязи?

— Да.

Она подхватила его под мышки и оттащила на траву под деревьями.

— Мой бедный катер, — пробормотал Перельман.

Констанс положила руку ему на лоб, липкий и холодный. Перельман был близок к шоку.

— Достаньте у меня из кармана мобильник, — сказал он. — Мне нужно позвонить.

Она залезла в карман его дождевика и вытащила телефон. Он был раздавлен, и с него капала вода. Перельман выудил из другого кармана фонарик и включил его:

— Вот черт. А ваш телефон?

— Исчез.

— Похоже, мы вышли из строя.

— Это вы вышли из строя, — сказала Констанс. — Я все еще в строю.

— Вы? — Он застонал. — И что вы собираетесь теперь делать?

Она снова проворным движением выхватила его пистолет из кобуры.

— Какого черта вам понадобился мой пистолет?

— Он будет полезнее стилета.

— Вы не можете идти туда одна. Это самоубийство. Нам нужно выбраться отсюда и вызвать серьезные силы. Это нужно было сделать с самого начала.

Констанс молча сунула пистолет себе за пояс.

— Констанс, пожалуйста, послушайте меня. Вы ничего не сможете сделать, вас просто убьют. Вы должны вызвать помощь. Позвоните боссу Пендергаста в ФБР — кажется, его фамилия Пикетт.

Констанс поправила на нем дождевик, уложила его как можно удобнее. Потом она встала и посмотрела на огни комплекса, возвышающиеся над деревьями:

— Мы уже говорили об этом, и времени больше нет. Пендергаст где-то здесь. Если вы вызовете помощь, его убьют. Я пойду одна.

— Нет. — Перельман пришел в отчаяние. — Нет, нет, это полное безумие.