Злая лисица

Миён собрала последние крохи своей ци. Ей нужно было всего ничего – маленькую искорку, чтобы запустить бусину, которая и так вовсю жгла ей руки.

Еву кусыль загудел, и сквозь сжатые пальцы Миён прорвался белый свет.

Йена дернулась, как будто ее ударило дефибриллятором.

– По-моему, работает, – пробормотал Джихун.

Бусина ярко светилась в руках Миён, и лисица испугалась, не сожжет ли она мать дотла, не успев ее оживить. Тело Йены сотрясли конвульсии.

– Что мне делать?! – воскликнула Миён.

– Продолжай, – ответил Джихун. Сняв куртку, он подоткнул ее Йене под шею.

Миён со всей силы надавила на раскаленную бусину.

По телу Йены пробежали волны энергии. Рот открылся, и воздух пронзил вой.

А потом наступила оглушающая тишина. Йену больше не трясло. Бусина пропала.

Миён вглядывалась в лицо матери.

– Омма?

Йена распахнула глаза, и Миён облегченно выдохнула.

– Получилось!

Потрескавшиеся губы Йены тронула мягкая улыбка. Женщина взяла Миён за руку.

– Скоро ты сможешь отдохнуть, омма.

– Ты меня с самого детства оммой не называла. – Слабый голос Йены звучал как будто издалека.

– Если хочешь, буду тебя так каждый день называть.

– Я горжусь тобой, дочь, – произнесла Йена. – Слишком редко я тебе это говорила.

– Зато теперь можешь говорить почаще. – Слезы Миён звездами падали на волосы Йены.

– Я так многого тебе не успела сказать, – Йена утихла, переводя дыхание. – А все моя гордыня.

– Почему ты так говоришь? Ты что, еще не поняла? У меня получилось. Я спасла тебя. – Миён сжала ладонь матери. Внутри зародился отчаянный страх.

– Прости. За все, чем я тебя обидела.

– Прекрати. Прекрати вести себя так, будто ты до сих пор умираешь, – потребовала Миён. – Ты меня пугаешь.

– Нет, мою храбрую девочку ничем не испугать, – выдохнула Йена. – Миён, кто ты?

Миён открыла было рот, но наружу вырвался всхлип. Девушка глубоко, судорожно вздохнула и наконец смогла ответить:

– Дочь Ку Йены.

– А значит, ты…

– Умная.

– И?

– Красивая.

– И?

– Сильная.

– И любимая.

Миён почувствовала, как жизнь покинула тело матери. Холодные руки Йены обмякли. Она испустила последний, облегченный вздох. Наконец-то она была свободна.

– Нет, – всхлипнула Миён. – Я же спасла тебя. Спасла. Спасла!

Она вновь и вновь как мантру повторяла эти слова. Затем затихла. И разрыдалась.


Миён рыдала над исчезающим телом Йены, пока в конце концов от него не осталось и следа. Только воздух и легкая дымка.





77


Выплакавшись, Миён без оглядки покинула поляну. Она даже не взглянула на то, что осталось от отца, – оставила на съедение воронам.

Первым же делом девушка отправилась в шаманский магазинчик. Нара обязана была ей помочь – пусть шаманы сами разгребают, что натворили. Но в магазинчике было пусто. Не осталось ничего, даже пылинки на потертом деревянном полу. Упав посреди опустевшей лавочки, лисица разрыдалась от гнева и отчаяния – и так и лежала, пока ее не нашел Джихун.





* * *


Табличку в память о Йене установили под деревом мэхва[110], которое, несмотря на холод, зацветало еще зимой. Выносливое и в то же время красивое дерево. Оно напоминало Миён о Йене.

Церемония прощания прошла тихо и просто, под свет убывающей луны. К Джихуну с Миён присоединился Чуну. Ему никто ничего не сказал – у Миён просто не было сил его прогнать.

Идти ей было некуда, поэтому девушка осталась у Джихуна. Его комната служила ей последним убежищем перед смертью. Бусина растворилась вместе с телом Йены, а без еву кусыль лисица наверняка совсем скоро присоединится к матери. Миён плотно занавесила окна в комнате и без солнца даже не знала, сколько дней уже прошло.

На полнолуние пришелся девяностый день. Значит, оставалось перетерпеть лишь десять суток пожирающего ее горя. Десять суток скорби, а затем девушка отправится в небытие.

Миён лихорадило, ее тело со скоростью лесного пожара охватил жар. Целыми днями она спала, а по ночам рыдала. Но каждый раз, когда просыпалась, она видела Джихуна. Он то стирал ей пот со лба, то подремывал рядом.

Джихун был ее последним утешением. И в то же время, видя боль в его глазах, она чувствовала вину.

– Слушай, это просто смешно, – как-то раз сказал Джихун, распахивая плотно задернутые шторы. – Ты не умираешь, Миён.

Девушка не ответила. Даже не двинулась, чтобы прикрыться от солнца.

– Миён-а, – мягко продолжил Джихун. – Я не знаю, что мне еще для тебя сделать. Подскажи?

Миён повернулась к нему и почувствовала щекой отсыревшую от слез ткань подушки.

– Когда я умру…

– Прекрати.

– Когда я умру, – повторила она, – не оплакивай меня. Забудь обо мне и живи, как жил до нашего знакомства.

– Миён-а. – Джихун сел рядом, поджав под себя ноги. – Если ты умрешь, я всегда буду тебя помнить. Это не значит, что моя жизнь тут же кончится. Да, люди уходят, и ничто уже не станет как прежде. Но если мы их забудем – разве можно считать, что мы их поистине ценили?

– И когда это ты таким мудрым стал? – спросила Миён.

– Когда прошел сотый день.

– Что? – Миён вскочила, и от резкого движения у нее закружилась голова.

– Я не хотел ничего говорить. Боялся сглазить. Но вчера был сотый день, – объяснил Джихун. – И ты все еще здесь.

– Нет. – Миён покачала головой, судорожно пытаясь сосчитать дни, но последние полторы недели слились в сплошную мешанину сна и горя. – Не может быть. У меня же нет бусины. Я должна была умереть!

– Неужели это так плохо? – Уголки губ Джихуна приподнялись в улыбке. – Ты так не хочешь провести свою человеческую жизнь со мной?

Миён выдохнула, внезапно осознав, что все это время не дышала. И позволила себе наконец поверить в чудо. Вместе с тем пришла легкость – если бы не было Джихуна, приковывающего лисицу к земле, она бы непременно улетела. Миён засмеялась и, обхватив юношу руками, притянула к себе.

– Я жива! – От радости у нее закружилась голова, и Миён снова хохотнула. – Жива!

– Ты жива, – ответил обнимавший ее Джихун, и девушка услышала в его голосе радость.

Внезапно помрачнев, Миён прошептала:

– И мне придется теперь жить без нее.

Джихун сжал ее ладони.

– Нам обоим придется научиться жить без любимых.

Миён вздохнула, вспомнив хальмони Джихуна. Не только она скорбела.