Злая лисица

Отделение неврологии только недавно отремонтировали. Коридоры окаймляли матовые окна, а зал ожидания украшали «водные стены».

Джихун записался на прием, и его тут же направили в процедурную в конце коридора, где уже ждал доктор Чхве. Он стоял посреди кабинета, скрестив на груди руки и выдвинув вперед квадратный подбородок. Седина на висках придавала ему вид человека умудренного. Джихун подозревал, что врач немало времени потратил для достижения такого эффекта.

– Господин Ан, неужто вы решили удостоить нас своим присутствием? – Доктор Чхве улыбнулся, но в глазах его отражался холод.

– Вы правда думаете, что очередной тест покажет что-то новенькое?

– Нас беспокоит тот факт, что никакие средства не работают, а приступы становятся все серьезнее, – доктор Чхве будто читал доклад по медицинскому феномену. – Разве вам самому не хочется узнать, отчего они происходят?

Не мог же Джихун признаться, что он и так знает? Что бы доктор Чхве сделал, скажи Джихун: «Я знаю, отчего у меня приступы. Пару месяцев назад я влюбился в кумихо, чья мать довела мою хальмони до комы, а на меня, скорее всего, наложила лисье проклятье»? Как минимум он перестал бы ухмыляться.

– Ладно, – пожал плечами Джихун. Одним снимком мозга больше, одним меньше – какая, в общем-то, разница?

Тесты ничего не показали, и доктор намекнул, что, может, стоит попробовать операцию, если они не найдут лекарства.

Джихун вернулся в палату хальмони и плюхнулся на стул возле ее койки. Детектив Хэ давно ушел, но на прикроватной тумбочке появились новые цветы. Однако Джихун едва обратил на них внимание.

– Уехала и ни слова на прощание не сказала, – заговорил Джихун с хальмони. – Мы ее больше никогда не увидим, так что не стоит надеяться и ждать. Верно?

Он посмотрел на бабушку, словно она вот-вот ответит.

– Верно, – согласился он с собой. – Мы же уже это все проходили. Люди уходят. Больше нам никто не нужен. – Джихун аккуратно положил руку на плечо хальмони, стараясь не давить сильно. – Нам не нужен никто, кроме нас с тобой.

Двадцать минут спустя медсестра Чан обнаружила, что Джихун заснул в палате.



Мы узнали, как кумихо появились. Как они были прокляты. Как они возненавидели людей, которые отвергали и кормили их. Но осталась история о еще одной кумихо, которую непременно надо рассказать.

Много времени прошло с тех пор, как с лица земли исчезла самая первая кумихо. Когда истории уже превратились в легенды…

Жил на свете мужчина, у которого было три сына и не было дочерей. Каждый день он молился о рождении дочери. И однажды его жена вернулась домой с маленькой девочкой.

Долгие годы семья жила не зная бед. Жена всем рассказывала, что мужчина так крепко обнимает дочь, что вот-вот задушит ее любовью.

Когда девочке исполнилось тринадцать, стал погибать скот. Вскоре достаток семьи начал таять на глазах. Поэтому мужчина отправил старшего сына на ночь в хлев посмотреть, почему умирают коровы и лошади.

На следующее утро старший сын поведал: «Я видел, как младшая сестра заходила в хлев. А когда она вышла, у коровы была вырвана печень».

Мужчина разозлился и выгнал старшего сына.

На следующую ночь он отправил в хлев среднего сына.

Наутро средний сын сказал, что лошадь убила его сестра.

«Ты хочешь смерти своей невинной младшей сестре! Чтоб глаза мои больше тебя не видели!»

И, наконец, мужчина отправил младшего сына следить за скотом.

Третий сын видел, как его младшая сестра зашла в хлев, убила корову и сожрала ее печень.

Однако он не хотел быть изгнанным подобно старшим братьям и поэтому соврал.

«Корова умерла сама собой, – сказал он, – а потом пришла лиса и съела ее печень».

Двое братьев долгое время бродили по землям и наконец встретили даосского мастера, который научил их магии. Однако братья никак не могли забыть свою семью и потому решили вернуться домой.

Даос даровал им три бутылки: белую, синюю и красную.

Поблагодарив учителя за подарок, братья отправились в путь.

Когда они вернулись домой, там не было никого, кроме младшей сестры.

Она встретила их с радостью.

Братья спросили ее, что случилось, и сестра ответила, что родители и младший брат умерли.

«Мы так хотим пить, – пожаловался ей старший брат. – Сходи к ручью, принеси нам воды».

Сестра ушла за водой, а братья убежали – ведь они поняли, что она убила и съела их родителей и младшего брата.

Она погналась за ними, прося вернуться.


Братья разбили белую бутылку, и из земли выросли колючие заросли. Но сестра вырвалась и продолжила погоню.

Тогда они разбили красную бутылку, и сестру поглотил огонь. Но она продолжала гнаться за ними.

Тогда они разбили синюю бутылку, и возникла река, которая унесла их сестру бурным течением. Больше они ее никогда не видели.

Однако кумихо навсегда вынесла урок из этих дней. Ведь она выжила. Она возненавидела людей и дала жизнь дочери, которую мы знаем под именем Ку Миён.





39


Дни Джихуна теперь начинались задолго до рассвета. В новой жизни не было места прежней лени. Чтобы заплатить за аренду, пока хальмони лежала в больнице, Джихуну во время каникул пришлось устроиться на несколько подработок. До рассвета он развозил и оставлял у входных дверей газеты и молоко. Он ездил на подержанном велосипеде, но иногда улицы были настолько крутые, что велосипед приходилось тащить на себе. Извилистые дороги, которые он раньше любил, стали его заклятым врагом: ему до смерти надоело таскаться вверх и вниз, вниз и вверх.

Он работал изо всех сил: отвозил молоко, расставлял пакеты перед дверями или клал в почтовый ящик вместе с ежедневной газетой.

Днем Джихун работал на заправке: заливал в машины бензин. Платили ему минимальный оклад: хозяин сказал, что без аттестата средней школы больше не положено.

Джихун забыл перчатки, и пальцы мерзли на январском морозе. Он поднял руки, чтобы согреть их дыханием, и почувствовал горький запах бензина. Он уставился на белый шрам в центре ладони, который остался после того, как он выхватил у шаманки Ким бусину Миён. Каждый раз при виде морщинистого шрама Джихун вспоминал ту ночь и все, что тогда потерял.

Ночь пришла раньше, чем закончилась его смена. На небе не было видно ни звездочки, лишь сияла полная луна. Хозяин заправки – дородный, лысеющий и прижимистый мужичок – подбежал к Джихуну, когда тот уже собирался уходить.

– Держи. – Он вложил в руки юноши два треугольных кимбапа. – А то весь день на холоде стоишь. Возьми, они даже почти непросроченные.

Джихун направился на третью, и последнюю на сегодня работу – в круглосуточный магазин. По пути парень съел один из кимбапов, а его глаза тем временем блуждали по небу. От одного взгляда на полную луну у юноши заныли ребра. Это было первое полнолуние с их последней встречи с Миён.

Идти было тяжело. Дыхание застывало в морозном воздухе облачками пара, которые плыли прямо в лицо, затуманивая зрение.

Его коллега Ким Бёджу уже стоял за прилавком.

– На четырнадцать минут опаздываешь, Джихун-щи, – вместо приветствия бросил он. – Придется вычесть из твоей зарплаты.

Бёджу было всего двадцать, и он работал в магазине на три месяца дольше Джихуна. А еще он был племянником управляющего и считал, что это дает ему полное право помыкать новым сотрудником. Но Джихуну было все равно.

– Утром пришла новая поставка. – Бёджу махнул рукой в сторону кладовой.

Джихун закатил глаза у коллеги за спиной, подумав, не слишком ли тот раскомандовался. Когда Джихун только начал работать, Бёджу сказал ему, что за разгрузку товаров отвечают новички. Прошло немало времени, прежде чем Джихун узнал, что это неправда.

Но он без единой жалобы принялся таскать коробки. Руки, которые и так после пяти часов работы на заправке были вялыми, как лапша, мигом разболелись. Голова побаливала, и яркий свет делал только хуже. К тому же в магазине пахло молоком, которое вот-вот скиснет. Джихун уже предчувствовал, что искать просрочку придется ему.

Спустя полчаса Джихун наконец затащил внутрь все ящики, слегка запнувшись, когда ставил последний. Он растопырил ноющие пальцы, радуясь, что с заданием покончено.

– Эй, ну и чем ты думал? – подошел к нему Бёджу.

– Что? – Джихун разминал разболевшееся плечо.

– Ну и зачем нам десять ящиков клубничного молока? – Бёджу ткнул в груду товара. – А?

– А? – повторил за ним Джихун.

– А то! Неси обратно.

Джихун стиснул кулаки – уж очень ему хотелось вмазать Бёджу прямо по наглой морде. Но вместо этого он медленно, по очереди, расслабил каждый палец и взял себя в руки. Ему нужна была эта работа. Все остальные придется бросить, когда начнется учебный год, а эта останется.

Поэтому, несмотря на протестующие мускулы, он поднял два ящика и сжал зубы, услышав, как Бёджу посмеивается над какой-то сценой в комиксе.

Под весом второй партии ящиков Джихун споткнулся и врезался локтем в дверной косяк. Боль пронзила руку и эхом отразилась в голове, словно в череп вогнали тонкую иголку.

Мышцы задрожали, и парень с грохотом выронил ящик. Клубничное молоко залило ему штаны и окрасило обувь в розовый цвет.

В ушах зазвенело, и через мгновение начался приступ.

Джихун не мог ничего слышать, не мог думать, не мог дышать.

Он мог только видеть – темноту и луну. Полную луну. Смеющуюся над ним.





40