Злая лисица

Сомин и Джихун с удивлением уставились на девушку, но больше всех этим возгласом была ошеломлена сама Миён. А еще она вдруг осознала, что не сожалеет о сказанном. Даже наоборот – чувствует себя лучше.

– Вы же всю жизнь знакомы. Разве вы не понимаете, как много это значит? Хотите бросить на ветер свою дружбу – пожалуйста, сколько угодно, только давайте не из-за меня? Не хочу иметь к этому никакого отношения!

Сомин и Джихун молчали – возможно, от шока. А может, никто не хотел извиняться первым.

– Прости, что дулась, – наконец произнесла Сомин.

– Прости, что скрывал от тебя секреты, – извинился Джихун.

– Ну, наверное, это были важные секреты, раз ты даже мне их не доверил.

Джихун улыбнулся, и у Миён камень с сердца упал.

– Так что, – растягивая слова, проговорил Джихун, – ты, значит, по мне скучала? – И, прежде чем Сомин успела от него увернуться, парень обхватил ее локтем за шею.

– Эй! – воскликнула Сомин.

Но Джихун крепко держал ее.

– Признайся, ты скучала!

Сомин замахнулась и ударила Джихуна кулаком по спине. Он со вскриком отпустил ее.

– Больно вообще-то!

– В том и суть! – ответила Сомин, не переставая бить.

Миён смотрела на ребят и чувствовала, как внутри образовывается давление – словно пузырьки газированной воды в бутылке с плотно закрытой крышкой. Будто ее трясли, трясли не переставая. Долгие дни травли. Недели вне равновесия. И теперь она глядела на сюрреалистичную драку Сомин и Джихуна. Точь-в-точь дети. И Миён подумала: а ведь они действительно дети – дети, которые могут вести себя нелепо сколько душе угодно.

Давление вырвалось наружу взрывом смеха. Сомин с Джихуном дружно замерли, но больше всего удивилась сама Миён.

– Ты смеешься над моими страданиями? – воскликнул Джихун.

– Я нахожу весьма забавным зрелище, как тебя избивают, – проговорила Миён между приступами смеха.

– Его не кто попало избивает! – встала вдруг на защиту друга Сомин.

– Ага, – Джихун перекинул руку подруге через плечо в знак солидарности, в мгновение ока забыв о драке. – Меня избивает Сомин. А под ее кулаками любая страна падет.

Джихун поднял крошечный кулак девушки в качестве доказательства.

Три пары глаз уставились на кулачок. А потом они громко расхохотались. От смеха у Миён заболели мышцы живота, а голова закружилась, но это было приятное чувство. Очищающее. Все равно что вымести всю темную грязь, которая много дней засоряла ее изнутри.

– Привет! Вы что, прячетесь тут от меня? А я вас в столовой ждал. – В дверях, скрестив на груди руки, стоял Чханван.

– Чханван-а, раз уж ты здесь, помоги нам убраться, – попросил Джихун, и его слова напомнили Миён о надписях.

– Да не нужно… – начала она, чувствуя стыд за красные грубые слова.

– Конечно, мы поможем. – Сомин хмуро поглядела на буквы на бетоне. – На такие подлости способны только трусы.

Чханван кивнул и забрал у Джихуна протянутую швабру. Ни одного вопроса, ни одного жалобного взгляда – только солидарность и желание помочь. Для Миён такая безоговорочная поддержка была в новинку.

Трое друзей, смеясь и подкалывая друг друга, принялись отмывать бетон. Не раз и не два звучали шутливые замечания, что кто-нибудь не заметил пятно или решил поотлынивать.

Как странно: то, что могло стать очередным ударом по уверенности лисицы, обратилось в нечто столь приятное.

Ребята делали это ради нее. Они с улыбками на лицах стирали жестокие слова, которые должны были ранить Миён.

Неужели заводить друзей всегда было так легко? Сердце Миён сковало сожаление. Как она могла потратить столько времени на одиночество?





27


В воскресенье было полнолуние. Дома казалось на удивление тихо. Миён прошла через комнату и достала джинсы и свитер.

Как ни странно, она не волновалась. Сегодня все разрешится, несмотря ни на что. Йена будет дома к ночи, и Миён расскажет ей правду. Она тщательно подберет слова, избежит любых упоминаний шаманов и талисманов, и мама придумает, как все исправить. А потом Миён скажет, что хочет остаться тут навсегда. Что здесь – ее дом. И настоящие друзья.

Зазвонил телефон. На экране высветился номер Нары. Миён на мгновение засомневалась, стоит ли брать трубку.


– Полагаю, ты звонишь не для того, чтобы узнать, как у меня дела.

– Сегодня полнолуние, – раздался напряженный голос Нары.

– Да, что-то такое слышала.

– Если ты хочешь признаться…

– Я собираюсь рассказать все матери. Твои шаманские ритуалы мне не понадобятся.

– Шаманские что?

При звуке голоса Йены Миён стремительно развернулась и выронила телефон.

Йена с невозмутимым видом стояла в дверном проеме и смотрела на Миён так, будто спрашивала о погоде. Но Миён сразу же заметила сжатые кулаки и впивающиеся в кожу ногти.

– Я могу объяснить. – А может ли? Было очень тяжело собраться с мыслями при виде материнской ярости.

– Я доверяю тебе и надеюсь, что ты поступаешь так, как я прошу.

– Конечно.

Глаза Йены сверкнули.

– И рассчитываю, что ты не будешь мне врать.

Она подошла к шкафчику Миён, открыла один из ящиков, вывалила оттуда на пол бумаги. Выдвинула следующий. Обыск. Как будто Миён была преступницей.

– Я запретила тебе общаться с шаманами.

На пол посыпались еще бумаги, следом – тетради и ручки.

– Они нам враги. Они готовы на все, чтобы нам навредить – или сделать что похуже.

– Мама.

Йена оборвала речь дочери свирепым взглядом.

– Я не объясняю наши правила, потому что некоторые вещи в этом мире слишком сложно объяснить – даже таким, как мы с тобой.

Женщина достала последний ящик и вывалила его содержимое на пол, а потом кинула и сам ящик.

– Но все, что я делаю, я делаю ради тебя. Все.

Йена сняла со спинки стула пиджак Миён и вывернула карманы. На пол, точно улика, приземлился желтый талисман. Йена с непередаваемым отвращением подняла его двумя пальцами.

– И вот так ты отвечаешь на мое доверие?

– Пожалуйста! – взмолилась Миён.

Но, что бы она ни делала, мать была неумолима. Медленным, уверенным движением Йена разорвала талисман пополам. Золотистая бумажка сверкнула, сила талисмана вырвалась наружу и растворилась в воздухе.

И секунды не прошло, как вокруг, покрывая кровью стены, выросли тени.

– Что на тебя нашло? – спросила Йена.

Тени за спиной матери удлинялись, сгущались, превращались в грозные фигуры.

– Простите, – пробормотала Миён, моргая так часто, что перед закрытыми веками начали вспыхивать белые огни.

– Расскажи. – Вокруг Йены росли мрачные тени, протягивали к ней руки.

– Мама! – закричала Миён. Но демоны прошли насквозь через Йену, а та и глазом не моргнула.

Миён готова была разреветься. Она все испортила, и нельзя было ничего исправить, сколько бы она ни притворялась. В конце концов, Миён всегда умела хорошо врать – и вот она научилась обманывать саму себя.

– Я так сожалею. – Миён даже не знала, кому она это говорит: матери или призрачным лицам ее жертв.

– Что ты наделала?

Миён отшатнулась – от гнева матери, от призраков позади нее. С этими страхами ей не справиться. Призраки обнажили зубы, их лица светились ненавистью, их глаза казались черными дырами – и все же они смотрели на Миён с порицанием.

– Да можно уже отстать от меня?!