Злая лисица

Этот урок хорошо запомнили жители маленькой деревушки в конце девятнадцатого века.

Императрица Мёнсон – королева Мин – жаждала модернизировать Чосон.

И была в то время одна кумихо. Жила она в маленькой деревне на одной из скалистых гор, тут и там раскиданных по землям государства. И, хотя обычно кумихо вели кочевой образ жизни, эта лисица любила отдаленную деревушку и ее жителей. И поэтому она решила остаться в ней навсегда.

Она знала имена всех соседей. Играла с их детьми. Помогала собирать урожай.

Кумихо никогда не нападала на жителей деревни, ведь она их полюбила. Вместо этого каждую полную луну кумихо уезжала далеко-далеко, чтобы насытиться.

Королева Мин всеми силами выступала за прогресс. Она жаждала открыть Чосон новым идеям, новым технологиям, новым религиям.

И кумихо увидела в этом прогрессе надежду. Может быть, теперь, когда люди больше не верят в мрачные мифы и суеверия, она смогла бы доверить им свой секрет? Ведь те же люди, что передавали из поколения в поколение поверья о злых кумихо, верили и в силу любви.

Наконец кумихо отважилась рассказать им правду.

Сначала она решила поведать все старейшине деревни в надежде, что тот уговорит и остальных жителей.

Когда он отвернулся от нее, то же сделали и все остальные. Той ночью они пришли к лисице с мечами и камнями. Они разрушили ее маленький ханок[76]. Но их клинки не убили ее.

Кумихо убежала, ослепленная предательством и болью. Жители деревни еще долго преследовали ее, обыскивали горы и поля, но в конце концов решили, что кумихо умерла, и вернулись к своим жизням. Кумихо осталась одна – брошенная, сломленная. А вся деревня просто вернулась к сбору урожая и воспитанию детей. Для них ничего не изменилось с тех пор, как они прогнали демона, и при виде этой подлости сердце кумихо поглотила ярость.

На следующее полнолуние она вернулась в деревню и обошла каждый дом. Она рвала людскую плоть когтями, зубами и у каждого вырвала печень.

Последний ханок на ее пути принадлежал отвернувшемуся от нее старейшине. Но, когда кумихо ворвалась в его дом, на нее напали шаманы. Своей магией они отделили ее душу от тела и прогнали на тот свет. А вместе с кумихо туда канула и ее злоба.





18


С полнолунием на грудь Миён навалилась тяжесть, а вместе с ней пришли предвкушение и беспокойство. Ей хотелось, чтобы сегодня все прошло хорошо. Ей нужно было снова найти равновесие – девушка была уверена, что все станет хорошо, когда бусина вернется на место.

Миён сбежала по лестнице; она не хотела опоздать на встречу с шаманкой. Но, завидев мать с чемоданом, лисица остановилась как вкопанная.

– Ты уезжаешь куда-то? Сегодня? – удивилась девушка.

«В полнолуние?»

– Да, у меня есть важные дела, и я не могу больше их откладывать.

– Но мне нужно… – Миён осеклась. Она и сама не знала, что хотела от матери. Разве что ей было спокойнее, будь Йена рядом. А сегодня предстояла важная ночь.

– Меня не будет всего несколько дней, максимум неделю, – ответила старшая кумихо.

– Куда ты? – вырвалось у Миён.

– По работе.

Судя по холодному голосу матери, та считала, что Миён лезет не в свое дело.

Девушка совершенно не представляла, чем занимается Йена. Она знала, что мать за свою долгую жизнь заработала состояние, и Миён никогда не нуждалась. В детстве она недоумевала: зачем матери вообще надо было работать? Однажды Миён поинтересовалась, куда Йена так часто уезжает, и та ответила, что кое-что ищет. Надеяться на подробное объяснение не приходилось – если Йена не хотела чего-то говорить, добиться от нее ответа было просто невозможно.

– Веди себя прилично, пока меня не будет. – Больше похоже на приказ, чем на просьбу.

– Конечно. – Миён низко поклонилась и так и стояла, пока дверь за матерью не закрылась.

Когда такси увезло женщину прочь, Миён направилась в лес. К месту встречи с шаманкой вела узенькая лестница из камня, стершегося под воздействием грязи и булыжников.

Луна сегодня выглядела полнее, чем обычно, – точь-в-точь перекачанный воздушный шарик, который вот-вот лопнет. Только вот вместо луны, казалось, лопнет Миён. Кожа зудела, как будто под ней ползали тысячи маленький жучков. Желудок то и дело делал сальто, напоминая, что ци у лисицы осталось опасно мало. Надо было провести обряд и найти новую ци. Когда она насытится, станет получше.

Нара сидела под корявым деревом, уже полностью облетевшим, и раскладывала все для обряда. На маленьком деревянном столике стояла медная чаша с водой и чаша с песком и зажженным благовонием. Сквозь голые ветки просвечивала луна, отбрасывая на девушку искривленные тени.

– У меня почти все готово. – Нара даже не посмотрела на подошедшую кумихо.

– Сколько нам времени понадобится?

– На обряд – мало. – Нара прикусила губу и сверилась с наспех исписанной бумажкой.

Придется Миён довольствоваться неполным ответом. Она прекрасно понимала, что сейчас они обе ступают на неизведанную территорию.

– Садись.


– Откуда ты знаешь про этот обряд? – Миён села напротив шаманки. Казалось бы, невинный вопрос, однако Нара заметно погрустнела.

– Моя мама описывала его в своих дневниках. Ей нравилось изучать другие религии и поверья. Хальмони говорит, благодаря этому мама стала хорошим шаманом.

Миён заметила скорбь в голосе подруги. Тоску девушки, которой никто не мог наскучить.

– Уверена, она гордилась бы тобой. Твои родители бы оба гордились.

Банальность, но лучше Миён придумать не могла.

– Мне остается только трудиться, чтобы не запятнать их имя. – Лицо Нары осветила решимость. А Миён подумалось, как красиво выглядит подруга с упрямо сжатым ртом и твердым взглядом.

– Начнем. – Шаманка глубоко вздохнула, не отрывая взгляда от бумажки в руке. – Принесла талисман?

Миён достала конверт из кармана и передала девушке. Талисман выглядел совсем обычно – Нара такие же в своем магазинчике делала.

Юная шаманка запела. Слова взывали к энергии инь и ян, рассказывали об их чистых проявлениях и прозрачных водах. Запев об огне, шаманка подожгла талисман и подставила чашу с водой под осыпающийся пепел.

Когда талисман полностью сгорел, Нара медленно провернула чашу, размешивая пепел; вода окрасилась в мутно-серый цвет. Шаманка обмакнула пальцы и потянулась к Миён, но кумихо отпрянула.

– Не шевелись, – приказала Нара – так строго, что Миён удивилась.

Девушка провела пальцами по векам и лбу лисицы.

У Миён на языке вертелась тысяча вопросов, но она их проглотила. Нара протянула ей чашу.

– Пей.

Вода пахла огнем и дымом.

– Пей, – повторила Нара.

Жидкость была теплее, чем думалось Миён, – словно в пепле от талисмана все еще горело пламя. Лисица пила маленькими глотками, борясь с накатывающей тошнотой, но потом в горле встал ком, и Миён сильно закашлялась.

– Нужно выпить все, – настойчиво сказала Нара.

С каждым глотком горло рвало болью; кусочки талисмана липли к внутренним органам, царапали изнутри. Миён сложилась пополам. Чаша выпала из ее трясущихся рук, и жидкость пролилась на землю.

– Нет! – Нара с криком бросилась вперед. Но спасать уже было нечего.

Миён еле дышала от мучительной боли. Внутренности горели, как будто она проглотила пылающие угли.

– Что ты сделала? – Даже говорить было неприятно. Слова царапали, жгли горло языками пламени.

– Ты должна была все проглотить, – запаниковала Нара. – Я не знаю, что теперь будет.

Вокруг кружили и танцевали тени, и Миён не понимала: деревья качаются или у нее со зрением что-то не так. Спотыкаясь, девушка встала – и тут же чуть не упала на подкосившихся ногах.

– Сонбэ! – испуганно вскрикнула Нара.

– Не трогай меня.

В ушах гудело. Голова кружилась. Мышцы сводило судорогой.

Нара подползла к ее ногам.

– Сонбэ, твоя бусина. Где она?

– Отстань от меня! – Миён кричала – одновременно на все и ни на что.

Лисица рванулась бежать. Ветки хлестали ее по щекам, корни деревьев вздымались из-под земли и бросались ей под ноги. Каким-то чудом Миён удалось не упасть, и она стремглав пронеслась сквозь лес, который впервые в жизни пугал ее.

Она ничего не видела. Что в этом талисмане было?

За ней гнались тени. И Миён понимала, что нельзя дать им себя поймать.

Она выскочила из леса прямо навстречу слепящим городским огням. Свернула в сторону, чтобы не попасть под машину. От далеких звуков транспорта и людских голосов кружилась голова, и лисица, спотыкаясь, свернула в какой-то переулок. Ей было все равно, где она в результате окажется. Здания вокруг были покрыты трещинами и пятнами, и между обваливавшимися домиками еле можно было пройти. Ржавые двери со скрипом раскачивались на петлях, окна все зарешечены. Ноздри Миён наполнил запах человеческой вони, и ее едва не стошнило.

Одна из дверей с грохотом распахнулась, и улицу наводнили крики. Миён старалась держаться тени: ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее в таком состоянии. Она не представляла, как сейчас выглядит. А вдруг ее хвосты проявились?

Но до сих пор, едва волоча ноги по дороге, держа путь сама не зная куда, Миён чувствовала, как ее преследуют призрачные тени. Они шептали ей. Подначивали.

Убийца.