Зимняя роза

– Во-первых, подслушивать – недостойное занятие. А во-вторых, насмешки неуместны.

– Я говорю с полной серьезностью. Вы им нужны.

– Кому им?

– Им, – повторил он, раскинув руки. – Всем этим бедным гребаным человечкам, пытающимся выжить в своем бедном гребаном мире.

– Вас сегодня так и тянет на сквернословие. А знаете почему? – Она прищурилась. – Думаю, вы просто пьяны.

– Хотел бы. Но я трезв. Так вы едете?

– Сначала скажите, почему вам это так важно.

Сид умолк, а когда заговорил снова, его голос был совсем тихим.

– Потому что когда-то у меня в Уайтчепеле была семья. Ма. Брат. Две сестры. Младшей было несколько месяцев. Она заболела. Воспаление легких. Мы тратили все деньги, пытаясь ее вылечить. Однажды у сестренки случился приступ. Ма схватила ее и понесла к врачу. Час был совсем поздний. На улице темень. В ту ночь мою ма убили. У самой двери. Она едва успела выйти за порог.

– Боже мой, – прошептала Индия.

– Они выжимали из нас деньги… так называемые доктора… и ничего не делали. Ничего. Только стыдили мою ма за плохую заботу о ребенке. Говорили, что она плохо кормит малышку, не пытается уберечь от сырости. Представляете? Уберечь от сырости? В долбаном Лондоне? – Он тряхнул головой. – Будь у нас достойное жилье, куда мы могли бы переселиться, все сложилось бы по-другому. Для малышки. Для всех нас.

– И для вас, – тихо сказала Индия; Сид отвернулся; Индия смотрела на него, потом спросила: – Кто вы, Сид?

– Тот, которого вам не захочется узнать поближе.

– Миссус, у меня найдутся дела поинтереснее, чем торчать здесь весь вечер. Вам нужен кеб или нет? – возмутился кучер.

– Нет, я передумала, – ответила Индия. – Извините. – Она вернула Сиду деньги. – Идемте. Показывайте, что собирались показать.



Индия сидела на каменных ступенях церкви Христа на Коммершел-роуд в Уайтчепеле, уставившись в темноту и сжимая полупустую бутылку портера. Церковные колокола недавно прозвонили полночь. Рядом сидел Сид, держа промасленный пакет с несъеденными мясными пирогами.

– Вы как? – спросил он.

– Скоро приду в себя.

– Я переусердствовал. Нельзя было так с вами.

– Еще несколько минут – и я оправлюсь.

Четыре часа назад Индия покинула знакомый ей Лондон и очутилась в совершенно другом городе. Еще девочкой она прочла «Божественную комедию» Данте. Сегодня она испытала то же состояние, погрузившись в подобие Дантова «Ада». И каждый шаг по извилистым улочкам Уайтчепела вел ее по здешним кругам.

Первым местом, куда Сид привел Индию, был дом шкипера на лихтере Джона Харриса, который иногда ему помогал. Мэгги, жена Джона, провела их на кухню, предложив Индии трехногий шаткий стул. Индия села, стараясь не шевелиться, чтобы ненароком не задеть ребятишек, спящих под столом.

– Мэггс, сколько у вас выходит, если сложить жалованье Джона и твою работу? – спросил Сид.

Сесть ему было негде. Он стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

– Около фунта в неделю, – ответила Мэгги, не поднимая головы от работы.

Она склеивала внешние половинки спичечных коробков. Рядом сидели мальчик и три девочки, возрастом от семи до двенадцати лет. Дети склеивали внутренние половинки.

– А сколько человек в семье?

– Десять. Я, муж, пять девочек и трое мальчиков. Самые маленькие спят под столом.

– И сколько вы зарабатываете на склейке коробков, миссис Харрис? – спросила Индия.

– Два пенса за двенадцать дюжин.

Два пенса за 144 коробка, подумала ошеломленная Индия. Чтобы заработать шиллинг, нужно склеить 1440 коробков. Не удержавшись, она чихнула. Дым, шедший от клея, щипал ей глаза, вызывая слезы. Наверное, и голова у нее кружилась от паров клея. А может, причина головокружения – качающийся стул. Или присутствие Сида. Оно полностью лишало ее равновесия, как будто земля уходила из-под ног.

– Ма, – прошептала самая младшая из дочерей Мэгги. – Ма, я устала.

Ее узкое личико было совсем бледным, если не считать синих кругов под глазами.

– Дорогуша, еще немного, – ответила миссис Харрис. – Хлебни чайку, – добавила она, пододвинув дочери щербатую чашку с остывшим чаем.

Индия бросила взгляд на кухонную полку, где тикали часы в помятом корпусе. Половина одиннадцатого. Детям давным-давно пора спать.

– А сколько съедает плата за жилье?


– Двенадцать шиллингов и шесть пенсов, – ответила миссис Харрис.

Затем она подробно рассказала, сколько стоят продукты и уголь и сколько она тратит в неделю на то и другое. Сид с Индией постучались в ее дверь десять минут назад. Сид представил Индию, сказав, что доктор Джонс готовится открыть больницу в Уайтчепеле и проводит опрос населения.

– Черт, еще один! – вздохнула Мэгги Харрис, проводя их на кухню. – На прошлой неделе уже приходили доброхоты. Говорили, что я должна кормить свою ораву фасолевым супом. Проклятым фасолевым супом! Они у меня из сортира не вылезали бы.

– А ты им готовила овсянку или брокколи? – спросил Сид, выразительно посмотрев на Индию.

Индия ответила не менее выразительным взглядом. Ну почему он всегда вызывает в ней чувство вины, как будто она занимается неблаговидными делами? Она вполне законопослушный человек. Это он не в ладах с законом.

Миссис Харрис прыснула со смеху:

– Овсянку? Да, сэр. Дворецкий подает ее на серебряном подносе. А что до брокколи – она воняет на весь дом. Малышню просто выворачивает. Хлеб с маргарином – вот наша еда. Капуста с картошкой. Чаем запиваем. Если повезет – ножки или кусочек бекона для мужа. Иногда рубец. Или недоносок…

– Недоносок? – повторила Индия.

– Так зовут телят, родившихся раньше срока.

– А-а. Я не знала.

– Иногда бывает копченая колбаска для малышей. Это если у мужа появляется приработок. – Миссис Харрис с тревогой и надеждой посмотрела на мужа. – Что-нибудь намечается?

– Через пару дней, – ответил Сид. – Переезд. Нам понадобится лодка Джона.

Женщина не скрывала своего облегчения.

– Благослови тебя Бог!

– За врачебный опрос тебе полагаются деньги, – сунув руку в карман, сказал Сид. – Пять фунтов.

Для Мэгги это была громадная сумма. Однако…

– Мы в подачках не нуждаемся, – довольно резко заявила она.

– Ты меня не поняла. Это не подачка. – Сид посмотрел на Индию. – Ты отвечала на вопросы. Значит, работала. За это полагаются деньги.

– Тогда почему не она раздает деньги? – спросила Мэгги. – Почему это делаешь ты?

– Потому что доктор Джонс меня попросила. Я сопровождаю ее. Меня никто не рискнет ограбить. Больница будет построена на деньги богатых людей. Они не скупятся, Мэггс. Честное слово. И это достойная оплата за добросовестную работу. Доктор Джонс, скажите ей сама.

– Мистер Мэлоун говорит правду, – быстро включилась в игру Индия. – Мы проводим обследование жителей Уайтчепела. И вопросы я вам задавала не из любопытства. Мы стараемся определить, как нам распределить имеющиеся ресурсы. Сейчас идет работа над всеобъемлющим планом лечебных услуг, которые будут включать как профилактику заболеваний, так и действенное их лечение. И мы оплачиваем участие в обследовании.

Мэгги разглядывала спичечный коробок, вертя его в руках. Индия понимала: женщина борется с собой, не желая ронять достоинство. Дети смотрели на мать. Индию поразила безучастность детских лиц. Казалось, жизнь с ранних лет научила их ничего не ждать и ни на что не надеяться.

Не возьмет, подумала Индия. Пять фунтов. Небольшое состояние, однако эта женщина не торопилась протягивать руку. Индия уже собралась возразить, когда Мэгги подняла голову и сказала:

– Доктор Джонс, если у вас появятся еще вопросы, обязательно приходите. Я с удовольствием отвечу.

Слова этой женщины были попыткой сохранить гордость и показать детям, что она не выпросила деньги, а заработала. Для нее гордость – главное. В этом тесном жилище из двух грязных душных комнатушек, где обитают восемь вечно голодных ртов. Какая глупость! Индии захотелось закричать. Или заплакать. Она не знала, во что выльются ее эмоции. И вдруг самая младшая, невзирая на усталость, посмотрела на мать и улыбнулась. Индия вдруг поняла: крупица гордости, зернышко чувства собственного достоинства – единственное, что Мэгги Харрис должна передать своим детям.

– Спасибо, миссис Харрис. Вы мне очень помогли. Так толково все объяснили. Все бы так отвечали.

Вскоре они с Сидом покинули дом Харрисов и пошли на юг. Миновали две улицы. Сид остановился у входа в переулок, темневшего между двумя магазинчиками, и подозвал Индию.

– Опять туннели? – опасливо спросила она.

– Никаких туннелей. Обещаю.

Переулок был сырым. По желобу в середине струился зловонный ручеек. По обеим сторонам в беспорядке валялись бочки, пустые ящики и стояли мусорные баки. В конце переулка Индия увидела довольно аккуратное сооружение из деревянных поддонов и ящиков, над которыми нависал большой кусок корабельного паруса. Сид поднес палец к губам, затем осторожно приподнял край парусины.

Индия прищурилась. Поначалу она увидела лишь груду тряпья, затем под грудой различила лежащую женщину и ребенка. Индия узнала в ней ту самую попрошайку, которая подходила к ним в «Нищем слепце». В головах у женщины стояла полупустая бутылка джина и валялась скомканная засаленная газета. Должно быть, прежде в этой газете находились рыба и чипсы. Сид подал сигнал: пора уходить. И вдруг женщина открыла глаза, вскочив на ноги. В руке блеснул нож.

– Успокойся, Китти, – сказал Сид, пятясь назад. – Мы не хотели тебя будить. Просто зашли убедиться, что у вас с дочкой все хорошо.

Китти растерянно моргала:

– Простите, мистер Мэлоун. Напугали вы меня.

– Нет, это ты меня прости. Спи.

Дочка Китти захныкала и шевельнулась. Грязные ручонки потянули тряпье на себя.

– Вот, возьми. – Сид снял куртку и укрыл спящую девочку. – Спокойной ночи, дорогуша.

Китти устало кивнула и легла рядом с дочкой.