Жизнь мальчишки

– Я уешаю, – наконец выдавил из себя он.

– Уезжаешь? – Я нахмурился. – Но куда?

– Прошто уешаю. Уешаю иж города… – Немо махнул своей тощей рукой в неопределенном направлении. – Мы переешаем.

К нам в «дом» подошли Джонни и Бен. Так мы и стояли кружком вокруг Немо, который всхлипывал, поминутно вытирая нос. Бен не смог долго это выносить и, отойдя в сторону, принялся пинать ногами камешки.

– Я зашел к тебе домой, Кори, чтобы попрощаться, но твоя мама шкажала, что ты на бейшбольном поле, – объяснил мне Немо. – Я прошто хотел попрощаться.

– Ясно. А куда вы едете? Навестить кого-то? – спросил я.

– Нет.

Новые потоки слез заструились по лицу Немо. Смотреть на это было тяжко.

– Мы переешаем в другой город, Кори.

– Переезжаете? Куда же?

– Не жнаю. Куда-то далеко отшюда.

– Господи, – протянул Джонни. – Да вы всего-то лето в Зефире и прожили!

– Мы надеялись, что в следующем году ты будешь играть в нашей команде! – воскликнул Дэви.

– Вот именно, – подхватил я. – Ты же должен был пойти в нашу школу.

– Нет, – покачал головой Немо, и я отчетливо увидел в его распухших глазах невыносимую муку. – Жавтра мы уешаем.

– Завтра? Куда вы так торопитесь?

– Так шкажала мама. Жавтра мы уешаем. Туда, где папа шможет продавать рубашки.

Рубашки. Вот в чем дело. Рубашки. Никто в Зефире не носит хорошо сшитые белые рубашки. Я сомневался, что они пользовались большим спросом хотя бы в одном городе, куда привозил жену, сына и свои образчики ткани мистер Керлисс. Не думаю, что где-нибудь нашлось бы такое место.

– Я не шмог…

Немо поднял на меня глаза. От боли в его взгляде у меня защемило сердце.

– Я так и не шмог… жавешти себе дружей, – сказал он. – Потому что мы вше время переешали.

– Мне жаль, Немо, – сказал я. – Очень жаль, что тебе приходится переезжать.

Под влиянием внезапного порыва я вытащил из своей бейсбольной перчатки мяч и протянул его Немо.

– Вот, возьми, – сказал я ему. – Сохрани его, чтобы иногда вспоминать о приятелях, которые остались у тебя здесь, в Зефире. Ладно?

Мгновение Немо колебался. Потом протянул свою волшебную руку и схватил мяч тощими пальцами, принимая подарок. Вот тут Джонни проявил себя истинным джентльменом: мяч принадлежал ему, но он не сказал ни слова против.

Немо вертел мяч в руках, перекладывая из ладони в ладонь, и я видел отражение красных швов мячика в стеклах его очков. Он рассматривал этот мяч с таким вниманием, словно это был магический кристалл.

– Я хочу оштатшя ждещ, ходить в школу, иметь дружей, – тихо проговорил Немо. Из носа у него по-прежнему текло, и он чихнул. Потом снова посмотрел на меня. – Я хочу жить как вше. Мне до шмерти хочетшя оштатшя ждещ ш вами.

– Может, когда-нибудь вы вернетесь, – подал голос Джонни, но это прозвучало слабым утешением. – Может быть, ты сможешь…

– Нет, – перебил его Немо. – Мы никогда не вернемшя. Никогда, даже на один-единштвенный день.

Немо повернулся лицом к дому, который ему предстояло так скоро покинуть. По его щеке скатилась слеза и, дрожа, повисла на подбородке.

– Мама говорит, что папа должен продавать рубашки, чтобы у наш были деньги. По ночам она иногда кричит на него, называет ленивым и говорит, что не должна была выходить жа него жамуж. А он вше отвечает ей: «Вот подожди, в шледующем городе мне непременно повежет».

Немо снова посмотрел на меня. В это мгновение выражение его лица изменилось. Он по-прежнему плакал, но теперь в его глазах пылал гнев такой силы, что мне пришлось отступить на шаг, чтобы жар его ярости не опалил меня.

– В шледующем городе у наш шнова не будет удачи, – продолжал он. – Мы так и будем переешать иж города в город, и мама будет кричать на него по ночам, а папа будет говорить, что в шледующем городе нам обяжательно повежет. Но все это ложь.

Немо замолчал. Теперь в нем говорил только гнев: пальцы крепко стиснули мяч, костяшки побелели, а глаза уставились в никуда.

– Нам будет не хватать тебя, Немо, – сказал я.

– Да, – подхватил Джонни. – Ты хороший парень.

– Когда-нибудь и ты пойдешь в гору, Немо, – уверил его Дэви Рэй. – Когда доберешься до вершины, ты еще всем покажешь, чего стоишь. Ты мне веришь?


– Верю, – отозвался Немо, но в его голосе не было убежденности. – Мне ужашно не хочетшя…

Он умолк. Слова не имели смысла: Немо был всего лишь маленьким мальчиком и должен был идти домой.

Стиснув в руке бейсбольный мячик, Немо направился через поле домой.

– Счастливо! – крикнул я ему, но он ничего не ответил.

Я попытался представить, какая у Немо жизнь: игра, для которой ты рожден, для тебя запретна; тебе приходится сидеть взаперти то в одном, то в другом доме в разных городах и жить там ровно столько, чтобы тебя успели поколотить местные хулиганы, но недостаточно долго для того, чтобы успеть сойтись со сверстниками, которые так и не узнают, что за мальчик скрывается под бледной кожей, натянутой на тощий костяк, что таится за шепелявым ртом, за толстыми стеклами очков. Я бы не вынес такой муки.

Немо закричал.

Крик вырвался из него с такой силой, что мы едва не подпрыгнули от неожиданности. Потом крик превратился в пронзительный вой, тоскливый и жалобный, он поднимался все выше и выше. Немо обернулся – сначала только голова, потом плечи и торс, – и я увидел его расширенные, полные ярости глаза и стиснутые зубы. Правая рука с мячом мелькнула в стремительном замахе, превратившись в размытое пятно, позвоночник щелкнул как хлыст – и Немо запустил мяч прямо в небо, почти вертикально вверх.

Я видел, как летит мяч, как он уносится в небо и становится темной точкой. Потом его поглотило солнце.

Немо упал на колени – крик и бросок, по-видимому, отняли у него последние силы. Он щурился, очки криво сидели на его носу.

– Лови его! – крикнул Дэви Рэй, глядя в небо. – Вон он падает!

– Где? – спросил Джонни, выставляя вверх свою перчатку.

– Где ты его видишь? – спросил я, шагнул в сторону и попытался разглядеть мяч в сияющей голубизне.

Бен тоже смотрел вверх. Его рука в перчатке висела вдоль туловища.

– С ума сойти, – тихо проговорил он, – мячисчез.

Мы ждали, глядя в небо.

Мы ждали, держа перчатки наготове.

Мы ждали.

Я взглянул на Немо. Он поднялся с земли и шел к дому, не быстро и не медленно, просто ему уже все стало безразлично. Он знал, что ждет его в следующем городке и в другом, куда они переедут потом.

– Немо! – позвал я.

Но он продолжал идти, не оглядываясь.

А мы ждали мяч, когда же он упадет к нам с небес.

Потом уселись на красную глинистую землю и смотрели на небо, где плыли кудрявые облака, а солнце склонялось к западу.

Все молчали. Никто не знал, что говорить.

Впоследствии Бен высказал предположение, что мяч, скорее всего, снесло в сторону ветром и он упал в реку. По мнению Джонни, мяч угодил в гущу птичьей стаи, изменил траекторию и потерялся. Дэви Рэй настаивал на том, что в самом мяче крылся какой-то дефект и что он, стремительно взлетая к небесам, просто разлетелся на куски, а мы не разглядели, как его обшивка и внутренности упали на землю.

А что думал я?

Я просто верил.

Мало-помалу сгустились сумерки. Мы с друзьями оседлали велосипеды и разъехались с бейсбольного поля по домам, распрощавшись с нашими летними мечтами. Наши взоры теперь обратились в сторону осени. Я собирался вскоре рассказать кому-нибудь свой сон о четырех черных девушках, которые звали меня по имени, стоя под деревом с облетевшей листвой. Кроме того, мне предстояло прочитать перед целым залом свой рассказ о человеке, лежащем на дне озера Саксон. Нужно было также выяснить, что находилось в деревянном ящике, который Блэйлок Большое Дуло продал ночью на лесной дороге людям в белых масках за четыреста долларов.

Мне предстояло помочь моему отцу обрести спокойствие.

Мы, четверо друзей, катили вперед, нажимая на педали; за нашими спинами ревел ветер, и все дороги вели нас к будущему.





Часть третья. Огонь осени




Глава 1

Шляпа с зеленым пером




– Кори?