Жизнь мальчишки

– Ты не ходишь в школу? – Меня потрясло такое известие. – Вот это да!

– Ее школа еще не окончена, – подала голос мать Чили, не переставая вязать. – Школа тумаков, которые раздает жизнь; я ее тоже прошла.

– Ох, мама! – вздохнула Чили.

Сорвавшись с ее губок в форме лука Купидона, эти два слова прозвучали для меня как музыка.

Я позабыл о боли. Для такого мужчины, как я, боль была просто ничем. Я выдержу все, что угодно, – правильно сказала мама Чили. Я окинул взглядом полутемную комнату, обставленную старой обшарпанной мебелью, а потом вновь посмотрел на Чили и словно увидел солнце после долгой ночной бури. Йод безжалостно жег, но прикосновения рук Чили были легки и нежны. Я подумал, что, должно быть, нравлюсь ей, иначе она не стала бы обращаться со мной так заботливо. Я видел ее совсем голой. До этого мне никогда не приходилось видеть обнаженных женщин, если не считать мамы. Я познакомился с Чили совсем недавно, но что значит время, когда говорит сердце? Сейчас мое сердце говорило с Чили Уиллоу, которая смазывала мне царапины йодом и улыбалась. Мое сердце говорило ей: «Если бы ты была моей подружкой, я бы подарил тебе сотню светляков в банке из зеленого стекла, чтобы ты не сбилась в темноте с пути. Я бы подарил тебе луг, весь в полевых цветах, среди которых не было бы двух одинаковых. Я бы отдал тебе свой велосипед с золотым глазом в фаре, чтобы он защищал тебя. Я бы написал для тебя рассказ, в котором ты стала бы принцессой и жила в замке из белого мрамора. Если бы я знал, что нравлюсь тебе, я бы подарил тебе волшебство. Только скажи, что я тебе небезразличен.

Только скажи…»

- А ты храбрый парень, – сказала мне Чили.

Где-то в дальнем углу хижины заплакал ребенок.

– О господи, – вздохнула мама Чили, откладывая вязанье. – Бубба проснулся.

Она встала и, шлепая своими резиновыми тапками по растресканному дощатому полу, направилась туда, откуда доносился плач.

– Сейчас я его покормлю, – сказала Чили.

– Ничего, не отвлекайся, я сделаю это сама. Билл скоро вернется, и на твоем месте я бы надела колечко – ты же знаешь, как он бесится, когда ты его снимаешь.

– Да, знаю, – вздохнула Чили.

Ее глаза потемнели. Она приложила ватку к последней моей царапине и закупорила пузырек с йодом:

– Все, дело сделано.

Мать Чили вышла к нам, держа на руках младенца, которому, как видно, не было еще и года. Я остался стоять посреди комнаты, а Чили поднялась с колен и прошла на кухню. Когда она вернулась, на среднем пальце ее левой руки появилось тоненькое золотое колечко. Чили взяла у матери ребенка и стала его укачивать, что-то напевая вполголоса.

– Ужасный плакса, – сказала мать Чили. – Истинное наказание.

Подойдя к окну, она чуть отодвинула легкую занавеску:

– А вот и Билл. Он подкинет тебя до дома, паренек.

Я услышал, как во дворе прогромыхал грузовик, подъехавший чуть ли не к самому крыльцу. Дверца открылась и с шумом захлопнулась. Вошел Билл, высокий и стройный, с коротко остриженными волосами, карими глазами с тяжелыми веками, лет восемнадцати на вид. На Билле были грязные джинсы и голубая рубашка с пятном машинного масла на груди. Он жевал спичку.

– А это кто такой? – первым делом поинтересовался он.

– Паренька нужно подвезти в Зефир, – ответила Биллу мать Чили. – Он заблудился в лесу.

– Обратно в Зефир я ни за что не потащусь! – отрезал Билл, смерив меня сердитым взглядом. – Чуть не изжарился в этом чертовом грузовике!

– Где ты был? – спросила Билла Чили, укачивая ребенка.

– Чинил мотор у старика Уолша. И если вы думаете, что это было плевое дело, лучше не злите меня.

Бросив взгляд на Чили, Билл прошествовал на кухню. Я заметил, что он смотрел словно сквозь нее, как будто ее и не было здесь вовсе. Глаза Чили угасли и наполнились тоской.

– Деньги-то хоть привез? – окликнула Билла мать Чили.

– Конечно. Вы что, совсем за идиота меня держите? Думаете, я буду задарма работать?

– Нужно свежее молоко для Буббы! – подала голос Чили.

Я услышал, как полилась илистая вода, закачиваемая насосом.

– Черт! – ругнулся Билл.

– Так ты отвезешь паренька в Зефир или нет? – снова спросила мать Чили.

– Нет, – ответил Билл.

– Подержи-ка. – Чили встала, передавая ребенка матери. – Тогда я сама отвезу его.

– Черта с два! – Билл вошел в комнату, держа в руке кружку с изображением еще одного Флинтстоуна, в которой плескалась коричневатая вода. – Ты не можешь никуда ехать, потому что у тебя нет водительских прав!

– Я же тебе сказала, что должна…

– Не твоя забота – развозить пацанов по домам, – оборвал ее Билл. Он снова смотрел на Чили, словно не видя ее. – Твое место в доме. Объясните ей, миссис Перселл.

– Я не пою под чужую дудку, – ответила мать Чили.


Отстранив ребенка, которого протянула ей дочь, она снова опустилась в кресло-качалку и, закурив новую сигарету, взялась за вязанье.

Допив коричневатую воду из кружки до дна, Билл поморщился:

– Ладно. Черт с ним. Отвезу его на бензозаправку рядом с авиабазой. Там есть платный телефон.

– Тебя это устроит, Кори? – спросила меня Чили.

– Меня… – Моя голова до сих пор шла кругом от вида золотого колечка на руке Чили. – Вполне.

– Тебе придется согласиться на то, что я тебе предлагаю, иначе я попросту выброшу тебя за дверь, – предупредил Билл.

– У меня нет денег, чтобы позвонить из автомата, – сказал я.

– Слушай, парень, у тебя чертовски жалкий вид, – заявил Билл, возвращаясь с кружкой на кухню. – Тех денег, что я заработал, я тебе точно не дам, можешь не рассчитывать.

Чили засунула руку в карман джинсов.

– У меня тут есть пара монеток, – сказала она, извлекая маленький красный пластиковый кошелек в форме сердечка.

Кошелек потрескался и истрепался; такие обычно покупают маленьким девочкам в магазинах Вулворта за девяносто девять центов. Чили открыла защелку кошелечка. Я увидел внутри несколько монет.

– Мне хватит десятицентовика, – торопливо сказал я.

Чили протянула мне дайм с головой Меркурия на обратной стороне, я взял у нее монетку и засунул в карман. Она подарила мне улыбку, что само по себе стоило целого состояния.

– Счастливо добраться до дома.

– Больше не заблужусь.

Я взглянул на личико ребенка и увидел, что у него такие же красивые васильковые глаза, как у Чили.

– Если идешь, пошли, – сказал Билл, проходя мимо меня к двери.

Свою жену и ребенка он даже не удостоил взглядом. Он вышел на улицу, крепко хлопнув дверью, и я услышал, как зафыркал мотор пикапа.

Я просто не мог оторваться от Чили Уиллоу. Позже, по прошествии многих лет, я услышал о «химии», неких флюидах, что возникают между людьми, и узнал, что это означает. Отец рассказал мне, как это бывает у птиц и пчел, но тогда я уже многое узнал от своих одноклассников. А в тот миг я ощущал лишь невыносимую тоску и страстное желание быть старше, выше, сильнее и красивее, чтобы решиться поцеловать губы на этом милом лице. И еще мне хотелось, чтобы время повернуло вспять и чтобы она не держала на руках ребенка от Билла. В тот момент я хотел сказать ей только одно: «Ты должна была дождаться меня».

- Тебе пора домой, мальчик, – сказала мне миссис Перселл.

Она внимательно рассматривала меня. Спицы замерли в воздухе, и я задался вопросом, не догадывается ли она, что творится в моей голове.

Никогда мне не суждено больше переступить порог этого дома. Никогда больше я не увижу Чили Уиллоу. Я точно знал это и потому пожирал ее глазами, пока мог.

На улице Билл надавил на гудок. Бубба снова заплакал.

– Спасибо, – сказал я Чили, взял свою мокрую рубашку и вышел из дома на солнцепек.

Борта ядовито-зеленого пикапа Билла несли на себе вмятины, а кузов заметно заваливался на левую сторону. На зеркале заднего вида болталась пара игральных костей из красного бархата. Я уселся рядом с водительским местом, пружины больно впились мне в зад. На полу машины стоял ящик для инструментов, валялись мотки проволоки. Все окна были опущены, но в кабине стоял устойчивый запах пота и чего-то тошнотворно сладкого, что я впоследствии стал связывать с крайней бедностью. Я оглянулся и увидел, что Чили вышла на крыльцо с ребенком на руках.

– Билл, пожалуйста, на обратном пути зайди в магазин и купи Буббе молока! – крикнула Чили.

В затхлом полумраке хижины я заметил мать Чили – она тоже стояла и смотрела нам вслед. Внезапно я понял, что обе женщины очень похожи друг на друга, хотя мать сильно изменилась под гнетом времени и обстоятельств. Как я догадывался, ей пришлось пережить немало горестей и разочарований. Я искренне надеялся, что Чили удастся избежать столь тяжкого жизненного пути, что она не запрет свою улыбку на замок, потеряв ключ от него.

– Пока! – крикнула мне Чили.

Я помахал в ответ. Билл отъехал от дома и вывел пикап на дорогу. Между Чили Уиллоу и мной поднялись клубы пыли.

Нам пришлось проехать не меньше мили, прежде чем на дороге появился асфальт. Билл, молчавший всю дорогу, высадил меня у заправки возле авиабазы. Только когда я выбрался наружу, он бросил:

– Когда подрастешь, паренек, трижды подумай, прежде чем сунуть куда-нибудь свой стручок.

Билл укатил, а я остался стоять один посреди раскаленной солнцем дороги.

Боль ничего не значила для такого человека, как я.

Хозяин бензозаправки показал мне телефон-автомат. Уже взяв в руку дайм с головкой Меркурия, чтобы опустить его в щель автомата, я передумал – не мог расстаться с дорогой мне монеткой. Ведь совсем недавно эти десять центов лежали в кошельке Чили Уиллоу. Я просто не мог бросить эту монету в телефон, поэтому попросил у хозяина бензоколонки дайм взаймы, пообещав, что мой отец вернет ему деньги.

– У меня здесь не банк, – недовольно сказал хозяин, но монетку мне все-таки выдал, взяв ее из ящика кассы.

В следующий миг монета провалилась в щель телефона. Я набрал свой номер. Мама сняла трубку со второго звонка.

Примерно через полчаса за мной прикатили родители. Я ожидал худшего, но мама чуть не задушила меня в объятиях, а отец с улыбкой потрепал по затылку. Я понял, что это хороший знак. По дороге домой я узнал, что Дэви Рэй и Бен добрались до Зефира сегодня в семь часов утра. Они рассказали шерифу Эмори всю приключившуюся с нами историю, а также то, что два человека в масках купили в лесу у главы клана Блэйлок, Большого Дула, что-то в деревянном ящике, после чего Блэйлоки гнались за нами по лесу.