Жена Тони

– Она была хорошенькая?

– В матери мне годилась.

– Ты, вероятно, обихаживаешь поклонниц любого возраста, – рассмеялась она, но тут же поняла, что задела Тони. – Прости, я не это имела в виду.

– Все было совсем не так, Черил. Мы с ней разговорились. Она недавно потеряла дочь. Я ее слушал и понимал, что мне нечего ей дать, нечего предложить. И тогда я вспомнил о цепочке и отдал ей ее. Сказал, что человек, который продал мне эту цепочку, утверждал, будто она выкована из золота, добытого в ливанских горах, и будто он пересек континенты и океаны, чтобы привезти ее мне, а значит, это особенная цепочка. И что мне трудно с ней расстаться, потому что каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, я вспоминаю старого торговца. Но эта женщина поняла, что я пытался сделать, и с большим смирением приняла цепочку в память о своей дочери.

Черил и Тони сидели на краю кровати, потягивая напитки.

Потом Тони поставил свой стакан на пол. Черил еще раньше отнесла свой на тумбочку с телевизором. И тут она набросилась на Тони.

Сначала она сорвала с него кушак, за кушаком последовали рубашка, туфли, носки, ремень и брюки. Одежда слетела с Черил, как будто ее сдуло с веревки шквальным ветром. Для женщины лет шестидесяти пяти у нее была весьма впечатляющая фигура. Ей можно было дать всего сорок, а когда Тони снял очки, ему даже удалось вообразить, что они снова детройтские школьники. Впрочем, без очков он мог вообразить что угодно.

Ее волосы – теперь белокуро-рыжие – были уложены в высокую, облитую лаком прическу, и у Тони не получалось запустить в них пальцы, как ему хотелось. Но страсть в ее голубых глазах заставила его забыть, что волосы у нее жесткие, как проволока. Тони вспомнил, что в старших классах Черил состояла в школьной команде поддержки, где любила высоко подпрыгивать и исполнять всякие кунштюки – садиться на шпагат и демонстрировать особый прыжок, известный как «хэрки». Что ж, тогдашнюю ловкость она сохранила. Еще она то и дело его покусывала. Это напомнило Тони, что доставка еды в номера работает до часу ночи, – он надеялся успеть с заказом ужина на двоих до того, как закроется кухня.

Черил предпочитала позу наездницы. Тони невольно подумал о своих любимых вестернах с Томом Миксом. Он вспомнил, как смотрел один из этих фильмов вместе с Черил и ребятами из Организации католической молодежи при церкви Святого Семейства, и стал гадать, помнит ли она тот поход в кино, но спросить не мог – его рот был занят. Через какое-то время – Тони не знал, сколько минут прошло, – Черил уже потратила уйму энергии, пытаясь доставить Тони удовольствие. Она двигалась на нем, как хорошо смазанный велосипедный насос, приговаривая: «Вот сейчас, вот-вот, воооот сейчас, сейчас, сейчас», и поначалу эта мантра, казалось, уговаривала, затем перешла в инструктаж, а в итоге стала звучать как приказ. Однако, несмотря на все усилия, Тони не достиг того, что требовалось; конечная точка так и осталась лишь в его воображении. Наконец Черил сползла с него и легла рядом на огромной кровати. Она хрипло дышала, будто взбежала на тринадцатый этаж, прыгая через две ступеньки.

– В чем дело? – спросила она, хватая воздух ртом.

– Дело не в тебе.

– Я уже не так молода, – признала Черил.

– Даже если бы и была, это бы не помогло. – Тони потянулся к ночному столику за сигаретами.

– Ясно. А то ведь я слежу за собой. Занимаюсь водной аэробикой в нашем христианском клубе. Коленями могу орехи колоть, в бедрах силы хоть отбавляй.

– Даже не сомневаюсь. – Он предложил ей сигарету.

Черил отказалась.

– Это все психологическое, Саверио, – сказала она.

– Ты так думаешь?

Она легла на бок. Изгибы ее тела напомнили ему отдыхающую древнеримскую богиню, статуя которой возлежала в панорамном бассейне за отелем. Этот шедевр инженерной мысли был устроен так, что из ракушечной короны на ее голове бил фонтан.

– Это расплата. Я тогда тебя обидела, ты затаил боль и страдание от того, что тебя отвергли, и сейчас неспособен… потому что тогда я тебе отказала.

Тони не знал, что ответить, и потому промолчал.

Черил перевернулась на спину.

– Ничего страшного. Нам за шестьдесят, каждое свидание уже не может быть фейерверком на День независимости. Такова жизнь. Хочешь, я снова попробую?

– Пожалуй, нет.

– Я так и думала. Для одной ночи достаточно и этого.

Тони следил взглядом за Черил, собиравшей свою раскиданную по всему номеру одежду.

– Ты хорошо выглядишь, Черил. Просто отлично.

– Знаю, – пожала она плечами. – У меня гены хорошие. И еще «Весонаблюдатели» помогают.



В одиннадцать вечера в номер доставили горячие вафли, хрустящий бекон, черный кофе, апельсиновый сок и картофельные оладьи. Тони заказал еду, как только Черил ушла; чтобы время пролетело быстрее, он решил вообразить, будто уже утро, – так было легче забыть об удручающем эпизоде. Кроме того, он и в самом деле проголодался – как-никак энергии было потрачено много, и все зря. Ощущения были такие, словно он притащился пешком в Париж, запряженный в двуколку, и не обнаружил там никакой Эйфелевой башни.

Заливая вафли сиропом, он поднял трубку и набрал номер.

– Привет, Чич.

В нью-йоркской квартире Чичи, страдавшая бессонницей, отложила книгу и посмотрела на часы.

– С тобой все хорошо, Саверио? – обеспокоенно спросила она.

– Не знаю, – раздалось в трубке.

– В каком смысле? Ты заболел? А то ведь глубокая ночь.

– Знаю. Я тебя разбудил?

– Нет, я читала. У Джудит Кренц вышел новый роман, не могу оторваться.


– Как всегда.

– Так в чем же дело, кредитка не сработала?

– Нет, все в порядке. В этом отношении.

– Так что же тогда?

– Это наконец случилось, детка.

– Да о чем же ты?

Он откусил от вафли. Масло и сироп капнули на заткнутую за вырез майки салфетку. Он пожевал и произнес:

– Я не смог.

– Не смог выступать? Ты потерял голос?

– Нет, петь-то я могу.

Чичи поняла не сразу. Она закрыла книгу.

Наконец Тони спросил:

– Ты еще на связи?

– Да. Просто пытаюсь переварить эту новость.

– Я тоже.

– Не знаю, что и сказать, – проговорила Чичи.

– Я и сам не знаю, что сказать, – мрачно отозвался Тони.

– Конечно, я могла бы заметить, что так тебе и надо…

– Ну спасибо. Я думал, что ужаснее уже почувствовать себя не смогу, а оказалось – могу.

– …но не стану, потому что я – твой единственный настоящий друг, – вздохнула Чичи, подсовывая подушку себе под ноги. – А кто она? Танцовщица?

– Нет, она, между прочим, еще старше тебя.

– Неужели ты уже и до такого докатился, Савви?

– Похоже на то! – рассмеялся Тони.

– Как-то не представляю себе, чтобы ты пожирал глазами зрителей в Орхидеевом зале в поисках дамочек формата «жена Санта-Клауса». Значит, это твоя знакомая.

– Как ты догадалась?

– В твоем возрасте незнакомые люди уже не так привлекательны. Нас больше занимает прошлое. Мы пытаемся удержать то, что уже знаем, – мягко сказала Чичи.

– Я был с ней знаком еще в Мичигане. Мы вместе пели в хоре церкви Святого Семейства.

– Совсем давно, – вздохнула Чичи.

– Она была такая красавица. Из польской семьи. Мне было шестнадцать, ей семнадцать, и она вышла за другого.

Чичи зевнула.

– Что ты хочешь, чтобы я сказала? – устало спросила она.

– Ты знаешь обо мне все, – тихо произнес Тони. – И это тоже – часть картины.

– Саверио, – начала Чичи, – ты вовсе не обязан заниматься любовью с каждой женщиной, которая хочет заняться с тобой любовью. Можно просто поужинать вместе, мило поболтать и поцеловаться на прощанье – или даже не целоваться. Можно, поверь мне, прогуляться по тропе воспоминаний и не дойти до постели. Тебе больше не нужно ничего никому доказывать.

– Нет, нужно. Только доказать не получается.

– Ты не обязан удовлетворять нужды разных женщин, даже если они этого требуют. Угости ее коктейлем. Отлично. Покружись с ней на танцполе. Прекрасно. А дальше пожелай ей спокойной ночи, посади ее на автобус, возвращайся в свой номер и закажи оладьи.

– Вафли.

– Да что угодно. Делай то, что хочешь сам. Можешь выступать в Орхидеевом зале и наслаждаться жизнью. При желании можешь даже выйти на пенсию. Благодаря мне у тебя недурные сбережения, денег предостаточно. Более того, благодаря той кавер-версии «Бонуса» ты еще и отлично заработаешь в следующие несколько лет. Мы ведь все это уже не раз обсуждали. А Дора где?