Жена Тони
Часть 67 из 100 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты просто не понимаешь. У тебя какой-то заскок на эту тему. Так вот, Чич, приготовься, потому что у меня тоже есть заскок, и он касается этого имени. Я его не потерплю.
– Поверить не могу, что ты, итальянец, не согласен со мной в этом вопросе! – воскликнула Чичи. – Это ведь наша традиция. В этом все мы.
– В этом вся ты. А для меня этот человек больше ничего не значит. И если бы ты проявляла ко мне уважение – в моем собственном доме, – ты бы ни за что не пошла против моей воли и не назвала бы моего сына в его честь.
Тони отодвинул тарелку с бутербродом, встал и вышел из кухни. Чичи выбросила бутерброд, схватила бутылочку с молоком и поднялась в спальню, чтобы продолжить спор с Тони, но его там не было.
Леоне крепко спал в своей колыбели. Она поставила бутылочку на ночной столик, вернулась в коридор и приоткрыла дверь в комнату для гостей. Тони лежал на кровати.
– Так ты здесь собираешься ночевать?
– Перемени его имя, Чичи.
Чичи закрыла дверь, вернулась в детскую, взяла на руки малыша, осторожно его разбудила и покормила из бутылочки, как поступала каждую ночь в отсутствие Тони и как будет продолжать делать, когда он снова уедет. Она села в кресло-качалку, держа на руках продолжавшего сосать Леоне. Ну и дела. В те немногие вечера, когда Тони был дома, вся семья ходила на цыпочках, чтобы он мог отдохнуть. О детях заботилась она, она вела дом. Она же оплачивала счета. Собственно, она делала все – вот только не пела и не сочиняла песни. Этим она пожертвовала ради того, чтобы у ее мужа был свой голос, своя карьера, своя жизнь. Державшая бутылочку рука задрожала. Не такую жизнь она планировала для себя и не на такую жизнь соглашалась, выходя замуж за Тони Арму. Что-то здесь требовалось изменить. Но, когда она укладывала Леоне обратно в колыбельку, ее пронзила страшная мысль. Было слишком поздно. Пока она надеялась, вдруг что-нибудь да изменится, что-то уже изменилось.
Наутро Чичи разбудил плывший по дому запах бекона и маслянистых оладий. Она заглянула в детскую. Леоне еще спал. Тогда она спустилась на кухню и, стоя в дверях, стала наблюдать, как Тони готовит близнецам завтрак. Девочки уже надели школьную форму. Тони подбросил оладью на сковороде, и девочки завизжали от смеха.
– В этой форме вы такие красивые, девочки, – сказала Чичи.
– Папа не велел тебя будить, – пояснила Санни.
– Какой папа хороший.
– Ты выглядишь уставшей, Ма, – заметила Рози, заливая оладьи кленовым сиропом.
Чичи бросила взгляд на свой старый купальный халат. А волосы, наверное, выглядят как мочало, огорченно подумала она. Еще бы ей не устать. Еще бы ей не выглядеть ужасно. Она не спала ночами, а днем отдыхать было некогда. Конечно, у девиц из кордебалета в Лейк-Тахо не было темных кругов под глазами и лишних килограммов после беременности.
– Что вам собрать на обед? – спросила она у девочек.
– Папа нам уже собрал, – сообщила Рози, хватая жестяной судок.
– Пошли, девочки, пора на автобус, – сказал Тони.
– Проводи их до конца аллеи, – напомнила мужу Чичи и поцеловала дочерей.
– Я в курсе, – ответил Тони.
Тони вывел девочек на улицу. Чичи пожевала ломтик бекона, выглянула в окно, наблюдая, как девочки забираются в автобус. За рулем сидела Дайси Стергилл, женщина среднего возраста с тугим перманентом и неприветливой улыбкой. Перед тем как закрыть дверь автобуса, она успела пофлиртовать с Тони. Даже водитель школьного автобуса попыталась закадрить Тони Арму.
Когда Тони вернулся, Чичи мыла посуду после завтрака.
– Оставь, я помою, – сказал Тони.
– Ладно, – ответила Чичи, бросила мочалку в раковину и вышла из кухни.
Тони окликнул ее.
– Мне надо к малышу, – бросила она.
– Называй его как хочешь, – сказал он.
– Как великодушно с твоей стороны, учитывая, что я назвала его в честь твоего отца.
Зазвонил телефон. Чичи взяла трубку.
– Доброе утро, мама. Да, он здесь. – Она протянула трубку Тони: – Это твоя мать.
– Ciao, мама… Да… Да. Я приеду. – Он положил трубку.
– Все в порядке? – спросила Чичи.
– Мой отец умер.
Тони ошарашенно опустился на стул. У него было совершенно потерянное лицо, как будто он утратил самого себя, а не кого-то близкого.
– Поехали в Детройт, – скомандовала Чичи.
– А как же дети?
– Их тоже возьмем. Пойдем наверх. Тебе надо отдохнуть. А я уложу вещи.
Чичи повела мужа по лестнице наверх и уложила его в постель.
Пройдя по коридору, она вошла в детскую и взяла из колыбельки малыша Леоне. Она принесла сына в спальню и положила его рядом с мужем. Тони обнял ребенка.
– Леоне, – пробормотал он.
И когда он впервые произнес вслух имя сына, по его щеке скатилась слеза, но Тони поспешно ее утер.
Чичи и Тони пробрались на свои места в актовом зале начальной школы Толука-Лейка. С мест, предназначенных для шестого класса, к ним обернулась и помахала рукой Рози. Сидевшая рядом с ней Санни облегченно вздохнула: она была уверена, что родители пропустят дебют ее братишки. В зрительном зале не оставалось свободных мест, все кресла были заняты родителями и прочими родственниками звезд школьного концерта.
Алый бархатный занавес на сцене пополз вверх, и на авансцену выступила девочка лет шести с тугими белокурыми косичками.
– Леди и джентльмены, встречайте! – объявила она. – Леоне Арма и его духовой оркестр!
Пятилетний Леоне был одет в белую рубашку с галстуком-бабочкой и синие брюки. Он направил трубу вверх и сыграл безупречное глиссандо, которое, казалось, развеяло облака на небе. Санни и Рози вскочили, поддерживая брата. Зал зааплодировал. Чичи схватила Тони за руку.
– У него талант, – гордо прошептал Тони.
Чичи наблюдала за тем, как наслаждается Тони, глядя на сына. Она подалась к нему и поцеловала.
– А это за что? – удивился Тони.
– Просто так. Я тебя люблю.
Тони поднес к губам ее руку, поцеловал и не выпускал до конца концерта. Забавно, подумала Чичи. Она знала Тони с юности, вышла за него замуж, родила ему троих детей, и за все это время она никогда еще не чувствовала себя ближе к нему, чем в эту минуту.
Чичи читала газету, опустив ноги в бассейн, когда зазвонил телефон.
– Чич, мне ужасно жаль, что именно мне приходится рассказывать тебе об этом, – начала Барбара. – Но помнишь, я говорила, что Чарли обычно заходит пропустить кружку пива в «О’Херли» на Б-стрит по дороге домой? Так вот, туда заходит один парень, репортер из «Ньюарк Стар-Леджер».
– Ага. И что? – Чичи глянула на часы. Похоже, в Джерси сестра встала ни свет ни заря ради этого звонка. – Барб, это что-то важное?
– Чарли сказал, что этот репортер хватил немного лишнего и рассказал ему кое-что. Завтра это будет в газете. Тони собирается подать на развод.
– Да это всего лишь газетная утка, – заверила ее Чичи.
– Я просто пытаюсь помочь тебе сохранить лицо.
– Ты о моем лице так заботишься или о своем? Со мной все хорошо. Мне отлично живется.
– Не принимай меня в штыки. Какое еще отлично живется? Ты несчастна. Тони никогда нет дома. Ты сама тащишь на себе все. Разве ты не видишь, что происходит? Ты обеспечила Тони такую жизнь, при которой он делает все, что хочет, и ни перед кем не отчитывается. Ему можно шляться везде, как неженатому, а ты сидишь дома, занятая делами и семьей. Это неправильно. Куда смотрит Ли Боумэн?
– Ли видит, что происходит.
– И что она предпринимает?
– Она его импресарио, а не духовник.
– А разве она не твой импресарио тоже? Кто заботится о тебе и твоих интересах? – спросила Барбара.
И правда, Ли изначально была их общим импресарио, они ведь подписали с ней договор, и она представляла их интересы как дуэта. Но по мере того, как забота о детях поглощала все больше времени Чичи, былой дуэт получал все меньше внимания Ли. Зато она много занималась Тони. Все работало на Тони Арму – певца, актера, артиста эстрады. Тони и Чичи больше не было названием их дуэта, а всего лишь словами, вытисненными золотом на рождественских открытках, которые они рассылали.
– Духовник ему как раз бы пригодился, – продолжала Барбара. – Тони понятия не имеет о том, как обеспечить твои потребности и как заботиться о твоем благосостоянии.
– И что же, по-твоему, мне требуется?
– Для начала – супружеская верность.
– А кому она не нужна? – сказала Чичи без тени иронии.
– У тебя ведь дети, подумай о них! Они прекрасно понимают, что происходит. Слышат каждый телефонный разговор. А в школе одноклассники расскажут им все, о чем ты умолчала. И им не нравится то, что они узнают о своих родителях. Это им вредит.
– Ты ведь считаешь, что у нас с тобой был слабохарактерный отец, а гляди, какими мы выросли. С моими детьми тоже все будет в порядке.
– Наш папа не был практичным, но, по крайней мере, его хобби заключалось не в женщинах.
– Да не могу я отогнать всех женщин от моего мужа. Это часть его работы. Он харизматичный, поет как ангел. И каждый день, с утра до ночи, окружен красотками. Когда я была молода, мне казалось, что на него охотятся женщины постарше, опытные, искушенные, а теперь я сама стала старше, зато они молоденькие, свежие, на все готовые и по-прежнему бегают за ним. Я ничего не могу с этим поделать.
– Но Тони-то может все это исправить.
– Я вышла замуж за певца, ему нужно продавать пластинки.
– Поверить не могу, что ты, итальянец, не согласен со мной в этом вопросе! – воскликнула Чичи. – Это ведь наша традиция. В этом все мы.
– В этом вся ты. А для меня этот человек больше ничего не значит. И если бы ты проявляла ко мне уважение – в моем собственном доме, – ты бы ни за что не пошла против моей воли и не назвала бы моего сына в его честь.
Тони отодвинул тарелку с бутербродом, встал и вышел из кухни. Чичи выбросила бутерброд, схватила бутылочку с молоком и поднялась в спальню, чтобы продолжить спор с Тони, но его там не было.
Леоне крепко спал в своей колыбели. Она поставила бутылочку на ночной столик, вернулась в коридор и приоткрыла дверь в комнату для гостей. Тони лежал на кровати.
– Так ты здесь собираешься ночевать?
– Перемени его имя, Чичи.
Чичи закрыла дверь, вернулась в детскую, взяла на руки малыша, осторожно его разбудила и покормила из бутылочки, как поступала каждую ночь в отсутствие Тони и как будет продолжать делать, когда он снова уедет. Она села в кресло-качалку, держа на руках продолжавшего сосать Леоне. Ну и дела. В те немногие вечера, когда Тони был дома, вся семья ходила на цыпочках, чтобы он мог отдохнуть. О детях заботилась она, она вела дом. Она же оплачивала счета. Собственно, она делала все – вот только не пела и не сочиняла песни. Этим она пожертвовала ради того, чтобы у ее мужа был свой голос, своя карьера, своя жизнь. Державшая бутылочку рука задрожала. Не такую жизнь она планировала для себя и не на такую жизнь соглашалась, выходя замуж за Тони Арму. Что-то здесь требовалось изменить. Но, когда она укладывала Леоне обратно в колыбельку, ее пронзила страшная мысль. Было слишком поздно. Пока она надеялась, вдруг что-нибудь да изменится, что-то уже изменилось.
Наутро Чичи разбудил плывший по дому запах бекона и маслянистых оладий. Она заглянула в детскую. Леоне еще спал. Тогда она спустилась на кухню и, стоя в дверях, стала наблюдать, как Тони готовит близнецам завтрак. Девочки уже надели школьную форму. Тони подбросил оладью на сковороде, и девочки завизжали от смеха.
– В этой форме вы такие красивые, девочки, – сказала Чичи.
– Папа не велел тебя будить, – пояснила Санни.
– Какой папа хороший.
– Ты выглядишь уставшей, Ма, – заметила Рози, заливая оладьи кленовым сиропом.
Чичи бросила взгляд на свой старый купальный халат. А волосы, наверное, выглядят как мочало, огорченно подумала она. Еще бы ей не устать. Еще бы ей не выглядеть ужасно. Она не спала ночами, а днем отдыхать было некогда. Конечно, у девиц из кордебалета в Лейк-Тахо не было темных кругов под глазами и лишних килограммов после беременности.
– Что вам собрать на обед? – спросила она у девочек.
– Папа нам уже собрал, – сообщила Рози, хватая жестяной судок.
– Пошли, девочки, пора на автобус, – сказал Тони.
– Проводи их до конца аллеи, – напомнила мужу Чичи и поцеловала дочерей.
– Я в курсе, – ответил Тони.
Тони вывел девочек на улицу. Чичи пожевала ломтик бекона, выглянула в окно, наблюдая, как девочки забираются в автобус. За рулем сидела Дайси Стергилл, женщина среднего возраста с тугим перманентом и неприветливой улыбкой. Перед тем как закрыть дверь автобуса, она успела пофлиртовать с Тони. Даже водитель школьного автобуса попыталась закадрить Тони Арму.
Когда Тони вернулся, Чичи мыла посуду после завтрака.
– Оставь, я помою, – сказал Тони.
– Ладно, – ответила Чичи, бросила мочалку в раковину и вышла из кухни.
Тони окликнул ее.
– Мне надо к малышу, – бросила она.
– Называй его как хочешь, – сказал он.
– Как великодушно с твоей стороны, учитывая, что я назвала его в честь твоего отца.
Зазвонил телефон. Чичи взяла трубку.
– Доброе утро, мама. Да, он здесь. – Она протянула трубку Тони: – Это твоя мать.
– Ciao, мама… Да… Да. Я приеду. – Он положил трубку.
– Все в порядке? – спросила Чичи.
– Мой отец умер.
Тони ошарашенно опустился на стул. У него было совершенно потерянное лицо, как будто он утратил самого себя, а не кого-то близкого.
– Поехали в Детройт, – скомандовала Чичи.
– А как же дети?
– Их тоже возьмем. Пойдем наверх. Тебе надо отдохнуть. А я уложу вещи.
Чичи повела мужа по лестнице наверх и уложила его в постель.
Пройдя по коридору, она вошла в детскую и взяла из колыбельки малыша Леоне. Она принесла сына в спальню и положила его рядом с мужем. Тони обнял ребенка.
– Леоне, – пробормотал он.
И когда он впервые произнес вслух имя сына, по его щеке скатилась слеза, но Тони поспешно ее утер.
Чичи и Тони пробрались на свои места в актовом зале начальной школы Толука-Лейка. С мест, предназначенных для шестого класса, к ним обернулась и помахала рукой Рози. Сидевшая рядом с ней Санни облегченно вздохнула: она была уверена, что родители пропустят дебют ее братишки. В зрительном зале не оставалось свободных мест, все кресла были заняты родителями и прочими родственниками звезд школьного концерта.
Алый бархатный занавес на сцене пополз вверх, и на авансцену выступила девочка лет шести с тугими белокурыми косичками.
– Леди и джентльмены, встречайте! – объявила она. – Леоне Арма и его духовой оркестр!
Пятилетний Леоне был одет в белую рубашку с галстуком-бабочкой и синие брюки. Он направил трубу вверх и сыграл безупречное глиссандо, которое, казалось, развеяло облака на небе. Санни и Рози вскочили, поддерживая брата. Зал зааплодировал. Чичи схватила Тони за руку.
– У него талант, – гордо прошептал Тони.
Чичи наблюдала за тем, как наслаждается Тони, глядя на сына. Она подалась к нему и поцеловала.
– А это за что? – удивился Тони.
– Просто так. Я тебя люблю.
Тони поднес к губам ее руку, поцеловал и не выпускал до конца концерта. Забавно, подумала Чичи. Она знала Тони с юности, вышла за него замуж, родила ему троих детей, и за все это время она никогда еще не чувствовала себя ближе к нему, чем в эту минуту.
Чичи читала газету, опустив ноги в бассейн, когда зазвонил телефон.
– Чич, мне ужасно жаль, что именно мне приходится рассказывать тебе об этом, – начала Барбара. – Но помнишь, я говорила, что Чарли обычно заходит пропустить кружку пива в «О’Херли» на Б-стрит по дороге домой? Так вот, туда заходит один парень, репортер из «Ньюарк Стар-Леджер».
– Ага. И что? – Чичи глянула на часы. Похоже, в Джерси сестра встала ни свет ни заря ради этого звонка. – Барб, это что-то важное?
– Чарли сказал, что этот репортер хватил немного лишнего и рассказал ему кое-что. Завтра это будет в газете. Тони собирается подать на развод.
– Да это всего лишь газетная утка, – заверила ее Чичи.
– Я просто пытаюсь помочь тебе сохранить лицо.
– Ты о моем лице так заботишься или о своем? Со мной все хорошо. Мне отлично живется.
– Не принимай меня в штыки. Какое еще отлично живется? Ты несчастна. Тони никогда нет дома. Ты сама тащишь на себе все. Разве ты не видишь, что происходит? Ты обеспечила Тони такую жизнь, при которой он делает все, что хочет, и ни перед кем не отчитывается. Ему можно шляться везде, как неженатому, а ты сидишь дома, занятая делами и семьей. Это неправильно. Куда смотрит Ли Боумэн?
– Ли видит, что происходит.
– И что она предпринимает?
– Она его импресарио, а не духовник.
– А разве она не твой импресарио тоже? Кто заботится о тебе и твоих интересах? – спросила Барбара.
И правда, Ли изначально была их общим импресарио, они ведь подписали с ней договор, и она представляла их интересы как дуэта. Но по мере того, как забота о детях поглощала все больше времени Чичи, былой дуэт получал все меньше внимания Ли. Зато она много занималась Тони. Все работало на Тони Арму – певца, актера, артиста эстрады. Тони и Чичи больше не было названием их дуэта, а всего лишь словами, вытисненными золотом на рождественских открытках, которые они рассылали.
– Духовник ему как раз бы пригодился, – продолжала Барбара. – Тони понятия не имеет о том, как обеспечить твои потребности и как заботиться о твоем благосостоянии.
– И что же, по-твоему, мне требуется?
– Для начала – супружеская верность.
– А кому она не нужна? – сказала Чичи без тени иронии.
– У тебя ведь дети, подумай о них! Они прекрасно понимают, что происходит. Слышат каждый телефонный разговор. А в школе одноклассники расскажут им все, о чем ты умолчала. И им не нравится то, что они узнают о своих родителях. Это им вредит.
– Ты ведь считаешь, что у нас с тобой был слабохарактерный отец, а гляди, какими мы выросли. С моими детьми тоже все будет в порядке.
– Наш папа не был практичным, но, по крайней мере, его хобби заключалось не в женщинах.
– Да не могу я отогнать всех женщин от моего мужа. Это часть его работы. Он харизматичный, поет как ангел. И каждый день, с утра до ночи, окружен красотками. Когда я была молода, мне казалось, что на него охотятся женщины постарше, опытные, искушенные, а теперь я сама стала старше, зато они молоденькие, свежие, на все готовые и по-прежнему бегают за ним. Я ничего не могу с этим поделать.
– Но Тони-то может все это исправить.
– Я вышла замуж за певца, ему нужно продавать пластинки.