Жена чайного плантатора

– Давай держись за мою руку, и мы с тобой будем петь по пути домой.

Хью заулыбался:

– Можно Уилф выберет песню?

Она кивнула:

– Если ты уверен, что Уилф знает песни.

Хью радостно запрыгал:

– Он знает! Он знает! Он знает!

– Ну?

– Он поет, мама. Он поет: «Бе-бе-бе, кричит овечка».

Гвен со смехом оглянулась – к ним от дома спускался Лоуренс.

– Конечно. Глупая старушка-мама.

– Вот вы где! – крикнул Лоуренс. – Лучше возвращайтесь домой.

– Мы ходили гулять к озеру.

– Ты выглядишь превосходно. Прогулка вернула розы на твои щеки.

– А у меня тоже есть розы, папа?

Лоуренс засмеялся.

– Я чувствую себя лучше, – сказала Гвен. – И у нас обоих розы.



Только одну вещь нужно было сделать Гвен, чтобы ее разум успокоился окончательно, поэтому на следующее утро она собралась и сказала Навине, что отправляется на долгую прогулку. В глубине души она понимала, что старая айя начнет возражать, если узнает настоящую цель ее ухода.

Навина взглянула на небо:

– Скоро пойдет дождь, леди.

– Я возьму зонт.

Выйдя из дому, Гвен направилась по дороге. Глубоко дыша и размахивая руками, она быстро шагала, на ходу ей легче думалось. Серебристая полоска озера скрылась из виду, и Гвен оказалась в таком месте, где пропитанные водой папоротники склонялись почти до самой земли. Из рабочего поселка доносились запах очагов и отдаленный собачий лай. Воздух замер в ожидании. «Затишье перед бурей», – подумала Гвен, глядя на приближающиеся ряды черных туч, разделенных полосами света.

Гвен всегда считала себя хорошим человеком, способным благодаря воспитанию отличить добро от зла. С момента рождения близнецов ее вера в себя сильно пошатнулась, хотя любовь к Хью и Лоуренсу была благом, в этом она не сомневалась. Но как же быть с Лиони? Гвен знала, что девочка жива и здорова, раз пропавший рисунок наконец оказался у нее в руках, но вдруг ее не любят?

Ей припомнился день, когда родилась Лиони, а вместе с этим нахлынули и другие воспоминания, отчего Гвен исполнилась еще большей уверенности в том, что пойти в деревню – это правильное решение. Ей было невыносимо думать, что Лиони, оторванная от своей настоящей матери, может расти, испытывая необъяснимое чувство заброшенности. Дрожа от предвкушения новой встречи с дочерью, Гвен воображала, как заберет Лиони с собой, но тут начался дождь. Он лил все сильнее, и у Гвен тревожно забилось сердце. Лоуренса, может быть, не так сильно огорчит цвет кожи девочки, как огорчил бы других живущих здесь европейцев, но он будет глубоко уязвлен неверностью жены.

Всю дорогу Гвен искала поворот, но теперь вода уже капала с деревьев и застилала ей глаза, разглядеть что-нибудь вдали было трудно. Наконец она нашла отходившую вбок дорожку, отмеченную большим, поросшим лишайником камнем, и остановилась рядом с ним отдышаться, прежде чем продолжить путь. Сперва ей удавалось идти, раскрыв зонт, под пологом ветвей, но ярдов через двадцать или тридцать заросли стали слишком густыми. Зонтик зацепился за ветки, Гвен рванула его и порвала. Пока она возилась с зонтом, волосы ее тоже запутались. Гвен, пыхтя, силилась высвободиться и застревала только хуже. Запаниковав, она едва не расплакалась, но наконец вырвалась из зеленого плена. Тропинка исчезла, а зонт пришел в негодность.

Гвен вынимала листья и сучки из волос, а дождь все усиливался. Она вернулась к дороге и, напрягая зрение, вглядывалась в спустившийся на землю туман. По краям дороги появлялись и исчезали какие-то темные фигуры; испугавшись, она выставила вперед руку, чтобы отогнать их. Закричала какая-то птица, послышался громкий треск, а следом за ним – звук ломаемых ветвей.

Гвен отлепила от шеи мокрые волосы и стряхнула с них воду. Раз уж она пустилась в путь, то не желала поворачивать назад. Ей нужно снова увидеть дочь: узнать, как она теперь выглядит, заглянуть ей в глаза и посмотреть на ее улыбку. Ей хотелось подержать девочку за руку, поцеловать ее в щеку и, обняв, покружить, как она кружила Хью. На несколько мгновений Гвен поддалась эмоциям, которые приучилась гнать от себя. Инстинктивно она понимала: если позволит себе ощутить любовь к дочери, то уже не сможет смириться с ее утратой. Теперь, предавшись мечтаниям, Гвен впустила в сердце тягу к родной плоти и крови, и ей стало так больно, что она согнулась пополам. А когда выпрямилась, утерла глаза, сделала глубокий медленный вдох и огляделась. В таком тумане ей никогда не найти деревню. От прилива крови голова у нее закружилась, Гвен села на камень под проливным дождем, обхватила себя руками и представила, что обнимает Лиони.

Так она и сидела, пока не промокла до нитки, потом подавила всхлип и отпустила свою маленькую девочку. Грудь сдавило так, что было трудно дышать. Гвен встала. Несколько минут она не двигалась – следила за крупными каплями дождя, которые падали в лужи на дороге, поднимая крошечные фонтанчики воды, – после чего, снова оставив свою дочь позади, начала долгий обратный путь к дому, медленно бредя по взбиравшейся на холм дороге.



Лоуренс не видел, как она вернулась, промокшая и с опухшими глазами. Несмотря на усталость, Гвен зажгла свечи и наполнила ванну. Хотя в штормовую погоду электричество от их собственного генератора поступало с перебоями, горячая вода имелась, и Гвен долго отмокала в ароматной ванне, чтобы боль и усталость растворились в воде. Потом приняла два порошка от головной боли и сполоснула лицо холодной водой.

После ужина они с Лоуренсом зажгли масляные светильники и устроились почитать. Принюхиваясь к слегка дымному запаху, Гвен надеялась, что мягкий уют вечера поможет заштопать рану в ее сердце.

– Почему ты пошла на такую длинную прогулку под дождем? – спросил Лоуренс, наливая им обоим бренди.

Гвен поежилась, боясь, что подхватила простуду.

– Мне просто нужно было подышать свежим воздухом. И я взяла зонт.

Лоуренс принес одеяло с другого дивана, завернул ее и помассировал ей шею сзади.

– Ты только-только стала поправляться. Мы не хотим, чтобы ты снова заболела, моя дорогая. Ты нам очень нужна.


– Все будет хорошо.

На самом деле, вымокнув под дождем, она чувствовала себя опустошенной, но больше эмоционально, чем физически. Тем не менее нужно было выглядеть нормально, поэтому Гвен решила немного почитать, а потом написать письмо матери. Ее разочаровало известие, что из-за развившейся у отца одышки родители отменили долгожданную поездку на Цейлон.

– Очень влажно, правда, – сказала Гвен, – хотя дождь закончился.

– Скоро снова пойдет.

Лоуренс вернулся в свое любимое кресло и взял в руки газету.

Мысли о Лиони грозили вылиться наружу, но Гвен поборола их, отбросив печаль. Она поудобнее устроилась на диване – не на том, что был покрыт леопардовой шкурой. Ей всегда было не по себе, когда она прислонялась к мертвому зверю. Подсунув под голову подушку, Гвен положила ноги на обтянутый гобеленом пуфик и приготовилась сосредоточиться на книге, но слова расплывались у нее перед глазами.

– Что ты читаешь? – поинтересовался Лоуренс, беря бокал бренди.

– Агату Кристи. «Тайна Голубого поезда». Книга вышла только в прошлом году, так что мне повезло достать ее. Мне нравится Агата Кристи. Она пишет так живо, так захватывающе, ты как будто сам находишься там.

– Хотя и немного нереалистично.

– Верно, но мне нравится забываться, читая увлекательные истории. Не выношу эти тяжелые тома из твоей библиотеки. Кроме поэзии, разумеется.

Лоуренс усмехнулся, приподнял брови и послал ей воздушный поцелуй:

– Рад, что у нас есть что-то общее.

– Дорогой!

Гвен закрыла глаза, тяга признаться во всем Лоуренсу не отпускала ее. Она представила, что бросается к его ногам и молит о прощении, как героиня столь милых ей романов. Но нет, это смешно. Сердце Гвен отчаянно билось, она приложила руку к груди, подбирая слова. Нужно только открыть рот и заговорить.

– Все в порядке? – спросил Лоуренс, заметив ее волнение.

Гвен кивнула, ей до боли хотелось открыть ему тайну существования Лиони. Той ночью в Нувара-Элии она променяла любовь всей жизни на пьяную шалость, но расплата за это оказалась слишком тяжелой и длилась слишком долго. Гвен чувствовала, что больше не в силах выносить это. Она снова повторила про себя слова: «Лоуренс, я родила ребенка от другого мужчины и спрятала его». Нет. Это звучит ужасно, но как выразиться по-другому?

Зазвенел звонок. Лоуренс приподнял брови, а Гвен отложила книгу.

– Мы кого-то ждем?

Гвен покачала головой, скрывая окатившее ее волной облегчение.

– Кто бы это мог быть в такой час?

– Понятия не имею. Может, Верити уехала без ключей?

Лоуренс нахмурился:

– Дверь не заперта. Если бы это была Верити, она просто вошла бы.

Они услышали шаркающие шаги дворецкого в холле, а потом женский голос. С американским акцентом. За ним последовал стук каблуков по паркету, который становился громче по мере того, как шедшая по коридору женщина приближалась.

– Кристина? – тихо проговорила Гвен.

– Другой американки я не знаю. А ты?

– Что ей…

Тут дверь открылась, и вошла Кристина. Она, как обычно, была одета в черное, но без всяких украшений и выглядела так, словно собиралась второпях и просто забыла про них. Пока Гвен боролась с дурными предчувствиями, которые вызвало у нее появление этой дамы, Лоуренс подошел к гостье и с улыбкой протянул ей стакан виски с содовой. Она не улыбнулась в ответ.

– Нет. Чистый виски. Большую порцию.

Кристина уселась на стул рядом с карточным столиком. Волосы ее, обычно тщательно уложенные, болтались по плечам, и Гвен заметила, что они крашеные, так как у корней отличались по цвету. Из-за этого Кристина выглядела уязвимой.

Она вынула из сумочки зажигалку и сигареты, вставила одну в серебряный мундштук, но, когда попыталась закурить, руки у нее так тряслись, что ничего не вышло. Лоуренс подошел, взял у нее зажигалку и наклонился, поднося ей огонек. Кристина сильно затянулась, сигарета зажглась, она откинула голову назад и выдохнула, пустив в потолок струю дыма.

– Что-нибудь случилось? – с тревогой спросил Лоуренс и прикоснулся к голой руке Кристины, без нежности, но мягко.

Американка молча опустила голову. Гвен заметила, что без косметики ее лицо было невероятно бледным и выглядела она лет на десять старше, будто ей уже перевалило за сорок. И не так уж она эффектна. Однако Кристина казалась такой напряженной, что эта мысль не утешила Гвен.

– Ты лучше сядь, Лоуренс.

Хозяева обменялись озадаченными взглядами.

– Хорошо, – сказал он и придвинул к себе стул.

– Ты тоже, Гвен.

– О, я уверен, Гвен ни к чему утруждать себя, если речь пойдет о бизнесе. Она была больна.