Жена чайного плантатора

Однако при виде картинок сына Гвен забеспокоилась. Полнолуние прошло, а последнего рисунка от Лиони так и не привезли. Хотя она едва могла дышать от облегчения, зная, что Хью будет жить, – ему с каждым днем становилось лучше, – в мозгу у нее все слышнее звучал голосок дочери, пробивавшийся сквозь стену отвлекающих мыслей. Шепот ребенка звал ее сквозь открытые двери, манил вдоль темного коридора, заставлял подниматься по гладким ступеням. Однажды ей показалось, что она увидела силуэт дочери в одном из окон на лестничной площадке, но потом луч света переместился, и Гвен поняла, что это была тень от закрывшего солнце облака.

Чувства, которые удавалось подавлять днем, по ночам усиливались до невероятной интенсивности. Голос Лиони становился громче, требовательнее, преследовал во сне и был таким реальным, что Гвен верила: девочка действительно находится в комнате. Просыпаясь с дрожью и в поту, она получала передышку, видя, что никого, кроме Хью или Навины, принесшей ей чай в постель, здесь нет.

По настоянию Гвен везде в доме расставили свежие цветы – в холле, в столовой, в гостиной и во всех спальнях. Стоило подвять хотя бы одному цветку, и весь букет выкидывали в мусор, а его место занимал новый. Однако никакое количество цветов не уменьшало тревоги Гвен. Она заключила сделку с Богом, но не выполнила свою часть договора и теперь жила в страхе, ожидая последствий.

После того как Хью вернулся в свою спальню, Лоуренс застал жену сидящей, понурив плечи, за маленьким столом – она раскладывала пасьянс. Он остановился рядом и наклонился, чтобы поцеловать ее в макушку. Гвен посмотрела на него. На мгновение их взгляды встретились в зеркале, но, боясь, что предательский блеск глаз выдаст ее, она отвернулась, и губы Лоуренса лишь слегка коснулись ее волос.

– Пришел спросить, не хочешь ли ты, чтобы я остался с тобой на ночь? – Он взглянул на карты. – Или сыграл партию?

– Я бы хотела, но какой смысл лишать себя сна нам обоим?

– Я думал, теперь ты будешь спать, раз Хью поправился.

– Лоуренс, со мной все будет в порядке. Не беспокойся. Все будет хорошо.

– Ну ладно, если ты уверена.

Она сцепила руки, чтобы унять их дрожь.

– Я уверена.

Когда он ушел, Гвен не легла в постель, а продолжила раскладывать пасьянс. Через час она откинулась на спинку кресла, но, как только закрыла глаза и ощутила, что начинает расслабляться, вдруг широко распахнула веки и сбросила карты со стола на пол, сердито воскликнув:

– Черт возьми, оставь меня в покое!

Но маленькая девочка будто не слышала.

Гвен обошла комнату, машинально беря в руки разные безделушки и ставя их на место. Вдруг малышка больна? Что, если дочь нуждается в ней?

Наконец усталость взяла свое, и Гвен уснула. Но начались ночные кошмары. Она была в поместье Оул-Три, залезала на старый дуб и падала с его ветвей или ехала в воловьей повозке, которая никуда ее не привозила. Гвен проснулась и стала ходить по комнате. Потом написала длинное письмо Фрэн с рассказом о Сави Равасингхе. Положила его в конверт, надписала адрес, поискала марку и, разорвав все на мелкие кусочки, выбросила в корзину для бумаг. После этого села, уставившись в темноту, за которой таилось озеро.

На следующий день Гвен не могла ни на чем сосредоточиться и перестала улавливать нить событий. Было ли ощущение, что мир вокруг нее рушится, Божьей карой? Может, рисунок не привезли, потому что Лиони больна? – рассуждала она сама с собой. Какой-нибудь пустяковой детской болезнью. Ничего серьезного. Или ее забрали? Детей иногда забирают. Или Сави обо всем узнал и теперь выжидает момент, чтобы подать голос? Каждый день она ждала беды, кусала ногти, не могла есть, терялась в догадках и чувствовала все возрастающий страх.

Она резко говорила с Лоуренсом, Навины вечно не было, когда она нужна, и Хью стал избегать ее, предпочитая проводить время с Верити.

Гвен вынула из шкафа всю свою одежду и разложила ее на кровати, намереваясь решить, что можно переделать, а что она уже никогда не наденет. Перемерила все вещи одну за другой, но каждый раз, взглянув в зеркало, видела, что всё не то. Платья на ней висели, и обручальное кольцо пришлось снять из опасения, как бы оно не соскользнуло с пальца и не потерялось. Примеряя шляпки, Гвен расплакалась. Навина вошла в комнату и застала ее неподвижно сидящей на полу в окружении шляп – фетровых, с перьями, цветами, широкополых, от солнца – и хватающей ртом воздух. Сингалка протянула ей руку, Гвен взялась за нее, с трудом встала на ноги, прислонилась к Навине, и та поддержала ее.

– Я похудела. Ничего не подходит, – сквозь всхлипы проговорила Гвен.

Старая айя не отпускала свою хозяйку.

– Вы немного устали, вот что.

– Я чувствую себя просто ужасно, – сказала Гвен, когда слезы иссякли.

Навина протянула ей платок вытереть лицо:

– Хью уже лучше. Вам не нужно беспокоиться.

– Дело не в Хью. То есть в нем, но не только. – Не в силах произнести ни слова, Гвен подошла к своему столу, вынула из него маленькую шкатулку, нашла ключ, отперла ее и показала рисунки Навине. – Что, если она больна?

Сингалка погладила ее по спине:

– Я понимаю. Вы не должны ломать себе голову. Оставьте. Следующий рисунок привезут. Вы позовите себе доктора, леди.

Гвен покачала головой.

Но позже в тот же день, когда у нее стало зудеть все тело, будто с него содрали кожу, она больше не могла терпеть. Пошатнувшееся психическое равновесие вкупе с недосыпанием вызвали боль во всем теле. Гвен подскакивала от малейшего шума, слышала звуки, которых нет, чувствовала себя неспособной справиться с простейшими делами и заметила, что ходит кругами: начинает что-то, бросает, потом вообще забывает, чем была занята. Дойдя до точки, в которой она ощутила потерю связи со всем, что было ей дорого, она капитулировала и смирилась с необходимостью обратиться за помощью.





Глава 17




К счастью, доктор смог приехать вскоре после того, как Гвен ему позвонила. Зная, что порошки, которые он собирался ей прописать, приготовят и привезут, она захотела в ожидании чем-нибудь себя занять. В таком тяжелом состоянии Гвен едва ли могла взяться за изготовление сыра, но она научила одного из кухонных мальчиков выполнять эту работу, так что вместо сыроделия обратила свое внимание на домашние счета.

За прошедшие годы Гвен разобралась с несовпадением между оплаченными заказами и тем, что действительно появлялось в доме. Она сама проверяла все, что привозили, и сопоставляла привезенные товары с выставленными счетами. Наконец все стало сходиться, и хотя Гвен подозревала, что аппу подворовывает, доказать это было трудно. Сейчас она не ожидала увидеть никакой недостачи.

Навина присматривала за Хью, а Гвен села за стол и заставила себя забыть о тревогах. Потерев лоб, чтобы унять головную боль, она заметила счет на неожиданно большое количество риса, виски и растительного масла, оплаченный во время болезни Хью. Она пошла в кладовую, рассчитывая увидеть там большой запас продуктов, но обнаружила даже меньший, чем обычно. Второй ключ был только у аппу.


На кухне Гвен намеревалась спросить об этом повара, но застала там Макгрегора – он сидел за столом перед чайником с чаем и курил трубку.

– Миссис Хупер, – сказал управляющий, наполняя свою чашку. – Как вы? Чая?

– Немного устала, мистер Макгрегор. Чая не надо, спасибо. Я надеялась поговорить с аппу.

– Он уехал в Хаттон с Верити. Она взяла «даймлер».

– Вот как? Почему они поехали вместе?

– Она сказала, у них какое-то дело.

– Какое еще дело? – нахмурилась Гвен.

– Она следила за заказами, пока вы были заняты Хью. Наверное, они забирают какие-то продукты.

– И счета тоже она оплачивала?

– Полагаю, ей пришлось это делать.

– А вы так и ездите в банк в Коломбо?

– Да, я привожу зарплату рабочих и деньги на домашние расходы. – Макгрегор помолчал. – Ну, обычно это делаю я, но в этом месяце у нас очень много чая в производстве и Лоуренс был занят, так что в банк ездила Верити.

– На «даймлере», я полагаю?

Он кивнул.



Гвен уложила Хью спать и, надеясь, что снотворное скоро привезут, попросила Навину прийти к ней в комнату.

Когда сингалка села на стул, Гвен посмотрела в ее спокойные темные глаза:

– Почему рисунок в этом месяце запаздывает? Мне нужно знать. – (Навина пожала плечами. Что означал этот жест?) – С ней по-прежнему все хорошо? Или что-то случилось? – продолжила Гвен.

– Подождем еще немного, леди, – сказала Навина. – Если бы девочка заболела, я бы уже слышала.

Гвен чувствовала себя ужасно усталой и с трудом могла поддерживать даже самый простой разговор, но ей нужно было знать, что с Лиони не произошло ничего плохого.

Во время их беседы вошла Верити:

– Привет! У меня для тебя кое-что есть.

– Спасибо, Навина, – сказала Гвен и кивнула, отпуская служанку.

– Мы были в Хаттоне, – продолжила Верити, когда та вышла.

– Я слышала.

– Я столкнулась со стариком Партриджем.

– Верити, он вовсе не стар. Разве что волосы у него редеют. – Она слабо улыбнулась. – Ты знаешь, он ужасно мил. Тебе повезло.

Верити вспыхнула:

– Не говори глупостей! Он дал мне рецепт, чтобы в аптеке приготовили лекарство. Собирался сам его заказать, но я сняла с него эту проблему. Хочешь, растворю тебе порошок в горячем молоке?

– О, пожалуйста, будь добра.

– Ты пока укладывайся, а я пойду на кухню и подслащу его доброй порцией патоки, чтобы отбить неприятный вкус. Что скажешь?

– Спасибо. Это хорошо.

– Если кто и знает, как отвратительна бессонница, то это я. Хотя я удивилась, учитывая, что Хью поправился… Я думала, ты будешь отключаться мигом.

– Кажется, я стала тревожной из-за его болезни.

– Верно. Через секунду вернусь.

Гвен разделась и взяла белую ночную рубашку, которую положила для нее на кровать Навина, поднесла ее к лицу и вдохнула свежий цветочный запах, потом надела через голову и завозилась с пуговицами. Чувство вины зацементировало Гвен изнутри, но, сцепив руки и стараясь вспомнить более счастливые времена, она пыталась оградить себя от мрачных раздумий. Если Навина права, может быть, Лиони вовсе не больна, а рисунок просто перехватили.

Допустим, ей суждено потерять все, тогда лучшее, на что она может рассчитывать, – это что ее отправят обратно в Оул-Три и не дадут видеться с сыном. Гвен задрожала от мысли, что Хью останется без матери, и представила себе Флоранс Шуботэм и других женщин, взирающих на нее с выражением превосходства на лице, если всплывет история с Лиони. Криво усмехаясь, они будут поздравлять друг друга с тем, что это ей, а не им выпало на долю уступить домогательствам очаровательного сингала.