Жажда

– Эй, куда ты так спешишь? – осведомляется Мекай. Меня удивляет его тон – в нем нет даже намека на ту теплоту, с которой он разговаривает со мной.

Правда, и ответ Лии не очень-то приветлив.

– Привет. Да вот, просто решила использовать окно в своем расписании, чтобы поработать в изостудии.

Мекай поднимает бровь:

– С каких это пор ты начала использовать окна в своем расписании, чтобы заниматься чем-то полезным?

Она отводит глаза, на челюсти ее играют желваки, и на секунду мне кажется, что она не ответит. Но затем она пожимает плечами и говорит:

– Я работаю над портретом Хадсона.

– Так вот кто это, – восклицаю я, вспомнив портрет, над которым она работала в изостудии вчера. – Он был очень хорош собой.

– Ты даже не представляешь насколько. – Ее губы изгибаются в подобии улыбки. – Мои художественные способности совершенно недостаточны, чтобы в полной мере отразить его красоту.

– Скромничаешь? – с насмешкой говорит Мекай. – На тебя это не похоже.

– Я бы сказала «выкуси», – отвечает она, картинно закатив глаза, – но кто знает, кого ты кусал в последнее время.

– Спасибо, но я слишком боюсь подцепить бешенство, чтобы кусать тебя, – не остается в долгу он.

Ничего себе. Да, дело здесь пахнет керосином, и я невольно начинаю гадать, не придется ли мне сейчас увидеть еще одно нападение вампира.

Видимо, когда Лия обозлилась на Джексона, у нее испортились отношения и с остальными членами Ордена, потому что сейчас Мекай смотрит на нее так, словно он бы с удовольствием перегрыз ей горло.

Но когда я уже начинаю думать о том, чтобы отойти от них, чтобы не попало и мне, Лия делает неприличный жест, посылая его куда подальше, затем берет меня под руку и говорит:

– Пойдем, Грейс. Он того не стоит.

– Вообще-то Мекай просто провожал меня на урок. – Мне не нравится быть в гуще их конфликта, но это вовсе не значит, что я при первой же возможности брошу Мекая.

Звенит предупредительный звонок, возвещающий скорое начало следующего урока, и Мекай, пожав плечами, делает шаг назад.

– Я, пожалуй, пойду на матанализ, если ты не возражаешь, чтобы остаток пути тебя сопровождала Лия.

– О чем ты? Разумеется, я могу благополучно доставить ее на урок, – саркастически бросает Лия, я же только благодарно улыбаюсь ему.

Мне нравится, что Мекай готов обеспечивать мою безопасность, не поднимая шума из-за мелочей. Особенно если учесть, что в более широком аспекте о ней позаботился Джексон.

– Я совсем не против, – отвечаю я, и так оно и есть. Когда меня окружают те, кому доверяет Джексон, даже если они друг с другом на ножах, это так облегчает жизнь, позволяет смотреть на нее настолько проще. – А тебе надо идти на математику.

– Такие слова не пожелал бы услышать ни один нормальный человек, – со вздохом отзывается он. Но делает еще один шаг назад и машет мне рукой, расставив на ней два пальца в форме буквы «V».

Повинуясь порыву, я подхожу и обнимаю его:

– Спасибо, что ты меня проводил. Я очень тебе благодарна.

Похоже, он немного ошарашен этим простым проявлением человеческих чувств, и я быстро отстраняюсь, боясь, что сделала что-то не то. Но когда поднимаю глаза, на его лице играет бесхитростная улыбка, говорящая о том, что он ничего не имеет против. А потом он гладит меня по голове, словно я чихуахуа, получившая приз на выставке собак.

Но все равно приятно знать, что я заслужила одобрение кого-то из друзей Джексона, так что я улыбаюсь ему и машу рукой, также расставив два пальца.

Он смеется, немного ощеривается в сторону Лии – надо думать, для виду, – затем разворачивается и идет назад.

Я секунду смотрю ему вслед, ожидая, что сейчас он понесется во весь опор, как это делала Лия, но вместо этого Мекай идет не спеша, как герои тех старых вестернов, которые часто смотрел мой отец.

Что только поднимает его в моих глазах. Он готов дать мне и Лии возможность поболтать без помех, но отнюдь не спешит оставить меня с кем-то один на один. Даже если это такой же вампир, как он сам.

– Как ты? – спрашиваю я, еще раз взглянув на свой телефон и опять не найдя на нем сообщений от Джексона. И обнаружив, что до начала урока осталось только две минуты.

– По-моему, это мне надо задать тебе этот вопрос после той сцены в зале для самоподготовки.

– Ах, это… Джексон… э-э… – Я замолкаю, не зная, что тут можно сказать.

Лия смеется:

– Тебе не надо ничего объяснять. Хадсон тоже всячески оберегал меня, делая все, что считал нужным, лишь бы мне было хорошо. Даже когда меня не от чего было оберегать.

Может, рассказать ей, что происходит на самом деле? – думаю я. Чтобы узнать, что по этому поводу думает она. Но мы уже почти дошли до флигелей, и теперь вокруг стало куда больше народу – и вампиров, и ведьм, и драконов, и человековолков. И поскольку все они наверняка и так перемывают мне кости, я решаю не подливать масла в огонь.

А посему вместо того, чтобы открыть Лии глаза на происшествия последних дней, я просто пожимаю плечами и смеюсь:


– Ты же знаешь, парни, они такие.

– Это точно. Кстати говоря… я тут подумала, что, может быть, тебе захочется на какое-то время избавиться от всего этого мужского шовинизма. Хочешь, устроим сегодня вечером девичник? Мы могли бы заняться косметическими процедурами, посмотреть какую-нибудь романтическую комедию, наесться шоколада. Может быть, даже сделать друг другу маникюр и педикюр, о которых мы говорили на днях.

– Правда? – Я украдкой смотрю на свой телефон, но ответа от Джексона все нет. Может, мой дядя в самом деле услал его в Прагу – или в Сибирь? – Да, наверное, это было бы неплохо.

– Надо же. – Она делает вид, что оскорблена. – Какой энтузиазм.

– Извини. Просто я надеялась, что Джексон попросит меня провести с ним какое-то время сегодня вечером. Но… – Я со вздохом показываю ей мой телефон: – Пока ничего.

– Не обольщайся. Джексон не из тех, кто строит планы заранее. – К ожесточению в ее голосе примешивается грусть, и я невольно начинаю думать, что, несмотря на ее слова, ей так же недостает его дружбы, как и ему недостает дружеского общения с ней.

Вот жесть. Особенно если учесть, какая боль сейчас снедает их обоих.

Встревать в это я не могу, ведь это не мое дело – я не знала Хадсона и меня не было рядом, когда дружба Джексона и Лии оборвалась, – но мне хорошо известно, какой хрупкой может быть жизнь, даже если ты вампир. Как быстро ей может прийти конец, притом безо всякого предупреждения – и потом уже ничего исправить нельзя.

Я также знаю, как Джексона тяготит ссора с Лией, поскольку это каждодневно напоминает ему о его роли в гибели брата. Может быть, все это таким же тяжелым грузом лежит и на Лии… и, может быть, их раны начали бы потихоньку затягиваться, если бы они смогли простить друг друга и самих себя?

Ведь надо думать, все, что угодно, было бы лучше этой их вражды. Они оба сокрушены, и ни он, ни она не могут идти дальше, в будущее, из-за того, что они так травмированы прошлым.

Поэтому в конце концов я не могу удержаться и все-таки говорю:

– Знаешь, ему здорово тебя недостает.

Лия пялится на меня:

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – то ли шепчет, то ли шипит она.

– Да нет, знаю. Он рассказал мне о том, что произошло. И я даже представить себе не могу, как тебе должно быть больно…

– Ты права. Ты не можешь этого представить. – Она ускоряет шаг, и я чувствую, что туннель начинает идти вверх. – Так что даже не пытайся.

– Хорошо. Прости. – Чтобы не отстать от нее, я почти бегу. – Просто мне кажется, что тебе стало бы лучше, если бы ты попыталась восстановить контакт с Джексоном. Или с кем-нибудь другим. Я понимаю, что ты скорбишь, понимаю, что ты хочешь, чтобы тебя все оставили в покое, потому что общение слишком мучительно. Поверь, я хорошо это понимаю. – Господи, мне ли это не понимать.

– Но дело в том, – продолжаю я, – что так тебе никогда не станет лучше. Ты варишься в собственном соку, тонешь в своем горе, и, пока ты не решишься сделать первый шаг, ты так и будешь тонуть.

– А что я, по-твоему, делала, когда приглашала тебя к себе на косметические процедуры? – вопрошает она, говоря таким тоненьким голоском, какого я у нее еще не слыхала. – Я так устала плакать перед сном каждую ночь, Грейс. Так устала страдать. Поэтому-то я и подумала, что могу начать все сызнова с тобой. Ты хорошая, и ты не знала Хадсона и не знала меня такой, какой я была тогда. Мне казалось, что мы могли бы стать подругами. Настоящими подругами.

Она отворачивается, но я все равно догадываюсь, что сейчас она закусила губу, пытаясь сдержать слезы. Какая же я дура.

– Конечно же, мы подруги, Лия. – Повинуясь порыву, я обнимаю ее за плечи и прижимаю к себе.

Поначалу она напрягается, но потом расслабляется и приникает ко мне. Когда-то я никогда не размыкала объятий первой – но это было до того, как погибли мои родители. После этого меня столько раз обнимали люди, действовавшие из лучших побуждений и не представлявшие, что еще они могут сделать, поэтому я научилась быстро отстраняться – просто из самосохранения.

Но сейчас с Лией я возвращаюсь к своему прежнему обыкновению и продолжаю обнимать ее, ожидая, когда она сама решит, что довольно. На это уходит больше времени, чем я думала, и, на мой взгляд, доказывает теорию о том, что нельзя размыкать объятия, пока второй человек не отстранится сам, ибо ты не знаешь, каково ему сейчас и не требуется ли ему утешение.

И тут прямо посреди наших объятий, как нарочно, начинает вибрировать мой телефон, и мне приходится напрячь всю мою волю, чтобы не схватить его. Но настоящие друзья – это важно, не говоря уже о том, что искать их нужно днем с огнем, а потому я терпеливо дожидаюсь, когда Лия наконец сама сделает шаг назад.

Мой телефон вибрирует еще три раза, затем перестает, затем вибрирует опять. Лия закатывает глаза, но делает это дружелюбно, как бы говоря, что гроза прошла.

– Давай, ответь и избавь Джексона от мучений. Возможно, он боится, что человековолки решили все-таки сожрать тебя на обед, несмотря на его предостережение.

Видимо, она права, потому что до того, как я успеваю достать телефон из кармана, на него приходят еще два сообщения. Лия только смеется и качает головой:

– Ну и ну, похоже, даже сильные мира сего могут пасть.

Чтобы не соврать, у меня екает сердце, когда я слышу эти слова, хотя какая-то часть меня все еще боится, что я всего лишь принимаю желаемое за действительное. Но я не могу не улыбнуться, когда смотрю на череду присланных им сообщений.

Джексон: Я же тебе говорил не беспокоиться.

Джексон: Я устоял, чтобы продолжать сражаться.

Джексон: Или лучше сказать: «Я устоял, чтобы продолжать кусаться»…

Джексон: Как бы то ни было, приходи вечером в мою комнату, когда освободишься.

Джексон: Я хочу кое-что тебе показать.

Отчасти я улыбаюсь потому, что он написал мне, как только закончил разговор с дядей Финном.

Но более всего потому, что он пригласил меня к себе.

Я: Извини, я разговаривала с Лией.

Я: Само собой! В какое время?