Жажда
Часть 35 из 92 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Сначала тебе надо поесть.
– Тебе тоже. – Я беру с подноса серебристую пачку печенья и протягиваю ее ему.
Он смотрит на печенье, потом на меня.
– Ух, какой же я голодный!
Кто-то фыркает – оказывается, что это один из членов Ордена, кажется, единственный из них, кто похож на аборигена Аляски – парень с бронзовой кожей и длинными черными волосами, связанными в аккуратный конский хвост.
– Ты находишь в этом что-то смешное, Рафаэль? – осведомляется Джексон, сощурив глаза и говоря вкрадчивым тоном.
– Нет, ничего, абсолютно ничего, – отвечает Рафаэль, но в его устремленных на меня глазах пляшут озорные огоньки. – Думаю, ты придешься мне по душе, Грейс.
– Надо же, а ведь день так хорошо начинался.
Он ухмыляется:
– Да, ты определенно придешься мне по душе.
– Не льсти себе, Грейс, – говорит другой член Ордена, парень с веселыми глазами и золотыми кольцами в ушах. – У Рафаэля не самый хороший вкус.
– В отличие от тебя, Лайам, да? – бросает ему Рафаэль. – Последняя девушка, с которой ты встречался, была настоящей барракудой.
– Не оскорбляй барракуд, – вставляет еще один друг Джексона, говорящий с испанским акцентом и раскатисто произносящий звук «р».
– Лука понимает, о чем я, – замечает Рафаэль.
– Это потому, что сам Лука будто бы встречался только с классными девушками? – спрашивает Джексон, растягивая слова.
Эта насмешка звучит столь неожиданно – что-то подобное бывало в нашей телефонной переписке, но вживую я от Джексона такого еще не слышала, – что я не могу не воззриться на него. Впрочем, сегодня утром все представляется мне неожиданным – и особенно близкие отношения внутри Ордена. До этого всякий раз, когда я видела их, они казались такими суровыми, такими неприступными. Напрочь лишенными чувств.
Но сейчас, когда они сидят все вместе и на них смотрим только мы с Мэйси, поскольку Кэм и его компания, едва увидев, кто сидит рядом с нами, повернули в другую сторону, они ведут себя точно так же, как любая другая компания друзей. Только они забавнее и намного, намного симпатичнее. И от осознания того, что у него такие друзья и что сам он может быть таким другом, Джексон нравится мне еще больше.
Он замечает, что я не свожу с него глаз, и вопросительно поднимает бровь.
Я просто пожимаю плечами, мол, не бери в голову, и тянусь к моему стакану. Затем едва не давлюсь соком, когда перехватываю его взгляд и вижу в нем желание, вижу темную и мучительную жажду, от которой мое дыхание пресекается и меня опять охватывает жар.
Он смотрит на меня одну секунду, две, затем медленно моргает, и, когда открывает глаза, в них снова появляется пустота.
Но я все равно продолжаю глядеть на него, по-прежнему не могу отвести от него взгляд. Потому что и в этой пустоте есть нечто столь же прекрасное и столь же сокрушительное, как и в только что пылавшем в его глазах жарком огне. Но в конце концов я все-таки заставляю себя опустить взгляд. В основном потому, что иначе я могла бы сделать какую-нибудь глупость, например, при всех броситься Джексону на шею.
Отвернувшись от него, я с усилием переключаю внимание на разговор между членами Ордена и слышу, как Лука говорит:
– Откуда мне было знать, что Энджи – это демон, высасывающий душу?
– Хм-м, мы же тебе это говорили, – отвечает Мекай.
– Это верно, но я думал, что вы относитесь к ней предвзято. Она же не понравилась вам с самого начала.
– Это потому, что она была демоном, высасывающим душу, – повторяет Лайам. – Что тут непонятного?
– Что я могу на это ответить? – Лука беспечно пожимает плечами. – Сердцу не прикажешь, если оно чего-то хочет.
– Это если то, чего оно хочет, не пытается тебя убить, – замечает Рафаэль.
– Порой даже и тогда. – Эти слова тихо произносит парень с тревогой во взгляде, сидящий справа от Мэйси.
– Ты это серьезно, Байрон? – ворчит Мекай. – Почему ты вечно мешаешь нашей беседе?
– Это было просто замечание.
– Ну да, замечание, вгоняющее в тоску. Расслабься, чувак.
Байрон смотрит на Мекая, скривив губы в чуть заметной улыбке, которая делает его похожим на современное воплощение его тезки-поэта.
Который был безумен, несносен и которого было опасно знать, как сказала о лорде Байроне его любовница, леди Каролина Лэм. Но, вспоминая эту знаменитую цитату, я думаю отнюдь не о волнистых, черных волосах Байрона и не о ямочках на его щеках. Нет, мне кажется, что эти слова относятся к Джексону с его лицом, прочерченным шрамом, холодными глазами и улыбкой, в которой нередко читается нечто, похожее на жестокость.
Он определенно несносен. Определенно опасен. Что же до его безумия… то этого я еще не знаю, но что-то подсказывает, что мне удастся это узнать.
Думая о нем вот так, я невольно спрашиваю себя: какого черта, как я могу даже помышлять о таком? Ведь когда я жила в Сан-Диего, мне совсем не нравились мрачные и опасные парни. Но, быть может, все дело в том, что дома подлинные экземпляры этого типа парней мне никогда не встречались. А здесь, на Аляске… В общем, скажу одно – половина девушек в школе не зря сохнут по Джексону.
К тому же он совсем не таков, каким кажется на первый взгляд. Как бы Джексон ни был взбешен, со мной он неизменно мягок. Даже в первую нашу встречу, когда Джексон вел себя так несносно, он все же не сделал ничего такого, что заставило бы меня чувствовать себя неуютно. И он, разумеется, никогда не обижал меня, не причинял мне никакого вреда. Может быть, для всех остальных он и впрямь так опасен, как говорила Мэйси, но мне он кажется скорее непонятым, чем порочным, скорее надломленным, чем дурным.
Как сказал этот самый Байрон, сердцу не прикажешь, если оно чего-то хочет – даже чего-то плохого. А я уверена, что сколько предостережений насчет Джексона я ни услышу, мое сердце хочет именно его.
Внезапно в мелодию звучащей из динамиков «Полуденной ведьмы» Дворжака (если я не ошибаюсь) врывается какой-то звон.
– Что это? – спрашиваю я, оглянувшись, чтобы посмотреть, не ворвалась ли к нам сюда компания ударников, играющих на металлических треугольниках.
– Это школьный звонок, – объясняет Мэйси. – Это первые слова, которые она произнесла с тех пор, как рядом с нами обосновались члены Ордена, и все мы – нас семеро – с удивлением воззряемся на нее. Она чуть заметно улыбается и засовывает в рот половинку печенья.
– Ты так ничего и не съела, – говорит Джексон. И, взяв из пачки печенье, протягивает его мне.
– Ты это серьезно? – Я беру у него печенье, потому что понимаю – если не взять, он так и будет сидеть с протянутой рукой. Но я все равно собираюсь выразить ему свое неудовольствие. Потому что мне хватает ума, чтобы понимать: если сейчас я спущу ему диктат по мелочам, потом он постарается подмять меня под себя во всем. – Знаешь, я сама могу понять, хочется мне есть или нет.
Он пожимает плечами:
– Не может же девушка ходить голодной.
– Девушка сама может решить, ходить ей голодной или нет. Особенно когда парень, сидящий рядом с ней, тоже ничего не ел.
– Молодец, Грейс! – говорит Мекай. – Не давай ему вытирать о себя ноги.
Джексон бросает на него взгляд, от которого меня мороз продирает по коже, но Мекай просто картинно закатывает глаза. Правда, при этом я замечаю, что он также закрывает рот – наверное, впервые после того, как сел рядом. Но я его не виню – думаю, если бы Джексон посмотрел так на меня, я бы бросилась наутек.
– В какой из классов ты сейчас идешь? – спрашивает Джексон, когда мы идем к выходу через вдруг переполнившийся народом кафетерий. Это оказывается легче, чем я подумала, увидев, как все разом спешат к дверям, потому что перед Джексоном ученики не просто расступаются – они прямо-таки шарахаются с нашего пути.
Я опять нашариваю в кармане расписание, но, прежде чем успеваю достать его, Мекай отвечает:
– А246, – и исчезает в толпе.
– По-видимому, А246, – не без иронии повторяю я.
– По-видимому. – Джексон проходит вперед и открывает передо мной дверь. Пока он держит ее, через нее не проходит ни один человек – все они терпеливо ждут, когда из кафетерия выйду я, и у меня возникает чувство, что дело тут в чем-то большем, чем популярность Джексона или внушаемый им страх.
Должно быть, именно так чувствуют себя члены королевских семей.
Это кажется странным, но, когда я выхожу из дверей и иду по коридору, ко мне и Джексону никто не подходит ближе чем футов на пять. И это совершенно ненормально – ни здесь, на Аляске, в элитарной школе-пансионе, ни в переполненной государственной школе в Сан-Диего.
И то же самое происходило позавчера перед игрой в снежки. Хотя и тогда в вестибюле было полно народу, никто даже случайно не задел ни Джексона, ни нас с Мэйси, пока он стоял рядом.
– Ну, и чем же ты все это заслужил? – спрашиваю я, когда мы идем к лестнице.
– Заслужил что?
Он шутит? Но недоумение в его взгляде говорит, что нет.
– Брось, Джексон. Неужели ты не видишь, что происходит?
Он удивленно оглядывается по сторонам.
– А что происходит?
Поскольку я все еще никак не могу решить, играет ли он со мной или же и вправду настолько непонятлив, я просто качаю головой и говорю:
– Ладно, проехали. – И пру как танк, делая вид, будто не замечаю, как все пялятся на меня и бросаются в стороны.
Так что можно забыть о моем плане стать тут своей, который я задумала в Сан-Диего. Провал, полный провал.
Глава 28
«Быть или не быть» – это вопрос, а не фраза для съема
Джексон доводит меня до самой двери класса – думаю, мы доходим до нее в рекордно короткое время, поскольку внутри еще никого нет, даже учительницы.
– А ты уверен, что это тот класс? – спрашиваю я, когда мы заходим внутрь.
– Да.
– Откуда ты знаешь? – Я смотрю на классные часы. Урок должен начаться через три минуты, но в классе еще никого нет. – Возможно, нам надо проверить…
– Они ждут, чтобы я либо сел, либо ушел, Грейс. После этого они войдут.
– Тебе тоже. – Я беру с подноса серебристую пачку печенья и протягиваю ее ему.
Он смотрит на печенье, потом на меня.
– Ух, какой же я голодный!
Кто-то фыркает – оказывается, что это один из членов Ордена, кажется, единственный из них, кто похож на аборигена Аляски – парень с бронзовой кожей и длинными черными волосами, связанными в аккуратный конский хвост.
– Ты находишь в этом что-то смешное, Рафаэль? – осведомляется Джексон, сощурив глаза и говоря вкрадчивым тоном.
– Нет, ничего, абсолютно ничего, – отвечает Рафаэль, но в его устремленных на меня глазах пляшут озорные огоньки. – Думаю, ты придешься мне по душе, Грейс.
– Надо же, а ведь день так хорошо начинался.
Он ухмыляется:
– Да, ты определенно придешься мне по душе.
– Не льсти себе, Грейс, – говорит другой член Ордена, парень с веселыми глазами и золотыми кольцами в ушах. – У Рафаэля не самый хороший вкус.
– В отличие от тебя, Лайам, да? – бросает ему Рафаэль. – Последняя девушка, с которой ты встречался, была настоящей барракудой.
– Не оскорбляй барракуд, – вставляет еще один друг Джексона, говорящий с испанским акцентом и раскатисто произносящий звук «р».
– Лука понимает, о чем я, – замечает Рафаэль.
– Это потому, что сам Лука будто бы встречался только с классными девушками? – спрашивает Джексон, растягивая слова.
Эта насмешка звучит столь неожиданно – что-то подобное бывало в нашей телефонной переписке, но вживую я от Джексона такого еще не слышала, – что я не могу не воззриться на него. Впрочем, сегодня утром все представляется мне неожиданным – и особенно близкие отношения внутри Ордена. До этого всякий раз, когда я видела их, они казались такими суровыми, такими неприступными. Напрочь лишенными чувств.
Но сейчас, когда они сидят все вместе и на них смотрим только мы с Мэйси, поскольку Кэм и его компания, едва увидев, кто сидит рядом с нами, повернули в другую сторону, они ведут себя точно так же, как любая другая компания друзей. Только они забавнее и намного, намного симпатичнее. И от осознания того, что у него такие друзья и что сам он может быть таким другом, Джексон нравится мне еще больше.
Он замечает, что я не свожу с него глаз, и вопросительно поднимает бровь.
Я просто пожимаю плечами, мол, не бери в голову, и тянусь к моему стакану. Затем едва не давлюсь соком, когда перехватываю его взгляд и вижу в нем желание, вижу темную и мучительную жажду, от которой мое дыхание пресекается и меня опять охватывает жар.
Он смотрит на меня одну секунду, две, затем медленно моргает, и, когда открывает глаза, в них снова появляется пустота.
Но я все равно продолжаю глядеть на него, по-прежнему не могу отвести от него взгляд. Потому что и в этой пустоте есть нечто столь же прекрасное и столь же сокрушительное, как и в только что пылавшем в его глазах жарком огне. Но в конце концов я все-таки заставляю себя опустить взгляд. В основном потому, что иначе я могла бы сделать какую-нибудь глупость, например, при всех броситься Джексону на шею.
Отвернувшись от него, я с усилием переключаю внимание на разговор между членами Ордена и слышу, как Лука говорит:
– Откуда мне было знать, что Энджи – это демон, высасывающий душу?
– Хм-м, мы же тебе это говорили, – отвечает Мекай.
– Это верно, но я думал, что вы относитесь к ней предвзято. Она же не понравилась вам с самого начала.
– Это потому, что она была демоном, высасывающим душу, – повторяет Лайам. – Что тут непонятного?
– Что я могу на это ответить? – Лука беспечно пожимает плечами. – Сердцу не прикажешь, если оно чего-то хочет.
– Это если то, чего оно хочет, не пытается тебя убить, – замечает Рафаэль.
– Порой даже и тогда. – Эти слова тихо произносит парень с тревогой во взгляде, сидящий справа от Мэйси.
– Ты это серьезно, Байрон? – ворчит Мекай. – Почему ты вечно мешаешь нашей беседе?
– Это было просто замечание.
– Ну да, замечание, вгоняющее в тоску. Расслабься, чувак.
Байрон смотрит на Мекая, скривив губы в чуть заметной улыбке, которая делает его похожим на современное воплощение его тезки-поэта.
Который был безумен, несносен и которого было опасно знать, как сказала о лорде Байроне его любовница, леди Каролина Лэм. Но, вспоминая эту знаменитую цитату, я думаю отнюдь не о волнистых, черных волосах Байрона и не о ямочках на его щеках. Нет, мне кажется, что эти слова относятся к Джексону с его лицом, прочерченным шрамом, холодными глазами и улыбкой, в которой нередко читается нечто, похожее на жестокость.
Он определенно несносен. Определенно опасен. Что же до его безумия… то этого я еще не знаю, но что-то подсказывает, что мне удастся это узнать.
Думая о нем вот так, я невольно спрашиваю себя: какого черта, как я могу даже помышлять о таком? Ведь когда я жила в Сан-Диего, мне совсем не нравились мрачные и опасные парни. Но, быть может, все дело в том, что дома подлинные экземпляры этого типа парней мне никогда не встречались. А здесь, на Аляске… В общем, скажу одно – половина девушек в школе не зря сохнут по Джексону.
К тому же он совсем не таков, каким кажется на первый взгляд. Как бы Джексон ни был взбешен, со мной он неизменно мягок. Даже в первую нашу встречу, когда Джексон вел себя так несносно, он все же не сделал ничего такого, что заставило бы меня чувствовать себя неуютно. И он, разумеется, никогда не обижал меня, не причинял мне никакого вреда. Может быть, для всех остальных он и впрямь так опасен, как говорила Мэйси, но мне он кажется скорее непонятым, чем порочным, скорее надломленным, чем дурным.
Как сказал этот самый Байрон, сердцу не прикажешь, если оно чего-то хочет – даже чего-то плохого. А я уверена, что сколько предостережений насчет Джексона я ни услышу, мое сердце хочет именно его.
Внезапно в мелодию звучащей из динамиков «Полуденной ведьмы» Дворжака (если я не ошибаюсь) врывается какой-то звон.
– Что это? – спрашиваю я, оглянувшись, чтобы посмотреть, не ворвалась ли к нам сюда компания ударников, играющих на металлических треугольниках.
– Это школьный звонок, – объясняет Мэйси. – Это первые слова, которые она произнесла с тех пор, как рядом с нами обосновались члены Ордена, и все мы – нас семеро – с удивлением воззряемся на нее. Она чуть заметно улыбается и засовывает в рот половинку печенья.
– Ты так ничего и не съела, – говорит Джексон. И, взяв из пачки печенье, протягивает его мне.
– Ты это серьезно? – Я беру у него печенье, потому что понимаю – если не взять, он так и будет сидеть с протянутой рукой. Но я все равно собираюсь выразить ему свое неудовольствие. Потому что мне хватает ума, чтобы понимать: если сейчас я спущу ему диктат по мелочам, потом он постарается подмять меня под себя во всем. – Знаешь, я сама могу понять, хочется мне есть или нет.
Он пожимает плечами:
– Не может же девушка ходить голодной.
– Девушка сама может решить, ходить ей голодной или нет. Особенно когда парень, сидящий рядом с ней, тоже ничего не ел.
– Молодец, Грейс! – говорит Мекай. – Не давай ему вытирать о себя ноги.
Джексон бросает на него взгляд, от которого меня мороз продирает по коже, но Мекай просто картинно закатывает глаза. Правда, при этом я замечаю, что он также закрывает рот – наверное, впервые после того, как сел рядом. Но я его не виню – думаю, если бы Джексон посмотрел так на меня, я бы бросилась наутек.
– В какой из классов ты сейчас идешь? – спрашивает Джексон, когда мы идем к выходу через вдруг переполнившийся народом кафетерий. Это оказывается легче, чем я подумала, увидев, как все разом спешат к дверям, потому что перед Джексоном ученики не просто расступаются – они прямо-таки шарахаются с нашего пути.
Я опять нашариваю в кармане расписание, но, прежде чем успеваю достать его, Мекай отвечает:
– А246, – и исчезает в толпе.
– По-видимому, А246, – не без иронии повторяю я.
– По-видимому. – Джексон проходит вперед и открывает передо мной дверь. Пока он держит ее, через нее не проходит ни один человек – все они терпеливо ждут, когда из кафетерия выйду я, и у меня возникает чувство, что дело тут в чем-то большем, чем популярность Джексона или внушаемый им страх.
Должно быть, именно так чувствуют себя члены королевских семей.
Это кажется странным, но, когда я выхожу из дверей и иду по коридору, ко мне и Джексону никто не подходит ближе чем футов на пять. И это совершенно ненормально – ни здесь, на Аляске, в элитарной школе-пансионе, ни в переполненной государственной школе в Сан-Диего.
И то же самое происходило позавчера перед игрой в снежки. Хотя и тогда в вестибюле было полно народу, никто даже случайно не задел ни Джексона, ни нас с Мэйси, пока он стоял рядом.
– Ну, и чем же ты все это заслужил? – спрашиваю я, когда мы идем к лестнице.
– Заслужил что?
Он шутит? Но недоумение в его взгляде говорит, что нет.
– Брось, Джексон. Неужели ты не видишь, что происходит?
Он удивленно оглядывается по сторонам.
– А что происходит?
Поскольку я все еще никак не могу решить, играет ли он со мной или же и вправду настолько непонятлив, я просто качаю головой и говорю:
– Ладно, проехали. – И пру как танк, делая вид, будто не замечаю, как все пялятся на меня и бросаются в стороны.
Так что можно забыть о моем плане стать тут своей, который я задумала в Сан-Диего. Провал, полный провал.
Глава 28
«Быть или не быть» – это вопрос, а не фраза для съема
Джексон доводит меня до самой двери класса – думаю, мы доходим до нее в рекордно короткое время, поскольку внутри еще никого нет, даже учительницы.
– А ты уверен, что это тот класс? – спрашиваю я, когда мы заходим внутрь.
– Да.
– Откуда ты знаешь? – Я смотрю на классные часы. Урок должен начаться через три минуты, но в классе еще никого нет. – Возможно, нам надо проверить…
– Они ждут, чтобы я либо сел, либо ушел, Грейс. После этого они войдут.