Жажда. Тёмная вода

Витька опускает нож. Робсон успевает обернуться, подставить руку. Нож отклоняется и по касательной распарывает ему горло. Кровь бьет фонтаном из артерии. Воевода хватается за шею, кряхтя и задыхаясь, тянется к Витьке, затем замирает, падает.

Взрывы и выстрелы со стороны Мида прекратились. Тонкая струйка дыма напоминала сигнал о помощи.

В багажнике лежало скрюченное, словно эмбрион тело Робсона. Гортранс не знает, что главный воевода мертв, и это можно использовать. Конечно, они догадываются, что случилось неладное — Робсон не выходит на связь, с тех пор как узнал, что его новый напарник — диверсант сталкеров. Однако подозревать и знать — вещи разного порядка.

Надо было убить того бомжа еще тогда, в книжном. Прав был Кобальт, а Витька, как всегда, не послушался — смалодушничал. Эх, вернуть бы то время, столько ошибок можно предотвратить, столько глупостей не совершить. Но машины времени не существует. Все, что можно сделать сейчас — попытаться исправить свои ошибки. А если это невозможно, исправлять чужие.

Судя по перехвату сообщений в эфире, Витьку и Робсона разыскивают специально организованные группы. Прочесываются в основном ближайшие к Миду дворы и улочки. Им и в голову не придет, что Витька решит сунуться туда, где его меньше всего ждут.

Взрывы и выстрелы притихли, но надолго ли? Сколько еще выдержат перегретые нервами стороны? Гортранс настроен решительно и, судя по всему, Мид тоже. Помимо превосходящих сил в технике, вооружении и людях, на стороне дружинников преимущество — время. Мидовцы заперты в крепости, ресурсы у них ограничены. Эвакуационный тоннель спасет им жизни, но куда потом идти женщинам и детям? Любой путь, какой бы они ни выбрали, будет устлан трупами. Самое безопасное сейчас — оставаться внутри родных стен.

Нужно выиграть им время.

Витька запустил руку в карман куртки Робсона, вытащил горсть монет.





* * *


Когда Кобальт очнулся, голова болела жутко. В памяти вспыхивали обрывки кадров, словно в старом пленочном кино. Какие — то существа, выпрыгивающие из земли, нечеловеческие возгласы, его тащат куда — то, холод, пустота…

Попытавшись сосредоточиться, Кобальт с ужасом осознал, что ничего не видит. Темнота кромешная. И этот запах… Никогда бы не спутал его ни с чем другим.

Запах смерти.

Где он очутился? Сколько прошло времени? Где остальные?

Кобальт был прикован к стене стальными скобами по рукам и ногам. Это сделали урки. Теперь его расчленят и скормят тварям по кусочкам.

Как же глупо попались, на ровном месте…

Справа кто — то пошевелился.

— Кто здесь?

Помещение наполнилось многократным эхом. Может бомбоубежище?

— Локус! Фонарь! Грудинин! Вы здесь?

Нет ответа.

— Эй! Э — эээй! Кто — нибудь?!

Человек справа всхлипнул, словно разбуженный младенец. Застонал.

— Эй, ты слышишь меня? — спросил Кобальт. — Можешь двигаться?

— А — ааа, — прозвучало жалобно сквозь полудрему.

— Фонарь! Это ты, — Кобальт выдохнул от облегчения. — Просыпайся!

— Коб…

— Я здесь. Слушай мой голос.

— Почему… не могу… двигаться, — по слогам выговорил Фонарь.

— Мы прикованы. Это какой — то бункер. Ты помнишь что — нибудь?

С полминуты Фонарь кряхтел, приходя в себя.

— Ни чё не помню, — выговорил он, словно с набитым ртом. — Суки, вот жеж суки, зубы выбили.

Кобальт чувствовал, как засохшая кровь из раны на затылке стягивает кожу на лице и шее.

Как же болит голова…

— Где остальные? — спросил Фонарь.

— Не знаю. Ты можешь пошевелиться? Попробуй.


Фонарь покряхтел недолго.

— Никак.

— Должно быть, они прятались в подземных тоннелях, поджидали нас.

— Чшш… — шикнул Фонарь. — Здесь еще кто — то есть. Рядом со мной дышит. Эй, ты, слышишь?

— Грудинин?! Это ты? — спросил Кобальт.

— Кто вы? — спросил в ответ сонный голос неизвестного мужчины.

— Мы сталкеры из Мида, — ответил Фонарь. — А ты кто?

— Я… — мужчина запнулся. — Откуда вы?

— Из Садового кольца, — сказал Кобальт.

— А ты откуда? — переспросил Фонарь. — Как здесь оказался?

— Это неважно, откуда я, — удрученно произнес мужчина. — Конец у нас будет общий.

Кобальт узнал голос. Тот самый урка, который разбрасывал части тел из грузовика. Если он тоже здесь и прикован как они, то кто их захватил?

— Что значит — конец общий? Где мы, блин? — Фонарь безуспешно пытался высвободиться из пут.

— Отче наш, Ижи еси на небесех… — зашептал урка.

Послышались приближающиеся шаги нескольких человек.

— Тише, — сказал Кобальт.

Урка продолжал шептать молитву.

Загремело железо и стекло. Кто — то перекладывал какие — то инструменты, двигал жестяные емкости.

— Кто здесь? — спросил Фонарь. — Покажитесь.

— Не жди ответа от сатаны, если он пришел за тобой, — сказал урка. — Прими смерть с Христом на устах. Дай мне сил, господи, выдержать это испытание…

Похитители продолжали молча делать какие — то приготовления.

От неизвестности стало непомерно жутко и страшно. Особенно когда загремели железки, по звуку напоминающие ножи. Как Кобальт не старался, не мог разглядеть даже силуэты.

Абсолютная тьма.

— Боже спаси мою душу грешную…

— Да, заткнись ты уже, — сорвался Фонарь на урку.

— Мы идем с важной миссией, — сказал Кобальт в темноту. — Позвольте поговорить с главным, я могу предложить взамен чистую воду. Столько сколько пожелаете.

Ему не ответили.

Кобальта вдруг тряхнуло. Он осознал, что подвешен не к стене, а к некому подвижному механизму.

Урка стал читать молитву быстрее, пытался успеть сказать нужные слова перед концом. Заскрипело железо, начали вращаться какие — то ролики, хрустеть цепи.

— Что вы делаете?! — заорал Фонарь.

Вращение роликов прекратилось. Урка все еще читал молитву, однако его голос сместился к полу, и Кобальт догадался — тот висит вниз головой.

Внезапно раздался душераздирающий возглас. Человек так кричит только, если его режут заживо, или жгут на открытом огне. Урка бился в истерике — вся конструкция ходила ходуном. Его панический крик пронизывал до самых костей.

— Что вы творите, суки! — визжал Фонарь.

Через несколько секунд крик превратился в хрип, и несчастный затих. Было слышно, как журчит стекающая в некий сосуд кровь. Следующие минуты стояла гробовая тишина, показавшаяся вечностью. Затем похитители отцепили скобы — прозвучал звук падающего на бетон высохшего тела.

— Кобальт, — позвал Фонарь дрожащим голосом. — Что нам делать?

Если б он знал…