Жажда. Тёмная вода

— Если их не изгнать, ты не сможешь пройти жатву. Богиня проклянет тебя. Ты никогда не увидишь маму и папу.

Пальцы Агронома вошли в нее. Эли закричала, его вторая рука сомкнула ей замком рот.

— Слушай мой голос. Слушай… Демоны, покиньте ее тело! Повелеваю вам, отродья, именем Богини… Ты чувствуешь, как они исходят из тебя? Чувствуешь, моя девочка… Я наставлю тебя на путь истинный, ты будешь делать, как я скажу, будешь слушать только мой голос…

От ужасающей боли Эли совершенно потеряла ориентиры. В голове что — то взорвалось, ноги подкосились. Ледяные пальцы выходили из нее и погружались вновь, и все это ускорялось, доставляя ей немыслимые страдания. В какой — то момент боль стала настолько невыносимой, что Эли резко попыталась вырваться. Агроном удержал ее.

Она случайно прикоснулась к его мужскому корню. Тот был твердый и пульсировал. Агроном испустил истошный визг, и на пол упали капли вязкой прозрачной жидкости.

Его хватка ослабла. Эли вырвалась и отбежала. Ноги дрожали, по внутренним поверхностям бедер текла теплая кровь.

— Что… вы… сделали…, — произнесла она слова по слогам.

— Я изгнал инкубов. Вот доказательство, — он продемонстрировал окровавленные пальцы. — Теперь ты полностью готова к жатве.

Агроном выглядел довольным и уставшим, на его лице растягивалась удовлетворенная улыбка.

Следующие минуты прошли как в тумане. Эли сломя голову бежала, сама не осознавая куда. Чувствовала себя искупавшейся в чане с испражнениями. От одной мысли о произошедшем тошнило и выворачивало наизнанку.

Стук в туалетную дверь вывел ее из прострации.

— Петруша! Ты здесь? — голос Душицы.

— Уйдите…

— Сталкеры приехали.

Эли поднялась на дрожащие ноги. Кровь по ним уже не струилась — засохла, появились синяки, боль в животе стала тупой — отдавала в ребра и спину.

— Гэтсби… Слава Богине.





* * *


— И все же, что с ним? — спросил Кобальт.

— Я бы сказал, у него признаки обезвоживания средней тяжести, — ответил доктор Горский. — Бледность, эластичность кожных покровов нарушена, давление ниже нормы. Все это, плюс сильный испуг и послужили причиной потери сознания.

— Он два дня получал детскую норму. Когда его привезли из убежища не похоже, что страдал жаждой. Откуда взяться обезвоживанию?

Горский пожал плечами.

— Я лор, если ты не забыл, а не физиолог. Возможно, его организму требуется больше воды, чем сверстникам. Такое бывает, особенно в сильную жару.

Локус лежал на больничной койке с закрытыми глазами. К нему подключен аппарат, показывающий сердцебиение и насыщаемость крови кислородом. Горский страшно гордился аппаратом, пылинки с него сдувал.

— И что теперь будет?

Горский задумчиво почесал короткую бородку, сказал:

— Прокапаю электролитным раствором, и будет как новенький.

— Позови, когда проснется, хочу с ним поговорить.

— Как прикажешь.

Обнаруженное Локусом гнездо с двумя сотнями готовых вылупиться со дня на день яиц облили бензином и сожгли. Несколько групп до самого утра методично прочесывали этаж за этажом в поиске других гнезд, но ничего не нашли. Искали и место проникновения — проверили подвалы и крыши, все наружные двери, но и здесь ждало разочарование — никаких следов. Тварь будто с неба свалилась.

Если бы Кобальт не заметил слегка приоткрытую дверь в закрытую зону, тварь сожрала бы мальчика. Вскоре сотни детенышей превратились бы в свору злобных и голодных убийц, для которых человек — ароматный кусок мяса, не более того. Напади они под покровом ночи, и к утру не осталось бы ни одной живой души.

Выходит, Локус спас Мид.

Батя отчитывал дозорных:

— Как беременная самка крысоеда смогла проскользнуть мимо постов, пробраться через жилую зону, отложить яйца, и никто ничего не видел? Как? Ответьте кто — нибудь!

На утреннем сборе обычно присутствует не больше десятка человек — те, кому заступать в дозор в ближайшие сутки. Однако сейчас зал забился до отказа. Люди нервничали и ждали вразумительного объяснения.

— Может, они научились ползать по стенам, — предположил Фонарь.


— Или летать, — подхватил Опер. — они же год от года растут, вот у некоторых и крылья выросли.

— Не выдумывайте. Только людей больше напугаете, — обрубил здравую мысль Батя.

— Куда уж еще пугаться, — сказал женский голос из толпы. — Оказывается, все это время она над головой у нас жила. Анютка теперь боится в школу ходить, всю ночь с рук не слазила. Все слышали, как эта тварь визжала, и как грохотали выстрелы.

— Сейчас нет причин для паники, Лариса, — успокоил женщину Батя. — Мы обследовали каждый метр здания. Все чисто. Скажи детишкам, что могут спать спокойно.

— Одних слов недостаточно. Вы даже не знаете, как она туда попала.

Другие матери поддержали ее.

— Мы делаем все, чтобы подобного не повторилось.

— Но оно уже случилось.

Батя кивнул.

— Ты права. И я несу за это полную ответственность. Наша система безопасности не справилась. Кто — то на посту проглядел, как тварь пролезла через ров. Она наверняка забралась наверх по левому крылу, там, кроме семьи Арарата, никто не живет. Слава богу, к ним не залезла.

После этих слов Арарат крепко обнял жену и дочерей. Старшую из них держал за руку будущий муж.

Батя помолчал, озираясь на присутствующих, и продолжил:

— Отныне раз в три дня обследуем все крыши и уступы. Все проходы наверх закрыть железными дверями. Если кого поймаю там, лишу нормы на сутки, а за второе нарушение выгоню к чёртовой матери.

Батя пофамильно назвал состав дозорных групп на ближайшие сутки. Кобальта среди них не оказалось, хотя по расписанию он должен заступать.

Слово взяла Антонина Сергеевна, отвечающая за хранение и выдачу воды:

— Ситуация с водой критическая. Осталось меньше куба. С текущими нормами выдачи хватит на три дня. В связи с этим обращаюсь ко всем — отходы необходимо сдавать вовремя и в полном объёме.

— Да какие там «отходы», Антонина Сергеевна, — посетовал Фара. — В такую жару вся вода в пот уходит.

Она окинула его строгим взглядом бывшей директрисы жэка.

— И все же, присутствующие мочатся ежедневно, но не каждый сдает. До сих пор некоторые считают это постыдным. Но я хочу напомнить, за вчерашние сутки с переработки поступило двадцать два литра воды, а могло быть вдвое больше.

Батя попросил передать ему список «должников» для дальнейших устных бесед с каждым, и пообещал, что отныне ни одна капля мочи не прольется мимо.

— Предлагаю снизить норму выдачи, пока не прибудет следующая водовозка, — предложила Антонина Сергеевна.

— Куда еще снижать — то? — возмутился Котел. — И так язык от неба не отлипает. — Работаем на жаре, много двигаемся, а получаем как все. Давно пора поднять сталкерам норму.

Остальные сталкеры поддержали его.

— Женщинам и ребятишкам оставьте, а нам снижайте, — предложил Матусевич. — Как — нибудь справимся.

— Перемрут мужики от жажды, кто зарабатывать будет? — спросила его Антонина Сергеевна. — Снижать, так всем.

На этот раз поддержку высказали бессемейные. Когда дело доходит до собственного выживания — никому нет дела до чужих детей. Даже внутри большой семьи.

— Закажите воду, есть же деньги в казне, — предложили из толпы.

— И кто привезет? — ответил за Батю Котел. — Водовозок у нас своих нет. А Гортранс нам и за двойную цену не повезёт.

— Если надо ведрами принесем, — высказался Арарат.

— Гортранс нас постами обнес, как прокаженных. Хочет посмотреть, как передохнем от жажды.

— Пробить блокаду, и все тут! Показать им кузькину мать.

— Почему молчит Кремль?

Поднялся гвалт голосов. Опер полицейским басом громко рявкнул на всех. Повисла тишина.

— Дайте Бате сказать.

— Да, объясни, что происходит, Бать, — спросил слесарь Ивушкин. — Так нельзя же. Мы ничего не понимаем. Дети напуганы.

Глава Мида тяжело поднялся со стула и оглядел присутствующих.

— Гортранс снимет блокаду после окончания трибунала.