Жало белого города

Через полчаса, к моему большому удивлению, я встретился с женщиной на большом сроке беременности. Она катила коляску, в которой сидел годовалый ребенок. Это было одно из последних имен, упомянутых Игнасио в своем списке, и мне хотелось взглянуть на мир близнецов с точки зрения этой женщины.

Какое-то время мы беседовали. Как я понял, она была дочерью предыдущего заведующего отделением дерматологии в госпитале Сантьяго, а в настоящее время – одной из тех, кто сам претендовал на эту должность.

В телефонном разговоре Аитана настаивала, чтобы мы встретились в какой-нибудь точке зеленого кольца Витории – коридора из парков, окружающего город, где жители гуляли, катались на велосипеде или бегали.

Мы остановились в Сабальгане, западной части зеленого кольца, представлявшей собой изрезанный тропинками лесной остров с озерами.

На вид Аитане было около сорока. Она была полновата – помимо округлостей, естественных для беременности; волосы искусственно осветлены и выпрямлены, лицо покрыто искусственным загаром, к тому же она беспрерывно курила, зажав сигарету двумя напряженными пальцами, кончики которых всякий раз смотрели в ясное небо, образуя буквы V – символ победы.

Я представился, и мы побрели между дубами, кленами и можжевельником. На ходу она пыталась успокоить ребенка, сидевшего в коляске.

– Его зовут Маркель, но, по правде сказать, занимаются им в основном мои родители. Я слишком много времени провожу в больнице и почти его не вижу. К тому же не люблю детей, – сказала она, будто извиняясь, и выпустила на ребенка облако табачного дыма.

– Вижу, – отозвался я.

Признаться, встреча с этим свидетелем – беременной докторшей, равнодушной к собственному ребенку, к тому же дымившей как паровоз, – меня озадачила: несмотря на то, что даже на расстоянии было заметно, что женщина умна и образованна, в ней было нечто, что никак не вписывалось в этот образ, как будто изнутри ее что-то разъедало.

– Игнасио предупредил наших ребят, что скоро нам всем позвонит следователь. Можете задавать любые вопросы, я отвечу. По-моему, ребенок хочет есть. Если не прекратит и будет орать, придется отвезти его к матери, чтобы она его покормила.

– Понимаю. – Я вздохнул и сжал зубы. – Так, значит, вы принадлежали к кругу, в котором вращались Игнасио и Тасио?

– В первую очередь Игнасио. Я была его девушкой в течение нескольких месяцев, когда нам обоим было по восемнадцать. Мы все трое принадлежали к одной тусовке, но я больше общалась с Игнасио.

– И какими были братья в ту пору?

– Игнасио был настоящим джентльменом. Тасио вытворял все, что в голову взбредет, его всегда было слишком много, особенно через несколько лет, когда он прославился передачами на телевидении. А еще он был ужасным бабником, трахал все, что движется. Девчонки ему проходу не давали: когда мы заходили в какой-нибудь бар в Куэсте, каждый раз он уходил с новой. Так что занимался он в основном этим. И еще… по городу ходили легенды о братьях-близнецах.

– Легенды? – переспросил я. К счастью, мне показалось, что Аитана хочет про них рассказать, как будто ей приходилось молчать годами.

Мы неторопливо шагали по аллее, держась в тени зеленых деревьев, окружавших пруд, над которым летали стрекозы, совершая свой неизменный брачный обряд.

– Да, городские эротические легенды. Говорили, что им нравятся сестры-близнецы, и во всей округе радиусом в сто километров не было ни одной пары близнецов, которая не побывала бы в постели у Тасио. Трио, групповой секс с Тасио и Игнасио… Они с ранних лет забавлялись тем, что обманывали людей своим абсолютным физическим сходством. На уроках то и дело пересаживались – про это мне рассказывал Игнасио. В конце концов учителя устали от их проделок и разделили по разным классам. Они переживали это очень тяжело, обиделись на весь мир. Считали себя сиамскими близнецами. Игнасио рассказывал, что когда это случилось – ему было в то время десять лет, – ему в голову не приходило, что он может провести без брата хотя бы несколько часов; ему казалось это физически невозможным. Он был так потрясен, что заболел с рвотой и температурой, а врач не знал, какой диагноз сообщить родителям.

Потом как-то раз Тасио пришло в голову снова воспользоваться их сходством. В школе они изучали только половину предметов. Во время экзаменов менялись, и каждый сдавал один и тот же экзамен дважды. У них были тысячи трюков: в условленное время отпрашивались в туалет, меняли школьные пиджаки с вышитым именем, входили в другой класс, сдавали экзамен и снова менялись. Они любили доводить эти игры до крайности и в нашей компании все привыкли к их фокусам. Хотя некоторым надоедало, что их вечно водят за нос, но это же были Тасио и Игнасио, никто не мог поймать их за руку, они были неприкосновенны. Их отец был одним из богатейших бизнесменов в Витории, дома нам вечно твердили, чтобы мы вели себя с ними хорошо, чтобы держались за эту дружбу, чтобы приглашали близнецов на дни рождения. Мои родители очень гордились, когда я начала встречаться с Игнасио. В социальном плане это был максимум, к которому следовало стремиться в нашем городе.

– Какие у вас остались о них воспоминания?

– О Тасио – такое же, как и у всех. Он был эгоцентричным придурком, а потом оказалось, что он псих и любит убивать детей. Об Игнасио – что ему было очень тяжело выдать своего брата-близнеца. Он переживал это чудовищно; мы, друзья, утешали его как могли, но сама тема была запретной, как это часто случается в нашем городе. Говорят обо всем, кроме самого главного. О главном – никогда. Матери нам внушают: «Главное – чтобы все было шито-крыто». В итоге это означает: смотри в другую сторону и помалкивай, как последняя трусиха. Так мы и поступаем, и у нас неплохо получается. Возвращаясь к Игнасио: чуть позже началась эта история с телевидением. Он удивил всех нас. Он был скорее робкий малый, эдакий поддельный экстраверт, и в социальном смысле ему приходилось делать усилия, чтобы быть на том уровне, который требовал от него брат. И вдруг Игнасио превратился в нового героя, на улице все смотрели на него с восхищением. В нем появилось что-то от Тасио, но он был более сдержан. И всегда был джентльменом, я уже говорила. Мы не стали близкими друзьями после того, как перестали встречаться, но принадлежали к одной и той же тусовке больше двадцати лет, поэтому пересекались каждую неделю, виделись на ужинах и так далее.

– Что ж, – сказал я, когда мы дошли до конца дороги, возвращавшейся в город. – Меня всего лишь интересовало, каким было их окружение, что собой представляла компания. Благодарю вас за подробный рассказ. Оставлю мою визитку; вы можете звонить в любое время, если вдруг вспомните что-то важное… И желаю вам легких родов.



Проглотив несколько серранито[37] в «Ринконе-де-Луис-Мари» с Мартиной, девушкой моего брата, и отдохнув немного от работы, слушая ее истории о разводах, я сел за руль и отправился в тюрьму Сабалья.

Тасио ожидал меня по другую сторону защитного стекла в зале номер три. У двери стоял незнакомый надзиратель, неподвижно глядя в некую невидимую точку впереди себя.

– Наконец-то, – произнес хриплый голос; слова с трудом вылетали из-под усов в форме перевернутой подковы. – Уроки выучил?

– Насколько я понимаю, в прошлый раз мы помирились? – на всякий случай поинтересовался я.

– Мы должны научиться понимать друг друга, Кракен. Ты вернулся в этот зал, стало быть что-то от меня хочешь. А мне, само собой разумеется, нужно, чтобы ты раскрыл дело, отсюда и мое ежедневное стремление направлять тебя в правильную сторону, – сказал Тасио примирительным тоном, который я от него еще не слышал.

– Ты имеешь в виду твиты, которые отправляешь мне и которые читает вся страна и добрая часть остального мира?

– Типа того, – он кивнул.

– Чего ты хочешь добиться, проводя это независимое расследование? Разве такому тебя учили на заочных курсах по криминологии?

– Не занудствуй, – сказал он с полуулыбкой.

– Я перестану занудствовать, да и тебе было бы полезно, если я, как ты говоришь, двигался в правильную сторону.

– Что тебе от меня надо? – Он рассматривал свои ногти, желтые от никотина.

– У тебя есть последователи, фанаты, которые пишут тебе уже двадцать лет.

– Это они тебе сообщили? – Тасио снова чуть заметно улыбнулся, выпустив отвесную струйку дыма. Ему явно льстило, что я признаю его звездный статус.

– Расскажи мне о них.

– У меня мало времени, – ответил он, очевидно, втягиваясь в роль звезды.


Неожиданно я почувствовал усталость.

– Тасио, ты предложил мне сотрудничество, и я готов обеспечить тебе пятнадцать минут славы в социальных сетях. Готов объяснить, почему так важно, чтобы ты рассказал о своих фанатах: в преступлениях, в которых тебя обвинили, а также в нынешних убийствах есть много общего, многое совпадает. Это означает, что действует один и тот же преступник, или же нынешний убийца навел справки о расследовании, завершенном двадцать лет назад. А может, ты сам поделился с кем-то подробностями, и этот кто-то подражает первому убийце, чтобы вновь тебя подставить… Проснись, Тасио, это реальность. Если мы не найдем других подозреваемых, общественное мнение, а заодно и мое начальство все равно будут думать на тебя. Тебе есть что терять. Это не борьба за превосходство между нами двумя. Я на свободе, ты в тюрьме. Ты достаточно умен, чтобы перестать блефовать.

Пару секунд мы с вызовом смотрели друг на друга. Этого было достаточно, чтобы Тасио погрузился в себя.

– Хорошо, – сказал он наконец, расплющивая недокуренную сигарету об одну из пепельниц. – Чего же все-таки ты от меня хочешь?

– Передай мне все письма, которые получал от тех, кто поддерживал с тобой контакт все это время. Это было бы неплохим началом, чтобы я навещал тебя и дальше и доверял тебе. Не важно, сколько твитов ты отправляешь ежедневно – я имею право их не читать; у тебя нет реальной власти, я могу перестать тобой интересоваться, и ты превратишься в глас, вопиющий в пустыне. Ты меня понимаешь, верно?

– Знаешь же, что понимаю. Ты получишь эти письма, для меня они – полный бред. Отдам тебе все, что у меня есть.

– Думаешь, среди этого мусора найдется, за что уцепиться?

– Большинство из этих людей сумасшедшие, криминально озабоченные, маргиналы. Я бы предпочел не встречаться с ними на улице, даже если мне за это заплатят.

– Договорились. Жду писем.

– Кракен… – сказал Тасио после продолжительного молчания, нетерпеливо поморщившись. – Дальше будет только хуже.

– Что ты имеешь в виду?

– Чем дольше вы будете на него охотиться, тем сложнее будет опередить события и предположить следующее место преступления. Сейчас мы находимся в позднем Средневековье: по моему мнению, в средневековом центре города осталось еще несколько подходящих памятников. Но когда вы достигнете XIX века, все омрачится: чем ближе к настоящему, тем больше следов этих эпох найдется в Витории, а значит, больше мизансцен, которые можно воплотить, и в итоге наступит момент, когда вы уже ничего не сможете предвидеть.

– Тебя это волнует, Тасио?

– Я хочу выйти на свободу, черт побери! – Он повысил голос. – Я хочу выйти, а он найдет способ повесить на меня очередные убийства. Ты что, ослеп? На этой неделе в Витории начинается празднование Дня города, а он стремится запятнать и омрачить все наши обычаи, все наши ритуалы, разве ты не понимаешь? Вечеринки превратятся в чертово кровопролитие.

«Нет, Тасио, очень надеюсь, что ты не прав», – мрачно подумал я.

– Скажи вот что, – перебил я его. – И перестань наконец болтать. Когда молчишь, ты выглядишь более грозно.

Он посмотрел на меня так, будто собирался зубами вырвать кишки: страшный безумный взгляд, от которого оживали старые кошмары.

– Спрашивай что угодно, – наконец выдавил он.

Я набрался смелости. Тасио послушно переплывал от буйка к буйку, но сейчас мы подошли к запретной теме. Ладно, все или ничего.

«Смелее, Кракен».

– А если это твой брат тебя подставил? Только не говори, что ты не думал об этом все двадцать лет. Ты стал криминалистом, ты буквально одержим этим делом; два десятилетия ты просидел в камере, анализируя подробности, мотивации, возможных виновников и их характер. Почему ты не пытаешься разубедить меня в самом очевидном? Разве не было бы естественно, если б ты пытался сделать с ним то, что он сделал с тобой? Вполне ожидаемо услышать от тебя: «Это был он, он мне завидовал. Он был полицейским, подбросил улики, был в курсе всех отчетов, манипулировал». Игнасио мог это сделать, все рычаги были в его распоряжении. Все было сделано с расчетом, чтобы подозрение пало на тебя. Скажи, что ты ему не угрожал, что не клялся отомстить, когда выйдешь из тюрьмы. Скажи, что Игнасио не должен бояться того, что ты скоро окажешься на свободе и вы посмотрите друг другу в лицо. Без камер, без решетки.

Набрав воздуха в легкие, я следил за его реакцией. Тасио замер, как соляной столп.

Случится ли катарсис прямо здесь и сейчас или слишком рано, чтобы Тасио разлетелся на куски?

– Скажи, что ты не думал о том, что это снова твой брат, что он хочет подставить тебя, чтобы ты не вышел на свободу. Что он найдет способ сделать так, чтобы ты выглядел как подстрекатель. Ты играешь в хакерские атаки, ведешь аккаунт в «Твиттере», посылая сигналы о том, что ты – сам дьявол, всесильный и вездесущий, который манипулирует людьми, чтобы те действовали вместо него. Скажи, Тасио: если это действительно так и двадцать лет назад кто-то тебя подставил, насколько быстро этот человек вновь овладеет общественным мнением, чтобы сделать из тебя виновного? Ты действительно ни на минуту не задумывался о том, что это мог быть твой собственный брат, который, надо заметить, отлично справляется в Витории без тебя?

Он отвел взгляд и закурил с вызывающим спокойствием. Я уже собирался встать со своего черного пластикового стула, как вдруг он снова заговорил.

– У тебя есть братья, Кракен?

– Не прикидывайся. Ты знаешь мое детское прозвище, а значит, отлично знаешь, есть ли у меня братья.

«Не трогай Германа, Тасио, – мысленно приказал я. – Не втягивай его в эту историю. Ты еще не видел меня в роли камикадзе».

– Но вы не близнецы.

– Нет.

– Тогда ты не можешь понять, что соединяет братьев-близнецов. Ничего общего с тем братским чувством, которое вы с Германом испытываете друг к другу.

– Ты назвал его имя. – Я сдержал гнев, сковавший мне скулы: мне не нравилось, когда исподволь угрожали кому-то из моих: дедушка, Герман и Эстибалис были неприкосновенны.

Святы.

Необсуждаемы.

Они занимали особое место. Наши игрища их не касались.

– Я знал, что ты мне на это укажешь. Это мой способ доказать тебе, что я тебя опережаю. Позволь мне продолжить.

– Да, просвети меня.