Здесь все взрослые
Часть 31 из 34 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Праздник урожая
Парад в честь праздника урожая назначили на пятницу, на десять утра. Остаток пятницы плюс субботу и воскресенье город принимал туристов и тех, кто приезжал только на выходные, прокричать хорошей погоде последнее ура – чтобы потом замереть до Рождества. Парад же, домашний и горделивый, прежде всего предназначался для жителей города. Вокруг развязки и дальше в обе стороны по Мейн-стрит люди с рассвета ставили складные стульчики, занимали места поудобнее. Родители приносили пакеты с едой для своих карапузов и позволяли им вволю резвиться на временно перекрытых улицах. Уэсли Дрюс восседал в специальной кабинке, вел прямой репортаж, и люди делали с ним селфи, на фоне его машущей руки в перчатке. В воздухе пахло яблочным сидром и пончиками с корицей, которые продавались в киоске перед «Спиро», Олимпия разливала дымящийся напиток по бумажным стаканчикам. Сесилия, Август и другие участники парада, скрытые от глаз, стояли возле своего творения шагах в пятидесяти вверх по Мейн-стрит. А глазам было на что посмотреть.
Поначалу Сесилия здорово сомневалась. Платформу украсили и просто установили в кузове неглубокого грузовичка, от самой Сесилии требовалось лишь выполнять указания, да так, чтобы не склеились пальцы. А вот Август, госпожа Школьник и другие члены команды сотворили нечто необыкновенное. Во-первых, они смастерили бельведер, точную копию настоящего, только в восемь раз меньше, во‑вторых, сделали всю развязку в миниатюре. Крошечный книжный магазин, крошечная блинная «Спиро», крошечная парикмахерская «Стрижем красиво», крошечное пустое здание, крошечные деревья, скамейки и все прочее. Сесилия приклеивала траву. Красила доски из прессованной древесины. Август шил миниатюрные занавески, вырезал сотни разноцветных крохотных листьев. Вся композиция располагалась на круглой платформе, которую медленно вращал кто-то из членов команды, шедший рядом.
– Может, это твое будущее, – заметила Сесилия Августу. – Делать что-то своими руками.
Август закатил глаза.
– Звучит соблазнительно. Все равно спасибо.
Госпожа Школьник собрала их, как цыплят на насесте. Меган и Джеймс, в восторге от своей работы, вовсю лизались, засунув руки друг другу в задние карманы джинсов, тискались безо всякого стеснения.
– Ребята, прошу вас. – Госпожа Школьник опустила фотокамеру. – Все-таки мы на параде.
Все смеялись, радостно теснились. Впервые Сесилия увидела Клэпхэм – большой Клэпхэм – ее будущего. Она и Август на выпускном вечере в мантиях, она протягивает руки к дочке Портер, которая ковыляет ей навстречу. Совсем даже неплохо. Больше того – здорово. Церемония напоминает День благодарения с шарами, только поменьше. У старшей школы своя платформа, у пожарной команды – своя, еще одна – у «Лосиного жилища», бог знает, что это такое. Эти группы крошечной армадой выстроились друг за другом. Госпожа Школьник раздала им ветки, настоящие ветки с большими разноцветными листьями, махать по пути следования. Что это? Полный кайф или дурацкое унижение – как посмотреть.
– Прибыла в ваше распоряжение, – раздался голос, и Сесилия обернулась.
Скрестив руки на груди, перед ней стояла Сидни, переносица заклеена полоской телесного пластыря. Вряд ли там есть синяк, подумала Сесилия, а если даже есть, на Сидни столько косметики, что его и не увидишь. Но это не все: веки сияют золотом, губы пурпурные, остальная часть лица – сплошь персиковая маска. При том, что осень уже вступила в свои права, и все перед «Спиро» были в кофтах на молнии, Сидни вырядилась в нарядный сарафан, из-под которого торчали коленки. Обнаженные руки и ноги покрылись гусиной кожей.
– Отлично, – одобрила госпожа Школьник. – Сюда, все на борт. – Она подтолкнула небольшую лесенку к боку платформы и поддержала ее рукой для равновесия.
Сидни, пошатываясь, поднялась на платформу, сверкая лодыжками и пятками. Наверху она поставила палец на крышу бельведера, доходившего ей до пояса.
– Клево. – Она скорчила гримаску, по которой невозможно было понять, говорит она всерьез или шутит. Потерла голые руки, покачалась на пальцах ног. – Скоро остальные подтянутся.
Она имела в виду свою королевскую свиту из школы. Список имен удивления не вызывал: Сидни, Лизель, Бейли. У каждой – ноль фантазии. Сесилию занимало иное. Вместе с Августом она обошла платформу с другой стороны и остановилась у модельки «Стрижем красиво». Заглянула внутрь – нет ли там крошечных Берди и Були?
– Эй! – окликнула Сесилия. – А ты уверен?
Август поднял в воздух рюкзак.
– Абсолютно. Идем, переоденемся?
Сесилия кивнула.
– Госпожа Школьник, мы сейчас вернемся, ладно? Надо заскочить в туалет.
Госпожа Школьник глянула на телефон.
– У нас десять минут. Одна нога здесь, другая там, ладно?
Сесилия и Август побежали вдоль квартала и заскочили в здание муниципалитета, там был самый пристойный общественный туалет. Они зашли в одну кабинку вместе.
– Если честно, я нервничаю, – призналась Сесилия. – Не из-за себя, из-за тебя. Ты точно готов? Знаю, я тебя уже спрашивала, но боюсь, как бы кто не наговорил тебе гадостей. Ты решился, потому что я врезала Сидни?
Август поставил рюкзак на стул и вытащил из него длинное платье. Сесилия узнала платье из секонд-хенда, оно висело на манекене в витрине. Бледно-желтое, из семидесятых, материал – полиэстер, взбитые рукава. Наверное, для танцев.
– Сесилия, – произнес он. – Дело не в тебе.
– Знаю, что не во мне. Просто не хочу, чтобы вышло, будто это я тебя на это толкаю, а ты еще не готов.
Август – Робин! – разгладила платье и прижала к телу.
– Обещаю, – сказала она. – Не будь я готова, я бы никогда на это не пошла. – И через голову стянула футболку.
На ней оказался подбитый ватой бюстгальтер, на Сесилии был точно такой же, и ее сердце чуть прыгнуло – у нее с Августом гораздо больше общего, чем ей поначалу казалось, и сколько всего им предстоит обсудить. Сесилия взяла из рук Августа платье, расстегнула молнию и протянула раскрытой стороной своему другу. Август легко положила руку на плечо Сесилии и влезла в платье, а уже потом стянула со своих бедер джинсы. Сесилия завязала шнурок вокруг шеи – и вместе они посмотрели в зеркало. Все, превращение состоялось. Август сняла с себя мужское обличье.
– Привет, Робин, – улыбнулась Сесилия.
Робин взглянула на нее в зеркало. Рядом стояли две девочки. Робин выпростала волосы из пучка, и они упали на плечи. Сесилии вдруг открылось будущее: Робин взрослая, она очень гордится тем, что сделала, гордится собой. А у Сесилии на то, чтобы уложить волосы, никогда не уходит больше минуты. Сесилии удалось заглянуть и дальше: в отдаленном будущем их класс собирается на вечер встречи, первый, на который Сесилия уговорила Робин прийти, и вот к ней, возле чаши для пунша робко подходит Сидни Фогельман, а Робин вся из себя такая грациозная, спокойно беседует с кем-то, кто в школе по-настоящему ей нравился. Сидни извинится, и разговор будет протекать в рамках приличия, а потом даже неловко увяжется за Робин в туалет, чтобы ее не потерять.
Портер стояла рядом с Ники перед «Стрижем красиво». По другую сторону от нее Эллиот и Венди изо всех сил пытались помешать близнецам исчезнуть в толпе. Астрид и Берди находились внутри, Джульетта тайком курила за углом. Французы – вечные подростки, роскошные и бессмертные.
– Ее платформа первая, – сообщила Портер, дергая Ники за рукав.
И тут же об этих словах пожалела – получается, что Портер и ее мама знают о жизни Сесилии куда больше, чем недавно приехавшие Ники и Джульетта, знают ее учителей и друзей. Вернее, друга. Хоть это им известно, и на том спасибо.
– Нервничаю, – признался Ники. – Сам не знаю, почему, а нервничаю.
Вернулась Джульетта, протянула руку через колени Портер, как ремень безопасности, и Ники взял ее. Портер хотела превратиться в невидимку, не тут-то было – руки Ники и Джульетты крепко обхватили ее массивный, прочный, заполненный живым существом шар. Младенец, как по заказу, лягнул ногой, и Ники с Джульеттой посмотрели на свои руки, будто их касание привело к крошечному землетрясению.
– Это она? – спросил Ники.
Джульетта кивнула, потому что матери знают. Левой рукой Джульетта держала за руку Ники, а правую прижала к животу Портер. Ребенок тут же дрыгнул ногой в ответ.
– Bonjour, – поздоровалась Джульетта мягко.
И посмотрела на Ники. Наверняка, подумала Портер, они сейчас вспоминают живот Джульетты, когда в нем была Сесилия, чудесная, невидимая рыбка. К ее животу люди прикасались постоянно – знакомые в магазине, доктор Макконнелл, какие-то шапочные знакомые, ее мама, Джереми, – но так, будто встретили симпатичную собачку на улице: ах, какая очаровашка. Впрочем, слезу не пускал никто. Просто эти люди сталкивались с беременностью раньше, с той, что была для них важна, и благодаря Портер они, как на машине времени, окунались в собственные воспоминания. А Ники и Джульетта – дело другое. Ее ребенок им близок, значит, и она тоже. Фактически она уже мать. Это произошло. У нее в животе растет ребенок. Она его слушает. Она к нему внимательна.
Вдали раздались аплодисменты – парад начался. Айдан и Захари заулюлюкали, Эллиот и Венди подняли их в воздух – каждый родитель по одному ребенку. Ники повернулся и постучал в окно «Стрижем красиво» – просигналил маме. Портер и Джульетта тянули шеи – платформы отправились в медленный путь. Казалось, они наблюдают за заплывом морских чудовищ.
Сесилия и Робин вышли из туалета, держась за руки. Платья на обеих были длинные, похожие свитерки с бисером, в воздухе веяло прохладой, и они нервничали. Сесилии показалось, что она услышала детский смех, но на парад вышел весь город, у всех хорошее настроение – мало ли кто и над чем смеется. Они пробрались сквозь толпу к своей платформе, там госпожа Школьник стреляла глазами направо и налево, переводила взгляд с телефона на толпу – было ясно, что она ищет их.
– Слава богу, явились! Мы первые. А то королевы уже извелись. – Она показала на дрожащую троицу возле миниатюрной развязки. Меган исполняла какой-то ритуальный танец, который сильно смахивал на танец Санта Клауса из «Вредных девчонок», и Сесилия не могла определить, то ли она издевается над Сидни, то ли дразнит Джеймса скорее всего то и другое. Сидни и Лизель бросали на нее сверху косые взгляды, а Бейли позировала для фото, хотя две заклятые подруги наверняка не разрешат ей вешать эти снимки в интернет – с такими фотками только позориться. Тут госпожа Школьник заметила, что они переоделись. – О-о. Интересно. Шикарно выглядишь, Август. Ты тоже, Сесилия. Но Август! Просто блеск!
– Можете называть меня Робин. Называйте меня Робин. Робин, понимаете? – И она сделала книксен.
– Робин так Робин, пожалуйста, – согласилась госпожа Школьник. – Знаешь что? – Тут водитель грузовика нажал на гудок. Их очередь. Вся команда собралась, ребята потирали от холода руки, ждали указаний. Не было холодно только мальчику с бородой и в шортах – впрочем, ему не было холодно никогда, даже в феврале. – А если поставить тебя на самый верх, Робин?
Значит, надо будет махать. Улыбаться. Стоять рядом с Сидни, Лизель и Бейли, фотографироваться. Фото попадет в книгу года, под каждым снимком – их фамилии. Робин Салливан, восьмой класс. То есть будет заявка, дебют, тысяча изумленных взглядов, смущение, аплодисменты. Робин повернулась к Сесилии.
– Справишься, – поддержала Сесилия. – Я здесь, все мы здесь. Буду твоей охраной. Хотя она тебе ни к чему.
– Хорошо, – кивнула Робин.
– Вот и чудно, – сказала госпожа Школьник. – Сидни, подвинься. – Троица наверху чуть подалась назад.
Места наверху было мало, тем более что весь центр платформы занимал бельведер, своими телами они облепили это маленькое белое сооружение, его стало хуже видно, да какая разница? Робин поднялась наверх и улыбнулась.
– Ого, – воскликнула Бейли. – Ну это круто.
– Угу, – подтвердила Лизель. Она оглядела Робин с ног до головы. – Платье классное.
– Спасибо, – сказала Робин. – Твое мне тоже нравится. – Она метнула взгляд на Сесилию, давая ей понять, что она просто из великодушия, что в эту минуту великодушие уместно, Сесилии за бдительность спасибо, только сейчас в этом нет нужды.
И Сесилия может расслабиться, по крайней мере ненадолго. Сесилия поняла: эти двое – всего лишь клевретки Сидни, не более чем глупые сороки, падкие на все, что блестит. И вовсе они не преданы Сидни, скорее они ее боятся как огня. Просто Сидни – самая красивая девчонка в их классе, а гламур – это же сила. Бейли и Лизель нужна модель для подражания, чтобы чувствовать себя уверенней среди ядовитых испарений средней школы. И вдруг самой гламурной персоной оказалась Робин. Это не значит, что ей не наговорят гадостей, не надерзят, однако Сесилия видела: Робин вписывается в образ, к которому стремятся Лизель и Бейли, в котором видят себя – ведь Робин хорошенькая. И тебя примут даже безмозглые. Слабое утешение, но все-таки.
Платформа тронулась, и Сесилия пошла рядом, со стороны, где находилась Робин, – для эмоциональной, да и физической поддержки, на всякий случай. Она была подстраховкой. Сидни смотрела вперед, и когда платформа поехала, поскользнулась на каблуках, у нее подстраховки не имелось, никакой, если разобраться, и на мгновение Сесилия ее даже пожалела. Сидни смотрела прямо перед собой, как человек, который хочет пробиться сквозь бурю. Интересно, подумала Сесилия, о чем таком она думает? Сердится, что пришлось потесниться? Что ее жажда популярности – не единственное, что важно на свете? Никогда не догадаешься, что на уме у другого человека. Робин махала рукой, ветер сдувал с плеч ее волосы. А где родители Робин? Да вот же, слева от платформы, в середине тупичка, который от развязки ведет к реке. Отец Робин поднес руки ко рту, он плачет, плачет и улыбается, плачет и смеется, и что-то выкрикивает, все сразу. Мать Робин вскинула кулаки в воздух, и Сесилию наполнила гордость за подругу и за себя – она понимает разницу между личным и тайным, между помощницей и соучастницей. Сесилия помахала родителям Робин, на мгновение забыв о том, что ее собственные родители тоже где-то здесь.
Портер увидела, как приближается платформа средней школы, с девчонками наверху, одетыми совершенно не по сезону, будто юность делала их неуязвимыми для погоды. Когда она была королевой урожая и плыла на высокой школьной платформе, ей казалось, что она вполне взрослая. Но ведь это ей только казалось, разве нет? Она была в зеленом платье свободного покроя – самое то для дискотеки. Астрид его ненавидела, всяческими способами – подкупом, оскорблениями – пыталась заставить ее надеть что-то другое. Вел платформу Боб Бейкер. Какие еще девчонки были рядом – теперь не вспомнить. Она знала тогда, что родители где-то поблизости, как и Ники, и Джереми, вообще все, но видеть никого из них не хотелось. От этого одна неловкость. Но тут она услышала свое имя – родители стояли перед магазином хозтоваров и отчаянно махали ей руками. Маму она видела яснее, чем отца, годы спустя она ненавидела себя за это ощущение, но чувствовала себя именно так. Ей надо было спрыгнуть с платформы, как героине боевика, подбежать к отцу, пристально в него вглядеться – и щелкнуть затвором своей внутренней камеры. Тогда бы она запомнила его лучше. В тот же день легкий туман ее не волновал, с туманом было даже легче. И она улыбалась во весь рот, по-настоящему счастливая.
Когда к выходным месячные не начались, Портер сказала Джереми – нужен тест на беременность. Две розовые полоски проявились, не прошло и минуты – тест ответил «да». Джереми считал, что сильно переживать не надо – он мастер выкручиваться, что-то придумаем. По дороге в клинику в Нью-Палц Портер даже не плакала – так была ошарашена. Ребенка она категорически не хотела. Какой ребенок? Ей казалось, от этого зависит вся ее жизнь, все ее будущее. Или одно, или другое. Ребенок и нормальная жизнь несовместимы. Каждый год в школе залетала хотя бы одна девочка, она становилась все больше и больше, а потом вдруг исчезала, растворялась в дымке. Иногда кто-то из них потом появлялся в школе, но в основном – нет. А затем их видели в городе с колясочкой, либо на детской площадке со своим чадом, иногда на тех же площадках, где по вечерам собирались старшеклассники – покурить травки и попить винца.
– Наверное, нам лучше расстаться, – сказала она тогда, глядя в окно. – Когда все закончится.
Именно так она тогда и думала: если они с Джереми не прервут отношения, ее родители скорее всего догадаются. Она делала ему подарок. Понимал ли он? Да, она не думала о совместном будущем, позволяла ему навсегда выбросить эту историю из головы – королевский подарок. Это был день как день. Только ее тело – здоровое и крепкое! – помнило все, даже те крошечные клеточки, от которых она избавилась.
Потом Джереми отвез ее домой, родителей не было. Зато в ее комнате торчал Ники, он покуривал травку, выдыхая в окошко, и ему – единственному – она все рассказала. Через год на празднике урожая будет новая королева. Девушки сменяют друг друга – как и полагается.
– Вон они, вон они! – воскликнул Ники.
Он показал на платформу, медленно плывшую по улице. Сесилия в длинном платье неловко вышагивала рядом, путаясь в собственных ногах, – это тебе не джинсы. Вместо того чтобы смотреть на толпу и весело махать рукой, как остальные подростки, шедшие рядом с платформой, она смотрела вверх.
Портер посмотрела туда же и увидела дочь Джереми, мрачную и посиневшую от холода, а рядом сияющую девушку в желтом. Август? Да. Портер вдруг задумалась: а какой самый отважный поступок в жизни совершила она? И после секундного раздумья положила руки на живот.
– Схожу в туалет, – сказала Портер Ники и Джульетте, которые просто замерли от счастья – их дочь участвует в городском празднике! – и что-то едва слышно хмыкнули в ответ.
Близнецы тоже пребывали в полном восторге, беспрестанно махали руками, а Венди и Эллиот радостно улыбались друг другу и всему миру. Как мало нужно, чтобы родители перестали хмуриться и засияли.
Туалет в здании муниципалитета был там, где всегда, и сквозь толпу Портер направилась туда по коридору. Кругом родители с детьми – папаши без зазрения совести говорят по телефону, будто не могут подождать хотя бы час, мамы, чуть согнувшись и вытягивая руки, отлавливают мелких отпрысков, которые носятся взад-вперед по коридору. В туалет собралась небольшая очередь, все обменивались улыбками и тут же забывали друг о друге.
Дверь из туалета распахнулась. Первым появился солидный живот, беременность во всем соку, почти полный круг, и Портер даже стало за себя неловко. Бугор обтягивало платье в вертикальную красно-белую полоску, эдакий гигантский человек-леденец, какой-нибудь персонаж из детского комикса. Взгляд Портер проследовал по телу женщины к ее голове. И она встретилась взглядами с улыбающейся Кристен Фогельман.
– Привет, – произнесла Кристен. Она показала на живот Портер. – Поздравляю. Джереми рассказал мне, что ты в положении.
– Точно. – Разум Портер взорвался, брань так и рвалась наружу, однако ей удалось сдержаться. Язык присох к гортани, будто его протерли бумажным полотенцем. Она просеяла слова, толкавшиеся в мозгу, и наконец выжала из себя целое предложение. Она показала на пляжный мяч Кристен. – А я и не знала.
– Нет? – Кристен стряхнула с рук остатки воды из-под крана. – Странно. Хотя третьим ребенком никого не удивишь. Лепестки с розы уже опали. – Она сморщила нос. – Впрочем, какая я сейчас роза? Скорее арбуз.
Парад в честь праздника урожая назначили на пятницу, на десять утра. Остаток пятницы плюс субботу и воскресенье город принимал туристов и тех, кто приезжал только на выходные, прокричать хорошей погоде последнее ура – чтобы потом замереть до Рождества. Парад же, домашний и горделивый, прежде всего предназначался для жителей города. Вокруг развязки и дальше в обе стороны по Мейн-стрит люди с рассвета ставили складные стульчики, занимали места поудобнее. Родители приносили пакеты с едой для своих карапузов и позволяли им вволю резвиться на временно перекрытых улицах. Уэсли Дрюс восседал в специальной кабинке, вел прямой репортаж, и люди делали с ним селфи, на фоне его машущей руки в перчатке. В воздухе пахло яблочным сидром и пончиками с корицей, которые продавались в киоске перед «Спиро», Олимпия разливала дымящийся напиток по бумажным стаканчикам. Сесилия, Август и другие участники парада, скрытые от глаз, стояли возле своего творения шагах в пятидесяти вверх по Мейн-стрит. А глазам было на что посмотреть.
Поначалу Сесилия здорово сомневалась. Платформу украсили и просто установили в кузове неглубокого грузовичка, от самой Сесилии требовалось лишь выполнять указания, да так, чтобы не склеились пальцы. А вот Август, госпожа Школьник и другие члены команды сотворили нечто необыкновенное. Во-первых, они смастерили бельведер, точную копию настоящего, только в восемь раз меньше, во‑вторых, сделали всю развязку в миниатюре. Крошечный книжный магазин, крошечная блинная «Спиро», крошечная парикмахерская «Стрижем красиво», крошечное пустое здание, крошечные деревья, скамейки и все прочее. Сесилия приклеивала траву. Красила доски из прессованной древесины. Август шил миниатюрные занавески, вырезал сотни разноцветных крохотных листьев. Вся композиция располагалась на круглой платформе, которую медленно вращал кто-то из членов команды, шедший рядом.
– Может, это твое будущее, – заметила Сесилия Августу. – Делать что-то своими руками.
Август закатил глаза.
– Звучит соблазнительно. Все равно спасибо.
Госпожа Школьник собрала их, как цыплят на насесте. Меган и Джеймс, в восторге от своей работы, вовсю лизались, засунув руки друг другу в задние карманы джинсов, тискались безо всякого стеснения.
– Ребята, прошу вас. – Госпожа Школьник опустила фотокамеру. – Все-таки мы на параде.
Все смеялись, радостно теснились. Впервые Сесилия увидела Клэпхэм – большой Клэпхэм – ее будущего. Она и Август на выпускном вечере в мантиях, она протягивает руки к дочке Портер, которая ковыляет ей навстречу. Совсем даже неплохо. Больше того – здорово. Церемония напоминает День благодарения с шарами, только поменьше. У старшей школы своя платформа, у пожарной команды – своя, еще одна – у «Лосиного жилища», бог знает, что это такое. Эти группы крошечной армадой выстроились друг за другом. Госпожа Школьник раздала им ветки, настоящие ветки с большими разноцветными листьями, махать по пути следования. Что это? Полный кайф или дурацкое унижение – как посмотреть.
– Прибыла в ваше распоряжение, – раздался голос, и Сесилия обернулась.
Скрестив руки на груди, перед ней стояла Сидни, переносица заклеена полоской телесного пластыря. Вряд ли там есть синяк, подумала Сесилия, а если даже есть, на Сидни столько косметики, что его и не увидишь. Но это не все: веки сияют золотом, губы пурпурные, остальная часть лица – сплошь персиковая маска. При том, что осень уже вступила в свои права, и все перед «Спиро» были в кофтах на молнии, Сидни вырядилась в нарядный сарафан, из-под которого торчали коленки. Обнаженные руки и ноги покрылись гусиной кожей.
– Отлично, – одобрила госпожа Школьник. – Сюда, все на борт. – Она подтолкнула небольшую лесенку к боку платформы и поддержала ее рукой для равновесия.
Сидни, пошатываясь, поднялась на платформу, сверкая лодыжками и пятками. Наверху она поставила палец на крышу бельведера, доходившего ей до пояса.
– Клево. – Она скорчила гримаску, по которой невозможно было понять, говорит она всерьез или шутит. Потерла голые руки, покачалась на пальцах ног. – Скоро остальные подтянутся.
Она имела в виду свою королевскую свиту из школы. Список имен удивления не вызывал: Сидни, Лизель, Бейли. У каждой – ноль фантазии. Сесилию занимало иное. Вместе с Августом она обошла платформу с другой стороны и остановилась у модельки «Стрижем красиво». Заглянула внутрь – нет ли там крошечных Берди и Були?
– Эй! – окликнула Сесилия. – А ты уверен?
Август поднял в воздух рюкзак.
– Абсолютно. Идем, переоденемся?
Сесилия кивнула.
– Госпожа Школьник, мы сейчас вернемся, ладно? Надо заскочить в туалет.
Госпожа Школьник глянула на телефон.
– У нас десять минут. Одна нога здесь, другая там, ладно?
Сесилия и Август побежали вдоль квартала и заскочили в здание муниципалитета, там был самый пристойный общественный туалет. Они зашли в одну кабинку вместе.
– Если честно, я нервничаю, – призналась Сесилия. – Не из-за себя, из-за тебя. Ты точно готов? Знаю, я тебя уже спрашивала, но боюсь, как бы кто не наговорил тебе гадостей. Ты решился, потому что я врезала Сидни?
Август поставил рюкзак на стул и вытащил из него длинное платье. Сесилия узнала платье из секонд-хенда, оно висело на манекене в витрине. Бледно-желтое, из семидесятых, материал – полиэстер, взбитые рукава. Наверное, для танцев.
– Сесилия, – произнес он. – Дело не в тебе.
– Знаю, что не во мне. Просто не хочу, чтобы вышло, будто это я тебя на это толкаю, а ты еще не готов.
Август – Робин! – разгладила платье и прижала к телу.
– Обещаю, – сказала она. – Не будь я готова, я бы никогда на это не пошла. – И через голову стянула футболку.
На ней оказался подбитый ватой бюстгальтер, на Сесилии был точно такой же, и ее сердце чуть прыгнуло – у нее с Августом гораздо больше общего, чем ей поначалу казалось, и сколько всего им предстоит обсудить. Сесилия взяла из рук Августа платье, расстегнула молнию и протянула раскрытой стороной своему другу. Август легко положила руку на плечо Сесилии и влезла в платье, а уже потом стянула со своих бедер джинсы. Сесилия завязала шнурок вокруг шеи – и вместе они посмотрели в зеркало. Все, превращение состоялось. Август сняла с себя мужское обличье.
– Привет, Робин, – улыбнулась Сесилия.
Робин взглянула на нее в зеркало. Рядом стояли две девочки. Робин выпростала волосы из пучка, и они упали на плечи. Сесилии вдруг открылось будущее: Робин взрослая, она очень гордится тем, что сделала, гордится собой. А у Сесилии на то, чтобы уложить волосы, никогда не уходит больше минуты. Сесилии удалось заглянуть и дальше: в отдаленном будущем их класс собирается на вечер встречи, первый, на который Сесилия уговорила Робин прийти, и вот к ней, возле чаши для пунша робко подходит Сидни Фогельман, а Робин вся из себя такая грациозная, спокойно беседует с кем-то, кто в школе по-настоящему ей нравился. Сидни извинится, и разговор будет протекать в рамках приличия, а потом даже неловко увяжется за Робин в туалет, чтобы ее не потерять.
Портер стояла рядом с Ники перед «Стрижем красиво». По другую сторону от нее Эллиот и Венди изо всех сил пытались помешать близнецам исчезнуть в толпе. Астрид и Берди находились внутри, Джульетта тайком курила за углом. Французы – вечные подростки, роскошные и бессмертные.
– Ее платформа первая, – сообщила Портер, дергая Ники за рукав.
И тут же об этих словах пожалела – получается, что Портер и ее мама знают о жизни Сесилии куда больше, чем недавно приехавшие Ники и Джульетта, знают ее учителей и друзей. Вернее, друга. Хоть это им известно, и на том спасибо.
– Нервничаю, – признался Ники. – Сам не знаю, почему, а нервничаю.
Вернулась Джульетта, протянула руку через колени Портер, как ремень безопасности, и Ники взял ее. Портер хотела превратиться в невидимку, не тут-то было – руки Ники и Джульетты крепко обхватили ее массивный, прочный, заполненный живым существом шар. Младенец, как по заказу, лягнул ногой, и Ники с Джульеттой посмотрели на свои руки, будто их касание привело к крошечному землетрясению.
– Это она? – спросил Ники.
Джульетта кивнула, потому что матери знают. Левой рукой Джульетта держала за руку Ники, а правую прижала к животу Портер. Ребенок тут же дрыгнул ногой в ответ.
– Bonjour, – поздоровалась Джульетта мягко.
И посмотрела на Ники. Наверняка, подумала Портер, они сейчас вспоминают живот Джульетты, когда в нем была Сесилия, чудесная, невидимая рыбка. К ее животу люди прикасались постоянно – знакомые в магазине, доктор Макконнелл, какие-то шапочные знакомые, ее мама, Джереми, – но так, будто встретили симпатичную собачку на улице: ах, какая очаровашка. Впрочем, слезу не пускал никто. Просто эти люди сталкивались с беременностью раньше, с той, что была для них важна, и благодаря Портер они, как на машине времени, окунались в собственные воспоминания. А Ники и Джульетта – дело другое. Ее ребенок им близок, значит, и она тоже. Фактически она уже мать. Это произошло. У нее в животе растет ребенок. Она его слушает. Она к нему внимательна.
Вдали раздались аплодисменты – парад начался. Айдан и Захари заулюлюкали, Эллиот и Венди подняли их в воздух – каждый родитель по одному ребенку. Ники повернулся и постучал в окно «Стрижем красиво» – просигналил маме. Портер и Джульетта тянули шеи – платформы отправились в медленный путь. Казалось, они наблюдают за заплывом морских чудовищ.
Сесилия и Робин вышли из туалета, держась за руки. Платья на обеих были длинные, похожие свитерки с бисером, в воздухе веяло прохладой, и они нервничали. Сесилии показалось, что она услышала детский смех, но на парад вышел весь город, у всех хорошее настроение – мало ли кто и над чем смеется. Они пробрались сквозь толпу к своей платформе, там госпожа Школьник стреляла глазами направо и налево, переводила взгляд с телефона на толпу – было ясно, что она ищет их.
– Слава богу, явились! Мы первые. А то королевы уже извелись. – Она показала на дрожащую троицу возле миниатюрной развязки. Меган исполняла какой-то ритуальный танец, который сильно смахивал на танец Санта Клауса из «Вредных девчонок», и Сесилия не могла определить, то ли она издевается над Сидни, то ли дразнит Джеймса скорее всего то и другое. Сидни и Лизель бросали на нее сверху косые взгляды, а Бейли позировала для фото, хотя две заклятые подруги наверняка не разрешат ей вешать эти снимки в интернет – с такими фотками только позориться. Тут госпожа Школьник заметила, что они переоделись. – О-о. Интересно. Шикарно выглядишь, Август. Ты тоже, Сесилия. Но Август! Просто блеск!
– Можете называть меня Робин. Называйте меня Робин. Робин, понимаете? – И она сделала книксен.
– Робин так Робин, пожалуйста, – согласилась госпожа Школьник. – Знаешь что? – Тут водитель грузовика нажал на гудок. Их очередь. Вся команда собралась, ребята потирали от холода руки, ждали указаний. Не было холодно только мальчику с бородой и в шортах – впрочем, ему не было холодно никогда, даже в феврале. – А если поставить тебя на самый верх, Робин?
Значит, надо будет махать. Улыбаться. Стоять рядом с Сидни, Лизель и Бейли, фотографироваться. Фото попадет в книгу года, под каждым снимком – их фамилии. Робин Салливан, восьмой класс. То есть будет заявка, дебют, тысяча изумленных взглядов, смущение, аплодисменты. Робин повернулась к Сесилии.
– Справишься, – поддержала Сесилия. – Я здесь, все мы здесь. Буду твоей охраной. Хотя она тебе ни к чему.
– Хорошо, – кивнула Робин.
– Вот и чудно, – сказала госпожа Школьник. – Сидни, подвинься. – Троица наверху чуть подалась назад.
Места наверху было мало, тем более что весь центр платформы занимал бельведер, своими телами они облепили это маленькое белое сооружение, его стало хуже видно, да какая разница? Робин поднялась наверх и улыбнулась.
– Ого, – воскликнула Бейли. – Ну это круто.
– Угу, – подтвердила Лизель. Она оглядела Робин с ног до головы. – Платье классное.
– Спасибо, – сказала Робин. – Твое мне тоже нравится. – Она метнула взгляд на Сесилию, давая ей понять, что она просто из великодушия, что в эту минуту великодушие уместно, Сесилии за бдительность спасибо, только сейчас в этом нет нужды.
И Сесилия может расслабиться, по крайней мере ненадолго. Сесилия поняла: эти двое – всего лишь клевретки Сидни, не более чем глупые сороки, падкие на все, что блестит. И вовсе они не преданы Сидни, скорее они ее боятся как огня. Просто Сидни – самая красивая девчонка в их классе, а гламур – это же сила. Бейли и Лизель нужна модель для подражания, чтобы чувствовать себя уверенней среди ядовитых испарений средней школы. И вдруг самой гламурной персоной оказалась Робин. Это не значит, что ей не наговорят гадостей, не надерзят, однако Сесилия видела: Робин вписывается в образ, к которому стремятся Лизель и Бейли, в котором видят себя – ведь Робин хорошенькая. И тебя примут даже безмозглые. Слабое утешение, но все-таки.
Платформа тронулась, и Сесилия пошла рядом, со стороны, где находилась Робин, – для эмоциональной, да и физической поддержки, на всякий случай. Она была подстраховкой. Сидни смотрела вперед, и когда платформа поехала, поскользнулась на каблуках, у нее подстраховки не имелось, никакой, если разобраться, и на мгновение Сесилия ее даже пожалела. Сидни смотрела прямо перед собой, как человек, который хочет пробиться сквозь бурю. Интересно, подумала Сесилия, о чем таком она думает? Сердится, что пришлось потесниться? Что ее жажда популярности – не единственное, что важно на свете? Никогда не догадаешься, что на уме у другого человека. Робин махала рукой, ветер сдувал с плеч ее волосы. А где родители Робин? Да вот же, слева от платформы, в середине тупичка, который от развязки ведет к реке. Отец Робин поднес руки ко рту, он плачет, плачет и улыбается, плачет и смеется, и что-то выкрикивает, все сразу. Мать Робин вскинула кулаки в воздух, и Сесилию наполнила гордость за подругу и за себя – она понимает разницу между личным и тайным, между помощницей и соучастницей. Сесилия помахала родителям Робин, на мгновение забыв о том, что ее собственные родители тоже где-то здесь.
Портер увидела, как приближается платформа средней школы, с девчонками наверху, одетыми совершенно не по сезону, будто юность делала их неуязвимыми для погоды. Когда она была королевой урожая и плыла на высокой школьной платформе, ей казалось, что она вполне взрослая. Но ведь это ей только казалось, разве нет? Она была в зеленом платье свободного покроя – самое то для дискотеки. Астрид его ненавидела, всяческими способами – подкупом, оскорблениями – пыталась заставить ее надеть что-то другое. Вел платформу Боб Бейкер. Какие еще девчонки были рядом – теперь не вспомнить. Она знала тогда, что родители где-то поблизости, как и Ники, и Джереми, вообще все, но видеть никого из них не хотелось. От этого одна неловкость. Но тут она услышала свое имя – родители стояли перед магазином хозтоваров и отчаянно махали ей руками. Маму она видела яснее, чем отца, годы спустя она ненавидела себя за это ощущение, но чувствовала себя именно так. Ей надо было спрыгнуть с платформы, как героине боевика, подбежать к отцу, пристально в него вглядеться – и щелкнуть затвором своей внутренней камеры. Тогда бы она запомнила его лучше. В тот же день легкий туман ее не волновал, с туманом было даже легче. И она улыбалась во весь рот, по-настоящему счастливая.
Когда к выходным месячные не начались, Портер сказала Джереми – нужен тест на беременность. Две розовые полоски проявились, не прошло и минуты – тест ответил «да». Джереми считал, что сильно переживать не надо – он мастер выкручиваться, что-то придумаем. По дороге в клинику в Нью-Палц Портер даже не плакала – так была ошарашена. Ребенка она категорически не хотела. Какой ребенок? Ей казалось, от этого зависит вся ее жизнь, все ее будущее. Или одно, или другое. Ребенок и нормальная жизнь несовместимы. Каждый год в школе залетала хотя бы одна девочка, она становилась все больше и больше, а потом вдруг исчезала, растворялась в дымке. Иногда кто-то из них потом появлялся в школе, но в основном – нет. А затем их видели в городе с колясочкой, либо на детской площадке со своим чадом, иногда на тех же площадках, где по вечерам собирались старшеклассники – покурить травки и попить винца.
– Наверное, нам лучше расстаться, – сказала она тогда, глядя в окно. – Когда все закончится.
Именно так она тогда и думала: если они с Джереми не прервут отношения, ее родители скорее всего догадаются. Она делала ему подарок. Понимал ли он? Да, она не думала о совместном будущем, позволяла ему навсегда выбросить эту историю из головы – королевский подарок. Это был день как день. Только ее тело – здоровое и крепкое! – помнило все, даже те крошечные клеточки, от которых она избавилась.
Потом Джереми отвез ее домой, родителей не было. Зато в ее комнате торчал Ники, он покуривал травку, выдыхая в окошко, и ему – единственному – она все рассказала. Через год на празднике урожая будет новая королева. Девушки сменяют друг друга – как и полагается.
– Вон они, вон они! – воскликнул Ники.
Он показал на платформу, медленно плывшую по улице. Сесилия в длинном платье неловко вышагивала рядом, путаясь в собственных ногах, – это тебе не джинсы. Вместо того чтобы смотреть на толпу и весело махать рукой, как остальные подростки, шедшие рядом с платформой, она смотрела вверх.
Портер посмотрела туда же и увидела дочь Джереми, мрачную и посиневшую от холода, а рядом сияющую девушку в желтом. Август? Да. Портер вдруг задумалась: а какой самый отважный поступок в жизни совершила она? И после секундного раздумья положила руки на живот.
– Схожу в туалет, – сказала Портер Ники и Джульетте, которые просто замерли от счастья – их дочь участвует в городском празднике! – и что-то едва слышно хмыкнули в ответ.
Близнецы тоже пребывали в полном восторге, беспрестанно махали руками, а Венди и Эллиот радостно улыбались друг другу и всему миру. Как мало нужно, чтобы родители перестали хмуриться и засияли.
Туалет в здании муниципалитета был там, где всегда, и сквозь толпу Портер направилась туда по коридору. Кругом родители с детьми – папаши без зазрения совести говорят по телефону, будто не могут подождать хотя бы час, мамы, чуть согнувшись и вытягивая руки, отлавливают мелких отпрысков, которые носятся взад-вперед по коридору. В туалет собралась небольшая очередь, все обменивались улыбками и тут же забывали друг о друге.
Дверь из туалета распахнулась. Первым появился солидный живот, беременность во всем соку, почти полный круг, и Портер даже стало за себя неловко. Бугор обтягивало платье в вертикальную красно-белую полоску, эдакий гигантский человек-леденец, какой-нибудь персонаж из детского комикса. Взгляд Портер проследовал по телу женщины к ее голове. И она встретилась взглядами с улыбающейся Кристен Фогельман.
– Привет, – произнесла Кристен. Она показала на живот Портер. – Поздравляю. Джереми рассказал мне, что ты в положении.
– Точно. – Разум Портер взорвался, брань так и рвалась наружу, однако ей удалось сдержаться. Язык присох к гортани, будто его протерли бумажным полотенцем. Она просеяла слова, толкавшиеся в мозгу, и наконец выжала из себя целое предложение. Она показала на пляжный мяч Кристен. – А я и не знала.
– Нет? – Кристен стряхнула с рук остатки воды из-под крана. – Странно. Хотя третьим ребенком никого не удивишь. Лепестки с розы уже опали. – Она сморщила нос. – Впрочем, какая я сейчас роза? Скорее арбуз.