Завтра может не быть
Часть 12 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Варя помнила про архитектурно-строительный и отыскала деда будущего антихриста в институте. В пятьдесят девятом никакой особой охраны на входе в вузы (да и нигде почти, кроме режимных объектов) не было. Поэтому Варя спокойно прошла в институт, выяснила группу и даже попросила, в толпе перед лекцией, указать ей Кордубцева. Потом проследовала за ним после занятий. И вот неожиданность: у северного вестибюля метро «Красные Ворота» Кордубцев-дед встретился с девушкой. Он даже поцеловал ее в щечку, что при общей советской примороженности определенно означало интимность в отношениях. Вот это да, подумалось Варе. Значит, недостаточно Данилов его напугал. Или дело в гормонах, бушующих в крови двадцатилетнего парубка? Да, парням все трын-трава, никакие душеспасительные беседы не действуют.
В лицо Кордубцев-дед Варю не знал, поэтому в метро она держалась достаточно близко и без проблем довела парочку до Ярославского вокзала. Никаких автоматических касс на площади не существовало – как и павильонов с турникетами и охраной. Ребята пошли за билетами в здание вокзала. Успела взять и Варя, на всякий случай, до станции Мытищи и обратно. (Помнится, Данилов говорил, что Семен живет то ли в Перловке, то ли в Тайнинке.)
Варя села с парочкой в один вагон. Поглядывала одним глазом на объект, другим – за окно. Справа от железки, почти сразу, начиная с Маленковской, потянулись чащи Лосиного острова. Слева современный город тоже кончился быстро.
После платформы Северянин начался форменный пригород: дачи, бараки, избы. Правда, у Лосиноостровской мелькнули помпезные фасады города Бабушкина, но довольно скоро опять сменились сельскими пейзажами, включая лошадей, запряженных в телеги, пасущихся коровенок и стада коз.
Парочка сидела у окна, целомудренно держалась за ручки – никаких поцелуйчиков или обжимонов: в СССР в середине двадцатого века таким на людях не занимались.
Вышли объекты на Тайнинке. Варя поспешила за ними. Вот интересно: эта девчонка – та самая будущая бабушка Елисея, Людмила Кордубцева? И если так, тогда придется действовать по ним обоим?
Следить за парочкой оказалось несложно. И куда интересней, чем просиживать на лекции по истпарту. Одна только мысль саднила: я ведь наблюдаю за ними, чтобы в конечном итоге ликвидировать. Но за что? Никто из них, предков Елисея, ни в чем решительно не виноват. Обычные советские люди. А мы их – под нож? Нет, нет, об этом лучше не задумываться. А что остается делать? Или им жить – или ей. И Данилову.
Парочка пошла по сельской улице – никакого тебе асфальта. Грунтовка, лопухи, колонки с водой. За штакетником – распаханные участки под картошку со свеклой, садики, где уже зацвели сливы и вишни. Наконец, объект с девушкой добрались до двухэтажного барака. Данилов когда-то рассказывал: именно в бараке на Тайнинке дед Кордубцева и проживал вместе с матерью и сестрой. Интересно, его близкие дома? Или молодые люди хотят воспользоваться свободной фатерой?
Хоть об интимном в СССР в те времена очень редко говорили вслух, секс в стране Советов, конечно, существовал. В том числе и добрачный, и внебрачный. Зашуганный, зашоренный, несмелый, неумелый, однако куда деваться от человеческой природы! И мать Варе истерики устраивала, натурально поперек порога ложилась, когда та собиралась ночку в гостях у Данилова провести: «Как можно?! Советская девушка?! Первокурсница?! И до брака?! Ложиться в постель с мужчиной?!» Но потом все-таки смирилась, стихла. Коронным контрударом Вари стало: «А ты сама? С дядей Аркадием тоже без регистрации живешь?» – и тут несчастной крыть было нечем.
Молодые люди скрылись в подъезде деревянного двухэтажного барака. Варя зашла вслед за ними. В подъезде, конечно, ждать их невозможно. Темная скользкая вонючая лестница, по две квартиры на этаже.
Девушка заняла место на улице, на деревянной лавочке у стола. Там, верно, доминошники собираются, но сегодня будний день, рабочее время. Праздношатающихся здесь, в СССР-1959, немного. Еще свежи в памяти сталинские порядки, когда за пятнадцатиминутное опоздание сажали.
Варя достала из сумочки книжку. Тут, в прошлом, все культурные люди таскают с собой книги: почитать по дороге или на скучной лекции. Художественная литература в Советском Союзе считалась ценностью. Книжными новинками хвастались, их обсуждали. Вот только читать было нечего. Разве что восхищались многие юной звездой Гладилиным. Аксенов пока даже «Коллег» не выпустил, а только два рассказа, и выглядели они такими… очень советскими, что ли. Оставалась вечная классика, тем более что Толстой, Чехов и Тургенев в СССР издавались широко и качественно. С Достоевским, любимым Варей, дела обстояли похуже, но все равно недавно вышло собрание сочинений, куда даже запрещенных ранее «Бесов» включили. Вот и сейчас девушка достала из сумки томик Чехова. «Остров Сахалин», к примеру, она раньше не читала – да и разве собралась бы в нашем времени, когда кругом столько соблазнов в виде соцсетей и сериалов!
Если кто-то станет докапываться, чего она тут сидит и кто вообще такая, у нее наготове имелась легенда: «Жду портниху Юлю из во-он того дома». А кто там у них портниха, пусть сами разбираются.
Однако никто ее выспрашивать ни о чем не стал, хотя из барака напротив любопытствующие домохозяйки в окна посматривали. Но объекты не появлялись. Варя успела прочитать добрую сотню страниц и изрядно замерзнуть. Закралось подозрение: а вдруг молодые люди завалились до утра и родители на квартиру не вернутся? Но нет, около шести парочка наконец из подъезда выпорхнула. По разрумянившемуся и разглаженному лицу Семена Кордубцева не оставалось ровным счетом никаких сомнений, чем они там, на втором этаже барака, занимались. Гляделся он гоголем-победителем, поглаживал девушку по плечу, приникал к ней. Девчонка тоже раскраснелась, и причесочка у нее растрепалась. Варя ее пожалела: как они там, бедненькие, без душа, без ванной? В тазике, из чайничка?
Явно следовало установить личность сожительницы. Если это Людмила Жеребятова, ставшая в будущем Кордубцевой, значит, они могли запросто уже заделать будущего Славика, отца Антихриста. И тогда – что? На Семена можно вообще больше не обращать внимания? Работать только по ней? Пусть Петренко сам решает.
Кордубцев, как истый джентльмен, довел юницу до станции и посадил в электричку. На большее его не хватило.
Варя впорхнула в вагон вслед за девчонкой. Народу в электричке было мало, и она даже заняла место напротив нее. Будем надеяться, Петренко не заругает, что она демаскировала себя и перешла к активным мероприятиям.
Девушка – воистину все здесь ходят с книжками! – достала из сумочки томик, обернутый в газету, и погрузилась в чтение. Была она хороша собой – только одета плоховато. Впрочем, Варе тоже приходилось носить ужасный суконный польт, туфли, похожие на гробы, и нечеловеческие чулки на резинках. Можно представить, какое у девчонки белье – бедная, как она своего Семена соблазняет. И причесочка – просто косички с ленточками. А косметикой в их возрасте пользуются (как считается) лишь падшие, развратные особы.
Варя взялась читать свое. В какой-то момент, когда девушка отвлеклась от страничек, поймала ее взгляд, улыбнулась и спросила:
– А вы что читаете? – здесь принято на «вы» обращаться, даже если разговор между двумя студентками идет. Та улыбнулась в ответ:
– Шекспира. По программе.
– Первый курс? – понимающе улыбнулась разведчица.
– Второй.
– Педагогический?
– Ага.
– А я вот тоже хотела в пед поступать, да меня друзья в Техноложку сманили. На счетно-решающие машины. Говорят, за ними будущее. Но я сама, как мне кажется, больше гуманитарий по натуре. Может, поменять профиль? А у вас какая специализация?
– Русский язык и литература.
– Полезные знания, нигде не пропадешь… Меня, кстати, Варя зовут.
– А меня – Людмила.
Значит, та самая? Бабушка Елисея Кордубцева? Та, что погибнет в десятых годах двадцать первого века вместе со своим мужем от удара молнии? А смерть их будет спровоцирована и организована родным внуком.
Это было странно, интересно и ужасно: говорить с человеком, вся дальнейшая судьба которого, вплоть до смерти, перед тобой как на ладони. Интересно, что скажет Людмила, если Варя о ее же будущей жизни поведает? Ненормальная, подумает, особенно когда услышит о распаде Советского Союза и капиталистических порядках.
Но Варвара ненормальной не была. Она завязала непринужденную болтовню. Надо было выяснить, как фамилия попутчицы, и сотрудница комиссии мягко навела на то разговор.
– Ой, а мне так своя фамилия не нравится! Семугова, представляешь? Кошмар.
– Почему, хорошая. У меня вообще Жеребятова.
Да, это была она. Будущая жена Кордубцева-деда и бабушка ужасного Елисея, отродья рода человеческого. Эх, сказать бы ей: беги! Беги от своего Семена куда подальше! Так ведь не поймет и не послушает. А может, она уже зачала – прямо сегодня, в бараке на Тайнинке – своего единственного сына, Вячеслава, который в девяностые пойдет служить во флот, там увлечется яхтами и погибнет вместе с супругой в две тысячи двенадцатом году в Эгейском море. Опять-таки: странным образом умертвленный собственным сыном Елисеем – внуком этой милой девочки.
Но и подобный разговор, конечно, невозможен. Данилов пытался отвратить Семена от брака и секса страшилками о неизлечимой генетической болезни, но, как оказалось, совсем не преуспел. Прекрасным образом Кордубцев встречается с девушками – может, конечно, презиками пользуется, да и то не факт.
Как прав Петренко: остановить этих людей может только смерть. И потому из девушки следовало вытащить как можно больше информации: где та проживает, к примеру.
– Может, давай на «ты»? – вопросила Варя.
– Давай.
– А ты сейчас куда едешь?
– Домой возвращаюсь.
– А где живешь?
– Ой, за городом. В Вешняках.
– Супер! – вырвалось у Вари. Иногда она теряла бдительность и начинала употреблять жаргончик, который появится только лет через сорок. – Я ведь тоже в Вешняки еду, к бабуле, – легко соврала она.
Вешняки в ту пору были пригородным дачным поселком, типа Тайнинки.
– Вот как? Куда?
– Улица Красный Казанец.
– Нет там такой улицы.
«Чуть не прокололась! Там, видать, сейчас другая топонимика!»
– Ой, может, я перепутала, там недалеко от станции, налево и прямо, – неопределенно протрещала девушка.
– А я на Пионерской. – И впрямь, не было в Вешняках в двадцать первом веке улочки с таким именем.
– Поедем вместе?
– Давай.
Для дела полезно – проводить объект до дома, разведать, где живет. А самой интересно глянуть, как выглядели Вешняки в пятьдесят девятом. Чай, не чужое место: именно там вскорости, в начале шестидесятых, на месте бывшей разведшколы построят подземный бункер для сверхсекретной комиссии, куда Варя много лет будет ездить на службу.
Они прибыли на Ярославский. Пока шли по суетливой площади, по дороге попались под ручку друг с дружкой две пожилые женщины (одна с чемоданчиком), которые показались Варе смутно знакомыми. Первая – полная и величественная, как королева, вторая – седая, сухонькая, с большим носом и волнистыми волосами. Внимания на них никто не обращал, и только когда они с Людмилой миновали парочку, Варю словно ошпарило: да это ж Ахматова! А спутница ее – Лидия Чуковская. Наверное, поэтессу на Ленинградский вокзал провожает.
– Ты Ахматову знаешь? – спросила она Людмилу.
– Да, мы в школе проходили. «Монашка под маркой блудницы». Постановление ЦК по журналам «Звезда» и «Ленинград».
– Мы ее только что встретили.
– Серьезно? А она еще жива?
«Умрет через семь лет, в шестьдесят шестом», – чуть не брякнула Варя, но сдержалась.
Девушки перебежали Комсомольскую площадь, направляясь к Казанскому, – до строительства длиннющего подземного перехода, соединяющего вокзалы, оставалась еще пара лет. По пути Варя невзначай спросила:
– А ты откуда едешь? Вроде институт ваш совсем не в Мытищах находится?
Девушка слегка зарделась и проговорила, смущенно, но гордо:
– У меня свидание было.
– Куда ж вы ходили? – невзначай поинтересовалась разведчица.
Люда закраснелась еще пуще и прошептала:
– У нас была любовь.
– Вот как? Значит, у тебя все серьезно? И вы поженитесь? А он кто такой?
– Пятикурсник из Архитектурно-строительного. Он предложение мне делал, но я его уговорила подождать со свадьбой, я ведь только на втором.
– Ой, совет вам да любовь.
Значит, все у них с Кордубцевым по-настоящему, и скоро в этом девичьем тельце начнет зреть будущий отец Антихриста. Как все страшно, больно, нескладно!
Они вошли под могучие и помпезные своды Казанского вокзала. У Людмилы оказался проездной, Варя попросила подождать, пока она купит себе разовый билет.
Снова электричка, а за окнами стали разворачиваться новые пейзажи: относительно обустроенные «Электрозаводская», новые дома, а потом снова луга, перелески, бараки. В вагоне народу оказалось много, сидячих мест студенткам не досталось, пришлось стоять. И довольно удушливая атмосферка царила. Тут, в Москве-1959, мылись в среднем не каждый день, как в начале двадцать первого века, а единожды в неделю – да и удобства не располагали: жили ведь в коммуналках да избах, бараках да общагах. Хрущевское пятиэтажное строительство только начиналось. Суббота, короткий рабочий день для многих считался банным. А на неделе – в лучшем случае под умывальником подмышки промакивали. И слова «дезодорант» еще никто не ведал. Поэтому запашок в местах скопления людей царил так себе. Вдобавок и курящих полно. В тамбурах человек по десять дымили. Синие клубы и в вагоны тянуло, к тому же табачный перегар разносился от одежды. Сейчас Варя привыкла, а по первости казалось: не выдержит газовой атаки в метро или кинозалах.
Зато не шлялись по вагонам продавцы и попрошайки и мало кто матерился. А если вдруг начинал невежа при попутчиках выражаться – быстро к порядку призовут, могут и на следующей станции выкинуть или милицию вызвать.
Варя рассмотрела схему на стене вагона. Станции Выхино или Ждановская на ней пока не значилось. Ее построят вместе с одноименным метро еще лет через семь. А пока за Вешняками сразу шло Косино.