Заводная девушка
Часть 37 из 56 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А наша новая подружка очень умна. – «Даже слишком», – мысленно добавила Жанна. – Вот что она написала:
Я не знакома с этикетом.
Надеюсь, что король меня не упрекнет за это
И разрешит представиться двору…
Такую смелость на себя беру.
Придворные засмеялись. Раздались аплодисменты. Жанна передала бумагу Людовику. Он прочитал. На лице короля появилось раздражение.
– Никак ваша пишущая кукла насмехается надо мной?
Натура короля была настолько хрупкой, что даже фарфоровая кукла, начиненная колесиками и пружинками, могла задеть его гордость.
– Ни в коем случае, ваше величество, – покачал головой Рейнхарт. – Совсем наоборот. Она плачет.
Жанна слышала возглас Людовика. Так оно и было; она увидела это раньше придворных. В уголках кукольных глаз появлялись слезы, катившиеся по ее раскрашенным щекам.
– Черт возьми! – пробормотал Людовик, подаваясь вперед. – Она и впрямь плачет. У вас получилось. Вы создали куклу, которая не только пишет и дышит, но и плачет!
* * *
Жанна выжидала, пока любопытство придворных не будет удовлетворено полностью. Они толпились возле пьедестала, перешептывались, всматривались в фарфоровое лицо и заглядывали в полость на спине, где находился хитроумный механизм. Она спокойно смотрела, как Людовик взял доктора Рейнхарта за плечо и назвал часовщика гением, спросив, как тому удалось за столь короткое время создать это чудо механики. Доктор Рейнхарт не отвечал на его вопросы, а лишь улыбался. На фоне бледного лица улыбка скорее напоминала гримасу.
У некоторых придворных творение Рейнхарта вызвало не восторг, а оторопь. Они не приближались к пьедесталу, с настороженностью поглядывая на механическое чудо. Но только двое разделяли отвращение, испытываемое Жанной: ее горничная, сама казавшаяся застывшей куклой, и наставник короля, хирург Лефевр. Едва представление закончилось, Лефевр торопливо ушел. На его лице не было ни кровинки. Наверняка горничная и хирург задавались тем же вопросом, что и Жанна: зачем часовщик изготовил именно такую куклу? Зачем ему понадобилось воскрешать свою дочь?
Людовик подозвал одного из гвардейцев – высокого и тощего мужчину в ярко-красном мундире. Тот наклонился к королю, выслушивая распоряжение. Король указал на доктора Рейнхарта, затем на куклу. Гвардеец поклонился и ушел. Рейнхарту король сказал:
– Я хочу, чтобы это видели все. Кукла останется здесь, в моей часовой комнате. Завтра вы снова покажете нам вашу диковину.
– Непременно, ваше величество, – кивнул Рейнхарт. – Но кукле требуется надежное место для хранения, где никто не притронется к ней. – Он провел рукой по талии куклы.
– Что ж, это легко устроить. Я прикажу своим людям перенести ее.
– Я буду их сопровождать. Моя служанка Мадлен мне поможет. Механизм куклы предельно тонок и чувствителен. Обращаться с ней нужно очень осторожно. Никто не должен прикасаться к пьедесталу.
– Разумеется. – Людовик задумчиво потрогал кукольную руку, потом улыбнулся. – Честное слово, ощущение, как будто трогаешь настоящую руку.
– Да, – пробормотал Рейнхарт.
Он очень осторожно сложил кукле руки, наклонил ей голову, потом вновь накинул на нее покрывало.
– Это была ваша идея, mon cher? – непринужденно спросила Жанна, когда они с королем ужинали в его petits apartments.
Вместе с ними, на отдельном стуле, восседала Брийяна, белая ангорская кошка Людовика, которой он время от времени бросал кусочки мяса.
– Отчасти да. Мы много говорили о достижениях науки и о том, что может продвинуть ее еще дальше и понять принципы работы человеческого организма. Убедившись, насколько он искусен, я поручил ему создать автомат, способный превзойти творения Вокансона. У того автоматы могли лишь двигаться. А мне захотелось куклу, способную еще и дышать, плакать и проливать кровь. – Людовик бросил кошке очередной кусочек. – Воссоздать кровотечение Рейнхарту не удалось, зато он пошел дальше. Мне показалось, что его кукла способна думать. Знаю: невежественная толпа скажет, что мы зашли слишком далеко, возомнили себя богами и творим людей, будто какой-нибудь Прометей. Потому я и распорядился окружить мой заказ завесой тайны.
– Нет, mon coeur, я имела в виду другое: это вы пожелали, чтобы кукла была похожа на нее?
Людовик нахмурился и взял с блюда куриное крылышко в каштановой глазури.
– А-а-а, теперь понимаю. Нет, я просто предложил сделать куклу в виде девушки. Думаю, Рейнхарт уже сам решил придать ей сходство с Вероникой. После смерти дочери он сказал, что хочет посвятить автомат ей. Думаю, он изменил первоначальный облик, сделав куклу похожей на нее. Дань памяти, если хочешь.
– Любовь моя, а вам это не кажется несколько странным? Откуда у отца может возникнуть желание воссоздать умершую дочь в виде механической куклы?
– Ничуть, – пожал плечами Людовик. – Говорят, Декарт сделал автомат, похожий на его малолетнюю дочку Франсину.
– Я всегда считала это легендой.
– Возможно. Но многие так или иначе воссоздают образы своих умерших близких или любимых. Портреты, памятные вещи. Разве ты забыла, что я храню бюст Полины?
Нет, это она помнила очень хорошо. Бюст прежней любовницы Людовика украшал каминную доску в его личных покоях, и Жанну не раз подмывало швырнуть это произведение на пол.
– Нам полезно напоминать себе о смерти, – снисходительным тоном продолжал Людовик. – И о ценности жизни. Королева каждый день смотрит на belle mignonne, чтобы разум снова и снова убеждался в тщетности мирских благ.
– Да, конечно, – пробормотала Жанна, внутренне содрогнувшись.
Belle mignonne, нечего сказать. Отвратительный череп, украшенный лентами. И свечки в пустых глазницах, капающие воском. В своей тяге к мертвым королева не уступала супругу.
– И все же что-то мне в этой кукле не нравится. Я заметила, даже ваш хирург был в замешательстве.
– Подозреваю, Клод попросту раздосадован, что не он придумал куклу. И вообще его роль в ее создании была весьма скромной. Он склонен считать идею своей, хотя на самом деле она моя. А Лефевру нравится быть в центре событий. Любит он, когда воздают почести его уму.
– Возможно. А может, он считает всю эту идею неприемлемой. Почему кукла одета как принцесса?
Людовик снова нахмурился и стал облизывать пальцы.
– Жанна, у меня создается ощущение, словно ты завидуешь девушке, сделанной из железа и золота. Ну почему ты постоянно стремишься испортить мне удовольствие? Почему бросаешь тень сомнения на занятие, забавлявшее меня столько недель и отвлекавшее от мрачных мыслей?
В ее животе зашевелилась холодная змея страха.
– Я вовсе не желаю портить вам удовольствие. Я только…
– Жанна, я хорошо тебя знаю. Только потому, что ты не была причастна к этому замыслу, ты относишься к нему с пренебрежением и пытаешься найти мне какую-то другую хитроумную игру. Пока я очень доволен куклой Рейнхарта. По сути, она приносит мне больше радости, чем моя нынешняя фаворитка.
Жанна почувствовала, как ледяной ужас переместился у нее из живота в грудь.
– Простите меня, mon bijou[30]. Я ничуть не сомневаюсь в гениальности вашего замысла и его воплощении. Я всего лишь пытаюсь вас защитить.
Людовик протянул руку, запачканную куриным жиром:
– Я не желаю слушать твое мнение на этот счет. Я и не ожидал, что женщина способна оценить подобный шедевр. Особенно женщина без научного образования.
Маркиза проглотила слова, так и просившиеся на язык. На самом деле она прочла немало книг по анатомии и механике. Ее личная библиотека была набита книгами на эту тему. И все – в переплетах из марокканской кожи, с золотым тиснением. По правде говоря, обо всем этом она знала больше Людовика. Но вслух не произнесла ни слова. Мнения Людовика никогда не оспаривались открыто.
Король отвернулся от нее:
– Давай больше не говорить об этом, иначе ты побудишь меня сказать такое, о чем мы потом оба пожалеем. Прошу тебя, постарайся не быть такой утомительной.
В горле Жанны застрял комок, слепленный из гнева и страха. Ей казалось, что после смерти Вероники она наконец-то окажется в безопасности. Но словно в кошмарном сне, эта девица вернулась, став более могущественной, чем при жизни.
Глава 22
Мадлен
Ей не хотелось ни говорить с доктором Рейнхартом, ни тем более смотреть на него. Он неделями скрывался в мастерской, и все это время Мадлен искренне считала, что он скорбит по умершей Веронике. А он… создавал эту «вещь», это извращение, жалкое подобие его умной, жизнерадостной дочери. Мадлен не сумела разгадать замысел Рейнхарта, и теперь Камиль скажет, что она провалила задание.
Слава Богу, ее поселили очень далеко от Рейнхарта: в комнатенке под дворцовой крышей, где хватало места для двух кроватей, комода и таза для умывания. И даже эту комнатенку ей пришлось делить с местной служанкой. В мансардной тесноте, далеко от изысканных духов и свечей из пчелиного воска, апельсиновых деревьев в кадках и ваз с цветами, господствовали настоящие запахи Версаля. Здесь пахло застарелой мочой, немытыми телами, свечным салом и дерьмом. На полах – повсюду грязь, будь то заскорузлые каменные плиты или неструганые доски. Простыни на кровати неизвестно когда в последний раз стирали; из белых они превратились в серые. Мадлен вдруг поймала себя на мысли, что чем величественнее резиденция, тем теснее помещения для слуг; чем богаче хозяева, тем ниже они ценят жизни тех, кто им служит.
Зато из окошка открывался вид на сказочную страну. Громадный парк, несколько озер, а за ними – серебристые воды Большого канала. Первую ночь в Версале Мадлен спала плохо. Отчасти из-за служанки, кричавшей во сне, но главной причиной оставались мысли о механической кукле. Мадлен продолжала думать о фарфоровом лице, так похожем на лицо Вероники, о движениях рук, неотличимых от настоящих, о глазах, пристально смотрящих на нее и в то же время ничего не видящих. Лежа в темноте, Мадлен пыталась понять, когда Рейнхарт начал создавать куклу и когда превратил ее в подобие единственной дочери. Сделал он это после смерти Вероники или с самого начала собирался создавать куклу по ее образу и подобию? Если верна вторая догадка, получается, Рейнхарт держал свое намерение в тайне, ибо Мадлен видела ужас Лефевра, когда с куклы сняли покрывало. Друг часовщика едва ли не опрометью бросился прочь из гостиной. А вот король – тот даже не побледнел. Его величество был заворожен увиденным. Мадлен думала о несчастном белом кролике Франце и другом кролике, которого Рейнхарт потрошил ранее. Ей вспомнился рассказ Жозефа про гусей, умерщвляемых хозяином один за другим, пока он не узнал все, что хотел узнать о строении их тела. Ее мысли перекинулись на Эмиля, одиноко лежащего в кровати. Мадлен отчаянно захотелось оказаться рядом с племянником. Потом она заснула. Ей снилась Вероника, бегающая по полуночным улицам, и Сюзетта с фарфоровым лицом.
Проснулась она от скрипучих криков водоплавающих птиц. Из открытого окна пахло сиренью, перебивавшей вонь мочи. Затем послышались звуки пробуждающегося дворца. Где-то вдали лязгали железные решетки. Скрипел гравий под каблуками солдатских сапог. Вскоре зазвонили колокольчики. Кто-то кричал, требуя слуг к себе. Но ни колокольчики, ни крики не касались Мадлен. Ее голодный желудок заурчал. Она встала и решила спуститься на кухню, чтобы раздобыть себе завтрак. Задача оказалась не из простых, ибо Версаль изобиловал узкими коридорами и проходами для слуг. Иные были ярко освещены, в других царила темень, как у дьявола в заднице. Местные слуги хорошо знали, куда им надо. Они несли бочки с водой, блюда с различной снедью. Мадлен толкали, на нее ругались, что она путается под ногами.
Наконец девушка разыскала кухню. Там пылал гигантский кухонный очаг и трудились десятки краснолицых поваров, помешивавших содержимое громадных медных кастрюль и покрикивавших на юрких помощников. Настоящее видение ада, да и жара здесь была как в пекле. Ее быстро выпроводили, указав, где надлежит есть слугам. Там за длинными столами сидело три десятка слуг и служанок. Они ели, болтали и переругивались. Мадлен присела на свободное место и принялась есть бриошь. В этот момент к ней подошла солидного вида женщина, одетая в дорогое синее шелковое платье с белым кружевным воротником. Явно не из простых слуг.
– Ты и есть служанка часовщика? – тихо спросила женщина.
– Да, мадам, – ответила Мадлен и встала.
Женщина покачала головой:
– Садись и спокойно ешь. Когда позавтракаешь, отправляйся к Водному партеру. В ту его часть, что ближе всего к дворцу. Там я буду тебя ждать.
Мадлен не представляла, где находится Водный партер. Она пыталась спросить дорогу. Кто-то пробегал мимо, спеша по делам, иные буркали что-то вроде «Пора бы самой знать» или пожимали плечами, целиком погруженные в свои заботы. Когда же она наконец отыскала это место, женщина в синем шелковом платье пошла с ней рядом.
Я не знакома с этикетом.
Надеюсь, что король меня не упрекнет за это
И разрешит представиться двору…
Такую смелость на себя беру.
Придворные засмеялись. Раздались аплодисменты. Жанна передала бумагу Людовику. Он прочитал. На лице короля появилось раздражение.
– Никак ваша пишущая кукла насмехается надо мной?
Натура короля была настолько хрупкой, что даже фарфоровая кукла, начиненная колесиками и пружинками, могла задеть его гордость.
– Ни в коем случае, ваше величество, – покачал головой Рейнхарт. – Совсем наоборот. Она плачет.
Жанна слышала возглас Людовика. Так оно и было; она увидела это раньше придворных. В уголках кукольных глаз появлялись слезы, катившиеся по ее раскрашенным щекам.
– Черт возьми! – пробормотал Людовик, подаваясь вперед. – Она и впрямь плачет. У вас получилось. Вы создали куклу, которая не только пишет и дышит, но и плачет!
* * *
Жанна выжидала, пока любопытство придворных не будет удовлетворено полностью. Они толпились возле пьедестала, перешептывались, всматривались в фарфоровое лицо и заглядывали в полость на спине, где находился хитроумный механизм. Она спокойно смотрела, как Людовик взял доктора Рейнхарта за плечо и назвал часовщика гением, спросив, как тому удалось за столь короткое время создать это чудо механики. Доктор Рейнхарт не отвечал на его вопросы, а лишь улыбался. На фоне бледного лица улыбка скорее напоминала гримасу.
У некоторых придворных творение Рейнхарта вызвало не восторг, а оторопь. Они не приближались к пьедесталу, с настороженностью поглядывая на механическое чудо. Но только двое разделяли отвращение, испытываемое Жанной: ее горничная, сама казавшаяся застывшей куклой, и наставник короля, хирург Лефевр. Едва представление закончилось, Лефевр торопливо ушел. На его лице не было ни кровинки. Наверняка горничная и хирург задавались тем же вопросом, что и Жанна: зачем часовщик изготовил именно такую куклу? Зачем ему понадобилось воскрешать свою дочь?
Людовик подозвал одного из гвардейцев – высокого и тощего мужчину в ярко-красном мундире. Тот наклонился к королю, выслушивая распоряжение. Король указал на доктора Рейнхарта, затем на куклу. Гвардеец поклонился и ушел. Рейнхарту король сказал:
– Я хочу, чтобы это видели все. Кукла останется здесь, в моей часовой комнате. Завтра вы снова покажете нам вашу диковину.
– Непременно, ваше величество, – кивнул Рейнхарт. – Но кукле требуется надежное место для хранения, где никто не притронется к ней. – Он провел рукой по талии куклы.
– Что ж, это легко устроить. Я прикажу своим людям перенести ее.
– Я буду их сопровождать. Моя служанка Мадлен мне поможет. Механизм куклы предельно тонок и чувствителен. Обращаться с ней нужно очень осторожно. Никто не должен прикасаться к пьедесталу.
– Разумеется. – Людовик задумчиво потрогал кукольную руку, потом улыбнулся. – Честное слово, ощущение, как будто трогаешь настоящую руку.
– Да, – пробормотал Рейнхарт.
Он очень осторожно сложил кукле руки, наклонил ей голову, потом вновь накинул на нее покрывало.
– Это была ваша идея, mon cher? – непринужденно спросила Жанна, когда они с королем ужинали в его petits apartments.
Вместе с ними, на отдельном стуле, восседала Брийяна, белая ангорская кошка Людовика, которой он время от времени бросал кусочки мяса.
– Отчасти да. Мы много говорили о достижениях науки и о том, что может продвинуть ее еще дальше и понять принципы работы человеческого организма. Убедившись, насколько он искусен, я поручил ему создать автомат, способный превзойти творения Вокансона. У того автоматы могли лишь двигаться. А мне захотелось куклу, способную еще и дышать, плакать и проливать кровь. – Людовик бросил кошке очередной кусочек. – Воссоздать кровотечение Рейнхарту не удалось, зато он пошел дальше. Мне показалось, что его кукла способна думать. Знаю: невежественная толпа скажет, что мы зашли слишком далеко, возомнили себя богами и творим людей, будто какой-нибудь Прометей. Потому я и распорядился окружить мой заказ завесой тайны.
– Нет, mon coeur, я имела в виду другое: это вы пожелали, чтобы кукла была похожа на нее?
Людовик нахмурился и взял с блюда куриное крылышко в каштановой глазури.
– А-а-а, теперь понимаю. Нет, я просто предложил сделать куклу в виде девушки. Думаю, Рейнхарт уже сам решил придать ей сходство с Вероникой. После смерти дочери он сказал, что хочет посвятить автомат ей. Думаю, он изменил первоначальный облик, сделав куклу похожей на нее. Дань памяти, если хочешь.
– Любовь моя, а вам это не кажется несколько странным? Откуда у отца может возникнуть желание воссоздать умершую дочь в виде механической куклы?
– Ничуть, – пожал плечами Людовик. – Говорят, Декарт сделал автомат, похожий на его малолетнюю дочку Франсину.
– Я всегда считала это легендой.
– Возможно. Но многие так или иначе воссоздают образы своих умерших близких или любимых. Портреты, памятные вещи. Разве ты забыла, что я храню бюст Полины?
Нет, это она помнила очень хорошо. Бюст прежней любовницы Людовика украшал каминную доску в его личных покоях, и Жанну не раз подмывало швырнуть это произведение на пол.
– Нам полезно напоминать себе о смерти, – снисходительным тоном продолжал Людовик. – И о ценности жизни. Королева каждый день смотрит на belle mignonne, чтобы разум снова и снова убеждался в тщетности мирских благ.
– Да, конечно, – пробормотала Жанна, внутренне содрогнувшись.
Belle mignonne, нечего сказать. Отвратительный череп, украшенный лентами. И свечки в пустых глазницах, капающие воском. В своей тяге к мертвым королева не уступала супругу.
– И все же что-то мне в этой кукле не нравится. Я заметила, даже ваш хирург был в замешательстве.
– Подозреваю, Клод попросту раздосадован, что не он придумал куклу. И вообще его роль в ее создании была весьма скромной. Он склонен считать идею своей, хотя на самом деле она моя. А Лефевру нравится быть в центре событий. Любит он, когда воздают почести его уму.
– Возможно. А может, он считает всю эту идею неприемлемой. Почему кукла одета как принцесса?
Людовик снова нахмурился и стал облизывать пальцы.
– Жанна, у меня создается ощущение, словно ты завидуешь девушке, сделанной из железа и золота. Ну почему ты постоянно стремишься испортить мне удовольствие? Почему бросаешь тень сомнения на занятие, забавлявшее меня столько недель и отвлекавшее от мрачных мыслей?
В ее животе зашевелилась холодная змея страха.
– Я вовсе не желаю портить вам удовольствие. Я только…
– Жанна, я хорошо тебя знаю. Только потому, что ты не была причастна к этому замыслу, ты относишься к нему с пренебрежением и пытаешься найти мне какую-то другую хитроумную игру. Пока я очень доволен куклой Рейнхарта. По сути, она приносит мне больше радости, чем моя нынешняя фаворитка.
Жанна почувствовала, как ледяной ужас переместился у нее из живота в грудь.
– Простите меня, mon bijou[30]. Я ничуть не сомневаюсь в гениальности вашего замысла и его воплощении. Я всего лишь пытаюсь вас защитить.
Людовик протянул руку, запачканную куриным жиром:
– Я не желаю слушать твое мнение на этот счет. Я и не ожидал, что женщина способна оценить подобный шедевр. Особенно женщина без научного образования.
Маркиза проглотила слова, так и просившиеся на язык. На самом деле она прочла немало книг по анатомии и механике. Ее личная библиотека была набита книгами на эту тему. И все – в переплетах из марокканской кожи, с золотым тиснением. По правде говоря, обо всем этом она знала больше Людовика. Но вслух не произнесла ни слова. Мнения Людовика никогда не оспаривались открыто.
Король отвернулся от нее:
– Давай больше не говорить об этом, иначе ты побудишь меня сказать такое, о чем мы потом оба пожалеем. Прошу тебя, постарайся не быть такой утомительной.
В горле Жанны застрял комок, слепленный из гнева и страха. Ей казалось, что после смерти Вероники она наконец-то окажется в безопасности. Но словно в кошмарном сне, эта девица вернулась, став более могущественной, чем при жизни.
Глава 22
Мадлен
Ей не хотелось ни говорить с доктором Рейнхартом, ни тем более смотреть на него. Он неделями скрывался в мастерской, и все это время Мадлен искренне считала, что он скорбит по умершей Веронике. А он… создавал эту «вещь», это извращение, жалкое подобие его умной, жизнерадостной дочери. Мадлен не сумела разгадать замысел Рейнхарта, и теперь Камиль скажет, что она провалила задание.
Слава Богу, ее поселили очень далеко от Рейнхарта: в комнатенке под дворцовой крышей, где хватало места для двух кроватей, комода и таза для умывания. И даже эту комнатенку ей пришлось делить с местной служанкой. В мансардной тесноте, далеко от изысканных духов и свечей из пчелиного воска, апельсиновых деревьев в кадках и ваз с цветами, господствовали настоящие запахи Версаля. Здесь пахло застарелой мочой, немытыми телами, свечным салом и дерьмом. На полах – повсюду грязь, будь то заскорузлые каменные плиты или неструганые доски. Простыни на кровати неизвестно когда в последний раз стирали; из белых они превратились в серые. Мадлен вдруг поймала себя на мысли, что чем величественнее резиденция, тем теснее помещения для слуг; чем богаче хозяева, тем ниже они ценят жизни тех, кто им служит.
Зато из окошка открывался вид на сказочную страну. Громадный парк, несколько озер, а за ними – серебристые воды Большого канала. Первую ночь в Версале Мадлен спала плохо. Отчасти из-за служанки, кричавшей во сне, но главной причиной оставались мысли о механической кукле. Мадлен продолжала думать о фарфоровом лице, так похожем на лицо Вероники, о движениях рук, неотличимых от настоящих, о глазах, пристально смотрящих на нее и в то же время ничего не видящих. Лежа в темноте, Мадлен пыталась понять, когда Рейнхарт начал создавать куклу и когда превратил ее в подобие единственной дочери. Сделал он это после смерти Вероники или с самого начала собирался создавать куклу по ее образу и подобию? Если верна вторая догадка, получается, Рейнхарт держал свое намерение в тайне, ибо Мадлен видела ужас Лефевра, когда с куклы сняли покрывало. Друг часовщика едва ли не опрометью бросился прочь из гостиной. А вот король – тот даже не побледнел. Его величество был заворожен увиденным. Мадлен думала о несчастном белом кролике Франце и другом кролике, которого Рейнхарт потрошил ранее. Ей вспомнился рассказ Жозефа про гусей, умерщвляемых хозяином один за другим, пока он не узнал все, что хотел узнать о строении их тела. Ее мысли перекинулись на Эмиля, одиноко лежащего в кровати. Мадлен отчаянно захотелось оказаться рядом с племянником. Потом она заснула. Ей снилась Вероника, бегающая по полуночным улицам, и Сюзетта с фарфоровым лицом.
Проснулась она от скрипучих криков водоплавающих птиц. Из открытого окна пахло сиренью, перебивавшей вонь мочи. Затем послышались звуки пробуждающегося дворца. Где-то вдали лязгали железные решетки. Скрипел гравий под каблуками солдатских сапог. Вскоре зазвонили колокольчики. Кто-то кричал, требуя слуг к себе. Но ни колокольчики, ни крики не касались Мадлен. Ее голодный желудок заурчал. Она встала и решила спуститься на кухню, чтобы раздобыть себе завтрак. Задача оказалась не из простых, ибо Версаль изобиловал узкими коридорами и проходами для слуг. Иные были ярко освещены, в других царила темень, как у дьявола в заднице. Местные слуги хорошо знали, куда им надо. Они несли бочки с водой, блюда с различной снедью. Мадлен толкали, на нее ругались, что она путается под ногами.
Наконец девушка разыскала кухню. Там пылал гигантский кухонный очаг и трудились десятки краснолицых поваров, помешивавших содержимое громадных медных кастрюль и покрикивавших на юрких помощников. Настоящее видение ада, да и жара здесь была как в пекле. Ее быстро выпроводили, указав, где надлежит есть слугам. Там за длинными столами сидело три десятка слуг и служанок. Они ели, болтали и переругивались. Мадлен присела на свободное место и принялась есть бриошь. В этот момент к ней подошла солидного вида женщина, одетая в дорогое синее шелковое платье с белым кружевным воротником. Явно не из простых слуг.
– Ты и есть служанка часовщика? – тихо спросила женщина.
– Да, мадам, – ответила Мадлен и встала.
Женщина покачала головой:
– Садись и спокойно ешь. Когда позавтракаешь, отправляйся к Водному партеру. В ту его часть, что ближе всего к дворцу. Там я буду тебя ждать.
Мадлен не представляла, где находится Водный партер. Она пыталась спросить дорогу. Кто-то пробегал мимо, спеша по делам, иные буркали что-то вроде «Пора бы самой знать» или пожимали плечами, целиком погруженные в свои заботы. Когда же она наконец отыскала это место, женщина в синем шелковом платье пошла с ней рядом.