Заводная девушка

– А так и понимать. Возьму и куда-нибудь убегу с мальчишками. Мне здесь противно одному.

Она взяла племянника за плечи и наклонилась к нему:

– Эмиль, не смей так говорить! И не смей никуда убегать! Тебе нельзя уходить далеко от дома. Помнишь, о чем я тебе говорила? – (Эмиль попытался вырваться.) – Эмиль! В Париже кто-то похищает детей. Ты знаешь об этом?

Мальчик перестал сопротивляться и смотрел на Мадлен. Из глаз потекли слезы.

– Значит, правду говорят про чудовище, которое охотится за детьми на улицах?

– Эмиль, кто говорит?

– Ребята. Я от них слышал про чудовище. Он кровь пьет. По вечерам он садится в черную карету, запряженную черной лошадью, и хватает мальчишек прямо на улице.

Мадлен ощутила страх, мимолетный, похожий на прикосновение тонких крылышек мотылька.

– Эмиль, нет никакого чудовища! Слышишь? Никакого. Это просто выдумки. А вот коварных людей хватает. Поэтому прошу тебя, больше не заговаривай о побеге.

– Маду, ты знаешь не больше меня. И боишься, как и я!

Он зашелся кашлем.

Мадлен поднесла к губам племянника носовой платок.

– Я приду, как только смогу, и заберу тебя. Обещаю. Здесь я тебя не оставлю. – Она обняла Эмиля за тощие воробьиные плечи. – Я обещала твоей матери, что мы оба выберемся отсюда. А пока меня нет рядом, ты должен быть сильным. Повторяю: как только смогу, я вернусь за тобой.

Будь сильной. Сколько раз ей говорили эти слова? И в кого они ее превратили?





* * *


Мадлен возвращалась в Лувр. Туман рассеялся, обнажив закопченные стены домов и улицы, которые неведомо когда подметали. Высоко в небе висело белое солнце, похожее на жемчужину. Внимание Мадлен привлекла свежая афиша, наклеенная поверх заплесневелых бумажек. «Ярмарка Сен-Жермен» – возвещали жирные черные буквы. Мадлен совсем позабыла о праздничной поре. Как такое могло случиться? Она всегда с нетерпением ждала этих ярмарок, куда ходила вместе с Сюзеттой и Эмилем. Там можно было потанцевать, чем-нибудь полакомиться и посмеяться. Обстановка, нынче царящая в Париже, не очень-то располагала к праздникам и больше напоминала болезнь, расползавшуюся по городу; гнойник, готовый вот-вот лопнуть. И тем не менее Мадлен решила, что обязательно расскажет Веронике про ярмарку. Хозяйка наверняка захочет посмотреть на маски и пляски, на кулачные бои и пьяных гуляк, а также отведать ярмарочной еды.

Но Вероника была чем-то взволнована. Слова о ярмарке она пропустила мимо ушей. Девушке не терпелось поделиться какой-то новостью.

– Мадлен, мне нужно столько тебе рассказать. Месье Лефевр будет давать мне уроки анатомии и не только. Сам король настоял на этом. Отец согласился. Правда невероятно? Человек, обучающий короля, теперь берет меня в ученицы!

– Знаменательная новость, – ответила Мадлен, не разделявшая восторгов Вероники.

По ней, так не было ничего хуже уроков анатомии. Она вдоволь насмотрелась голых мужских тел, как живых, так и мертвых.

– Но я тебе еще не все рассказала. – Вероника схватила Мадлен за руки. Глаза девушки сверкали, щеки раскраснелись. Такие же неистовые всплески энергии Мадлен постоянно видела у Рейнхарта. – Отец согласился на мою помощь в исполнении королевского заказа. Король сам ему это предложил. Мадлен, его величество считает меня талантливой. Говорит, что у меня большие потенциальные возможности.

– Так и сказал?

«Потенциальные возможности… вот только к чему?» – подумала Мадлен. Она видела, как король смотрел на ее хозяйку. Этот взгляд был ей очень хорошо знаком.

– Мадлен, я думаю, это все изменит.

Возможно, так оно и будет.

– И теперь вы знаете, над чем работает ваш отец? Что они с месье Лефевром строят? – нарочито веселым тоном произнесла Мадлен. – А ваша помощь им какая будет?

Улыбка Вероники погасла. Девушка отвернулась:

– Этого я тебе рассказать не могу. Все это нужно держать в строжайшем секрете. Одно скажу: Мадлен, это нечто значительное. Это поднимет отцовскую работу на новый уровень, и мне здесь отведена особая роль.

Мадлен промолчала, однако услышанное ей не понравилось. С чего бы вдруг Рейнхарту понадобилась помощь Вероники?

Должно быть, лицо выдало ее, ибо Вероника улыбнулась:

– Мадлен, ну порадуйся за меня! Пожалуйста, постарайся понять. Если я окажусь им полезной, если я буду знать больше, чем любой из моих напыщенных сверстников мужского пола, наконец, если я сумею произвести впечатление на короля, то останусь отцовской ученицей. Понимаешь? У него не будет оснований возвращать меня в монастырь. Мое будущее начинает выглядеть более обнадеживающим.

Нервозность в голосе Вероники насторожила и даже напугала Мадлен. Наверное, Вероника и сама недоумевала, с чего бы это вдруг Рейнхарт столь резко поменял свое отношение? То даже на порог мастерской не пускал, а теперь вдруг посвятил в тайну заказа. Должно быть, наряду с Мадлен Вероника подозревала, что интерес короля к ней меньше всего связан с ее способностями к наукам и ремеслам.

– Мадлен, ты хотела о чем-то мне рассказать? А я тебя заболтала, не дав и рта раскрыть.

– Ничего особенного. Вскоре на улице Турнон будет ярмарка. Это всегда красочное зрелище. Я думала, может, вы захотите посмотреть.

– Я бы не прочь, но, боюсь, в ближайшее время мне будет не до прогулок с тобой. Отцу уже нужна моя помощь. А сейчас мне надо идти к месье Лефевру.


– Конечно, мадемуазель.

Мадлен ощутила знакомую волну досады, внутри которой таился страх.

Она медленно побрела вниз по лестнице, касаясь рукой гладких перил, а спустившись, остановилась у двери мастерской. Мадлен не знала особенностей королевского заказа, но чуяла нутром: Веронике нельзя принимать в этом никакого участия.





Глава 14





Мадлен


Среда. День стирки. Взяв несколько выстиранных рубашек Вероники, Мадлен понесла их в один из внутренних дворов Лувра, где собиралась развесить сушиться. Другая служанка уже развешивала там на кустах розмарина простыни. Она молча кивнула Мадлен, которая занялась работой, одновременно поглядывая на дерево, росшее у стены. Получится ли у нее забраться по стволу и через окно проникнуть в мастерскую? Прошло уже три дня, а дверь туда по-прежнему оставалась закрытой. Мадлен так ничего и не разнюхала. Веронику она почти не видела: та проводила время на уроках у Лефевра или помогала ему и отцу делать их диковинную машину. Возвращалась она усталой и не склонной к разговорам. Недавнее сближение с Вероникой прекратилось, и Мадлен вновь стала просто служанкой, и не более того.

– Виктор исчез.

Обернувшись, Мадлен увидела Жозефа. Его кожа блестела от пота. Мадлен вытащила изо рта прищепку, чувствуя, как у нее зашлось сердце.

– Что значит «исчез»?

– Мне понадобилась его помощь. Я пошел на улицу Сент-Катрин. Мне сказали, что мальчишку не видели уже два дня. Говорят, сбежал. – Жозеф покачал головой, все еще тяжело дыша после быстрой ходьбы. – Я не верю, что он мог убежать. Его схватили, как и других ребят.

Мадлен сдавило грудь.

– Хозяин Виктора сообщил городским властям?

– Конечно, поскольку считает, что малец сбежал. Но чем власти помогут? Они же не искали других пропавших. И не собирались искать. Так я слышал от людей.

– А ты не допускаешь, что он действительно мог сбежать? С таким мерзавцем-хозяином, как у него…

– Поверь мне, Виктор этого не сделал бы. Он знает, как поступают с беглыми рабами.

– Как?

– Клеймят, а потом зверски избивают. Если тебя не считают человеком, с тобой могут сделать что угодно.

На мгновение Мадлен вспомнила шаги за спиной, вспомнила, как попыталась открыть дверь и выбежать из спальни, но ее швырнули на пол. Ее пальцы царапали грязные половицы. А потом запахло раскаленным железом…

Она поставила бельевую корзину:

– Пойдем искать вместе. Кто-нибудь наверняка его видел.

– Может, и видел. – Жозеф вытер вспотевшее лицо; Мадлен вдруг ощутила потребность пойти вместе с ним. – Только, думаю, мы уже опоздали. Плывет сейчас Виктор на корабле или вообще находится неизвестно где.



Мимо элегантных зданий и особняков, огороженных высокими заборами, они поспешили в квартал Маре. Миновав величественную Королевскую площадь, пошли дальше. Жозеф считал, что нужно обойти места, где Виктор мог появляться: бумажные мастерские, рынок, церковь Сен-Поль и дома, где работали приятели-мальчишки – такие же слуги. Мадлен впервые шла по улицам рядом с Жозефом и удивлялась поведению прохожих. Для них он был чем-то вроде диковинного зверька. Люди глазели на него, откровенно насмехались, а то и плевали под ноги. Впрочем, чему удивляться? Прохожие точно так же пялились на ее изуродованное лицо. А сколько насмешек слышала она в свой адрес. Ишь, разгуливает по Парижу одна, да еще с такой физиономией. Но отношение к Жозефу было чем-то новым. Сам Жозеф выносил это стоически, словно шел целиком закованным в доспехи. Мадлен хотелось что-то сказать, но у нее не находилось слов. Она просто придвинулась к нему поближе и хмуро смотрела на каждого зеваку.

Два часа подряд они бродили по улицам, но нигде им не могли сообщить ничего достоверного о случившемся с Виктором. Только слухи, боязливые упоминания о других исчезнувших детях и домыслы насчет того, куда эти дети могли попасть. Самым разговорчивым оказался мясник – владелец лавки в Маре. Несмотря на открытую дверь, внутри лавки стояло зловоние. Мясник, потрясая тесаком, говорил громко и уверенно:

– Значит, начали пропадать не только маленькие бездомные оборванцы? Исчезают посыльные и подмастерья? Дети работного люда. А работный люд, скажу вам, этого не потерпит.

Мадлен подумала, что он прав. Берье язвительно посмеялся над ее словами о беглецах, но от нарастающей лавины вопросов разгневанных ремесленников он так просто не отмахнется.

– Хотите знать мое мнение? – продолжил мясник. – Хотите знать, кто этот человек в черном, о ком болтают повсюду? Полицейский шпион – вот он кто.

Мадлен смотрела на руки мясника, тесак, черную кровь под ногтями. Вокруг лавки начала собираться толпа ремесленников, торговцев, прохожих. Тут же вертелся пес, надеясь, что ему что-нибудь перепадет.

– Потому-то полиция ничего и не делает, – подхватила женщина, зашедшая в лавку. – Полиция сама им помогает!

В толпе кивали и поддакивали. Мясник, разогретый вниманием, продолжил:

– А кто настропаляет полицию хватать маленьких детей? Почему никто из нижних чинов не расскажет, какие приказы им отдает начальство?

– Потому что аристократы хорошо платят им за детей!

– Это принц, больной проказой, – возразила другая женщина. – Сама слышала. Он купается в детской крови, чтобы вылечиться.