Завет стали

Синдер сомневался, что Натаз может произнести хоть одну фразу без проклятий, но не стал реагировать на его замечание. Он так и сидел, склонившись над инструментом.

– Все гномы такие нетерпеливые или только уроды?

Натаз расплылся в улыбке.

– Не бывает красивых гномов. Разве ты еще не понял?

Удивительно, но он не выругался.

Синдер улыбнулся:

– Ага. Наверное, я начинаю это осознавать.

Через несколько минут он закончил настраивать мандолину и перебрал струны на пробу, довольный звуками, которые они издавали.

– Готово? – спросил Шриови.

– Готово.

Шриови хлопнул в ладоши и обратился ко всем в комнате:

– Слушайте все!

Все умолкли.

– Наш мудрый и славный предводитель Горячая Голова…

– С каких это пор Синдер стал нашим предводителем? – спросил Ишмай.

Синдер задавался тем же вопросом.

– С тех пор как я это сказал! – рыкнул Шриови. – Только мой голос в счет. А теперь заткнись: Горячая Голова собирается удостоить нас песней.

В ожидании, когда Синдер начнет, первокурсники свистели, смеялись и аплодировали. Некоторые дразнили его, ставя под сомнение навыки игры на мандолине, и он качал головой в ответ на их шутливое глумление. Это были одни из самых выдающихся воинов разных стран, но в конце концов, это были всего лишь молодые парни, а ничего на свете не нравится им больше, чем поддразнивать своих друзей.

Был лишь один способ успокоить их. Синдер громко перебрал струны мандолины, все открытые ноты. Громкие звуки прорезали комнату, и первокурсники притихли.

Теперь-то он мог играть.

Синдер размял пальцы, похрустел костяшками и принялся исполнять песню, которую выучил в Быстромечии. Он быстро перебирал струны мандолины, стремясь передать звук и дух мелодии. Слова повествовали о команде крепких воинов с северных ледников. Они плыли на галерах из места, где царили суровые ветра, направляясь в новые земли с намерением их захватить. Мелодия была энергичной и ритмичной, особенно когда добавлялись ударные, но даже когда она исполнялась на одной только мандолине, дух этой песни пробирал насквозь.

Когда он закончил, на смену свисту пришел взрыв аплодисментов.

– Сыграй еще, – попросил Ишмай.

– Ты закончил работу по истории? – спросил Синдер.

Ишмай скривился.

– Так я и думал, – сказал Синдер. – Я все равно сыграю, но ты должен закончить дела.

Ишмай пробубнил:

– Так точно, наш славный предводитель. – И несмотря на саркастичный тон, вернулся к работе.

Синдер сыграл еще одну песню. Ее он нашел в библиотеке: это была песня о Шокане и его легендарной родине – Ашоке.

– Что это было? – спросил Шриови, когда он закончил.

Синдер объяснил. Выражение лица Шриови стало печальным.

– Мой народ верит, что мы познаем мир, только когда Шокан перекроит нас.

Синдер никогда прежде не слышал об этом. Он молча ждал, что еще скажет гном.

– Это из «Креш Прани». Это наше самое глубокое и почитаемое священное писание, но некоторые дураки считают его не более чем историческим документом. В нем говорится, что гномы вновь обретут то, что утратили, только когда оставят меч и возьмут в руки молоты.

Заговорил Боунс:

– Но ведь гномы и так уже бьются молотами.

– Знаю, – сказал Шриови. – В этом не всегда есть смысл. Таковы уж священные тексты.


– Гномы бьются боевыми молотами, – сказал Синдер, – но бывают и другие. Такие, которые используют в кузне.

– Все равно это бессмысленно, – пробурчал Шриови.

Синдер согласился, но все же сделал мысленную заметку прочесть «Креш Прани».

Дальше он сыграл песню о поездке по пустыне с единственным товарищем – безымянным конем. Мелодия напомнила ему о жеребце, и он сделал еще одну мысленную заметку: выяснить, как укротить белого коня. Либо так, либо взять другую лошадь. Не стоит тратить время на упрямого зверя.





* * *


Великолепная погода, начавшаяся на прошлой неделе, сохранялась, но по утрам все же было прохладно. У Синдера отваливались уши, из носа текло, а изо рта поднимался пар, когда он добрался до стойла белого жеребца. В воздухе витал привычный запах лошадей, сена и навоза. Конюшня была наполнена шепотками молодых эльфов, заботившихся о своих подопечных. В остальном было довольно тихо. Остальные ученики из класса Синдера уже выехали из конюшни, взобрались на скакунов и собрались в ближайшем паддоке, чтобы получить дальнейшие наставления.

Однако Синдер все еще был внутри, с белым конем. Он до сих пор не дал животному имени. Может, стоит назвать его «Вредитель» или «Бесполезный»? Белый скакун переминался с ноги на ноги и именно сейчас решил махнуть хвостом Синдеру в лицо. В глазах жеребца блеснул игривый огонек – Синдер его узнал.

О нет, только не сейчас.

Синдер схватил животное под уздцы, заставив жеребца посмотреть ему в глаза. Он должен заставить животное понять, что от него требуется, и сейчас не время валять дурака. Для них обоих. Не сегодня, когда Синдер решил наконец оседлать белого скакуна и подготовиться к езде.

У него были сомнения по поводу успешности этой затеи. Жеребец не любил, когда на нем ездили, и лишь изредка позволял Синдеру садиться на себя верхом, когда они медленно прогуливались по учебному паддоку.

Они отставали от остальных: все уже успели наездить в седле по несколько часов. Некоторые учились стрелять из лука, сидя верхом на лошади. А кое-кто даже дошел до того, что принимал участие в плановых маневрах, проводимых кавалерией.

Синдер же, в свою очередь, не освоил ни одного из этих навыков. Это было неприемлемо как для него, так и для белого коня. Это требовалось исправить. Мастер Халин начинал терять терпение. Либо Синдер начнет регулярно выезжать своего белого скакуна, либо ему придется взять другую лошадь, а жеребца отправят на конный завод и навечно запрут в маленьком загоне и стойле. У коня больше не будет возможности скакать как ветер.

Синдер попытался заставить жеребца понять всю серьезность ситуации.

Белый скакун фыркнул ему в лицо, заплевав слюной подбородок Синдера.

Синдер скорчил гримасу.

Тупая лошадь.

– Мы должны доказать, что можем работатькак одна команда. – Он снова заставил коня посмотреть ему в глаза. – Понимаешь, что я говорю?

И закатил глаза в ответ на свой дурацкий вопрос. Разумеется, белый конь не понимал его. Это всего лишь лошадь. И неважно, что Синдеру показалось, что он услышал мысли жеребца в день их первой встречи. С тех пор он не увидел никаких проявлений интеллекта, и белый конь явно не понимал, чего от него хотели. Оставался решительно глуп, нем и упрям.

Нельзя сказать, что Синдер не понимал некоторых намерений жеребца. Однако в большинстве случаев конь был сосредоточен на играх и на том, чтобы попытаться его укусить.

Словно желая продемонстрировать это, конь низко наклонился, и Синдер оттолкнул морду жеребца. Зубы лошади скользнули по пустому месту.

Тупое животное.

Конь заржал, и Синдер понял, что тот смеется. Он ничего не смог с собой поделать и усмехнулся в ответ. Белый конь никогда не делал ничего со зла, но делу время, а потехе час. Сейчас пришло время заняться делом. Может, страх поможет там, где проигрывала логика и мольбы?

Синдер снова обхватил голову жеребца.

– Тебя могут кастрировать. Знаешь, что это значит?

Жеребец боднул Синдера в грудь, с сомнением фыркнув.

– Они сделают это, – сказал Синдер. – Либо это, либо конный завод.

Радостная заинтересованность.

Синдер закатил глаза.

– Тебя все время будут держать в стойле и выпускать лишь для размножения и когда тебе потребуется трава. Весь твой мир ограничится маленьким загоном.

Жеребец снова заржал, на этот раз протестующе. В его закатившихся глазах отразилось смятение. Через несколько секунд он успокоился, и на морде появилось царственное выражение.

«Я позволю тебе ездить на мне верхом», – будто говорил он.

Синдер уставился на белого коня. Мог ли он довериться зверю? Жеребец ткнулся носом в висевшее на дверце стойла седло и забил копытом о землю.

Что ж… может, в итоге он и понял.

Синдер взял седло и немного нервничая положил его на спину лошади вместе с попоной. Конь стоял неподвижно. Синдер затянул узду и натянул поводья.

Несколько минут спустя все было готово. Скакун был оседлан и готов к выезду. Синдер вывел жеребца из стойла и повел в паддок. Конь тяжело топал копытами по утрамбованной земле.