Заставь меня влюбиться

Он тяжело вздохнул.

– Я бежал отсюда в Америку, как мне казалось, от скуки. Строил планы, хотел увидеть мир. Мама без проблем засунула меня в Columbia University, отвалила кому надо бабла, и готово. Что я понял сразу? Там всем на всех по фиг. Учиться не нужно, что-то кому-то доказывать тоже. Ты богат, и, значит, тебя принимают везде.

– Так не только в Америке. – Усмехнулась я.

Отвернувшись от меня, Дима продолжал:

– Когда другие студенты узнали, что у меня есть бабки, сразу нарисовалась куча друзей. Таких же, как и я, в общем-то… И понеслось. Когда есть деньги, ведь все просто, так? Я отдыхал, прогуливал занятия, начал хамить преподавателям. Потом стал напиваться так, что мои новые друзья приносили меня домой в состоянии «не стояния».

– А мама? – Осторожно спросила я. Мне хотелось заглянуть в его глаза, но теперь он успешно от меня их прятал.

– Мать с отцом бесились, переживали, орали, а мне было хорошо. Наконец они разговаривали друг с другом. Наконец обращали на меня внимание. Им же до меня дела не было всю жизнь! У одной гастроли, у другого бизнес! – Его голос сорвался. – И мне даже нравилась моя новая жизнь. И друзья, которых не нужно было звать – они всегда приходили сами. Не отпускали меня. Потому что ты – классный друг, если за всех платишь. – Усмехнулся, качая головой. – Хочешь знать что-то еще о моей черной стороне? Или уже боишься?

Я растерялась. Не сказать, чтобы мне приятно было это слышать. Но лучше ведь знать все. Быть готовой. Позволить человеку открыться тебе, выслушать, а потом уже решать, сможешь ли ты его принять таким, каким он перед тобой предстал. И я хотела знать настоящего Диму. Даже если мне будет больно от этого знания.

– Никто не идеален, и ты не должен быть таким. – Сказала почти шепотом, сжимая в руках его вещи и все еще пытаясь поймать его взгляд.

– Я обещал родителям, что завяжу, – Дима скривился, будто пытался проглотить что-то колючее, – но на следующий день все повторялось. А потом снова и снова. И становилось только хуже. Все это превращалось в замкнутый круг. Потом мне как-то предложили покурить косячок. Джессика. Ее boyfriend толкал марихуану в клубе. Потом таблетки.

– Это серьезно. – Но не смертельно. И моя рука уже хотела коснуться его руки, но он вдруг так шумно выдохнул, что я растерялась.

– Повезло, что не пересел на что-то тяжелое. Жизнь с бухлом и травой и так превратилась в череду картинок. Завтра ничем не отличалось от вчера. Я перебирал женщин, одну за другой. Не запоминая даже их имен. – Моя рука опустилась и с силой прижалась к груди. – А зачем? Потом будет новая, и с ними даже не нужно разговаривать. Потому что никому не интересно, что у тебя внутри, когда ты для них – всего лишь мешок с деньгами. – Его ладони пробежали по бледному лицу, пытаясь смыть, кажется, и стыд, и горечь вины. – А потом меня задержали с травкой. А потом еще раз.

– Ох, – нечаянно вырвалось у меня.

– Маме пришлось подключить все свои связи, чтобы вытащить меня. Она внесла залог, закрыла меня в Rehab, где врачи рекомендовали оборвать все мои прежние связи, пока это не переросло в зависимость, от которой уже не избавиться. А адвокат, решавший одну мою проблему за другой, открыто сказал отцу, что этот торчок за**ал уже нас всех. И его нужно увозить из страны, пока снова не закрыли.

– Ужасно. – Я не знала, что чувствую. Теперь Дима не был для меня загадкой. Пришло облегчение. Естественно. Идеальных людей не бывает, и он тоже не мог быть таким. Но… но… все чувства смешались.

– Я обещал родителям, что это не повторится. – Дима вновь засунул руки в карманы брюк и ссутулился. – Понял, из-за чего все. Понял, что хочу другого от жизни. Но не знал, смогу ли.

Он замолк, когда мимо нас проходила компания веселых молодых людей, и продолжил, когда они отошли на приличное расстояние:

– И вот, мама разбудила меня и отправила оформляться в универ. Помню, еле продрал тогда глаза. Послушно поплелся, ненавидя весь мир вокруг и считая себя дерьмом, которому не место среди нормальных людей. Не зная, заслужил ли еще один шанс после того, сколько боли причинил своим родным. – Дима щелкнул зажигалкой, прикуривая еще одну сигарету. – И, стоя на остановке, почему-то посмотрел на небо, и попросил, хоть и сомневался, что меня кто-то услышит: «Дай мне знак». А через минуту увидел тебя.

– Ага, – усмехнулась я.

В пятидесяти метрах уже виднелся торец моего дома. Во дворе козырьки подъездов и припаркованные машины. С обратной стороны – красиво оформленные клумбы и горящие вывески над кафе и над булочной. Мы повернули налево, во двор.

– Да. И это было, как глоток свежего воздуха. – Голос звучал печально, дыхание прерывисто. Мне стало не по себе, оттого, что он не смеялся, как обычно. – А когда ты села на скамейку и начала ругаться, мне впервые захотелось что-то делать. Для кого-то, не для себя. Захотелось меняться, доказывать, что я достоин. Понял: вот оно.

– Оно?

– Она. – Он дернул уголками губ, будто боясь улыбнуться. – Нашел тебя и нашел себя. Как-то так.

– Спасибо, что рассказал… – Протянула ему его портмоне, ключи и карточку. С силой вложила в ладони, чувствуя буквально кожей, как он хочет, чтобы я взглянула ему в глаза.

С минуту мы шли молча.

– Теперь ты все знаешь обо мне. – Произнес он, остановившись у подъезда и приняв вещи. – Тебе нравится такой Дима?

– Мм, – выдохнула я, облизывая губы.

Хотела бы и я знать ответ. Вот только он никак не находился. Блуждал в потоке мыслей и не хотел вылезать на свет. Сделав усилие, подняла голову. Калинин стоял напротив. Его глаза блестели в лунном свете.

– Понимаешь, почему ничего не рассказывал о жизни в Америке? И не знал, как можно рассказать такое. – Дима искал в моем лице ответы на свои вопросы. Изучал его, боясь наткнуться на разочарование. – Если бы Вика не подошла тогда попросить наушники и не увидела, что звонит Джесс, то все это дерьмо не вылезло бы наружу. Нужно было давно сменить номер. Но так даже лучше.

– Тяжело жить с этим, я понимаю тебя. – Мне хотелось обнять его, но руки не поднимались. – У каждого есть свои истории. Даже у меня есть то, о чем не хотелось бы вспоминать. Никогда.

– Это явно не так гадко, как мое. – Дима бросил недокуренную сигарету в урну, выпустил струю дыма в сторону и взъерошил волосы, будто собираясь с мыслями. – Родители считают меня конченым человеком. Они, конечно, достойны лучшего сына. Разрушил мамину карьеру в «Metropolitan Opera», предал доверие отца. Настоящая сволочь. – Он скрестил руки на груди. – Две недели назад я дал обещание работать с ним, в противном случае лишусь всего. Но самое интересное – мне не страшно. Меня пугает другое.

– Что? – Пискнула я, не узнавая свой собственный осипший голос.

– Теперь ты все знаешь обо мне. – Подошел ближе. – Я сам себе отвратителен, и не хотел, чтобы ты видела меня такого. И пойму, если тебя это оттолкнет.

Меня била дрожь.

– Я…

– Мне бы хотелось, чтобы ты поверила в меня. Так же, как я поверил в себя, познакомившись с тобой. Знаю, что прошу слишком многого, и ты можешь просто уйти.

– Не…


– Подожди. – Он положил свои ладони мне на плечи. – Это не все.

– Есть что-то еще? – Испуганно спросила я.

Дима закусил губу.

– Да. У меня завтра не день рождения.

– Что?!

Во рту пересохло. Только свыклась с мыслью, что нужно придумывать подарок. Только-только начала переваривать услышанное. А тут это. О чем, интересно, еще он мне врал?

– Мой день рождения осенью. Я выдумал этот предлог, чтобы устроить вечеринку.

У меня даже пропал дар речи.

– Ты же мог организовать просто вечеринку! Зачем что-то выдумывать?! – А, нет, не пропал. Теперь я выдыхала пламя вместо воздуха и готова была взорваться от гнева.

– Да. – Дима сложил ладони, моля о прощении. – Мне хотелось, как лучше. Прости. Задумка была наладить твое общение с одногруппниками. Не ругайся, я уже и сам понял, что это было подло и глупо. Так вышло…

– Еще как подло.

– Но это было только ради тебя, Маш. Тупею рядом с тобой, наверно.

Мелодичное пиликанье отвлекло нас. Обернувшись, увидела, как из подъезда выходит довольный Пашка.

– Я не знаю… – Выдавила, поворачиваясь обратно к Диме. Сняла пиджак, передала ему. – Как реагировать… Что теперь будет, и должна ли идти туда…

Калинин выглядел виноватым и совершенно растерянным:

– Пашка приготовил Солнцевой сюрприз, он очень рассчитывает на это мероприятие. Прошу не для себя, для него. Приходи! Моя бы воля, я бы все отменил. Но обещал ему.

– Мне теперь нужно как-то принять скелетов в твоем шкафу. – Уже шепотом произнесла я. – Как-то переварить… все это…

– Прости. Я не мог не сказать. Про все это. – Шепнул мне на ухо. – Было бы неправильно…

За спиной приближались шаги.

– Нужно было сказать раньше. – Хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег, сказала я и сделала шаг назад.

– Я боялся потерять тебя. – Выдохнул он за секунду до того, как Суриков подошел и пожал его руку.

– Привет! – Воскликнул Павлик.

– Угу, – кивнула я и направилась к дому.

– Поедем? – послышался голос брата.

Дима ничего не ответил. Видимо, просто кивнул. Когда дверь в подъезд закрывалась, раздался шум заведенного двигателя. Через секунду черный «БМВ» сорвался с места.



Все-таки была у Солнцевой одна дурная черта. Она никогда не врала мне. Ты избегаешь правды всеми возможными способами, оттягиваешь момент осмысления, чтобы подольше побыть в розовых очках. А она приходит и выдает вслух сразу все, о чем ты даже боялась подумать.

– Бывших торчков не бывает!

Сказала, как отрезала. Наклонилась надо мной, словно готовясь вышибить всю дурь из моей головы своим толстенным блокнотом для записи заказов. Все-таки зря я все ей выложила, пусть даже в общих чертах.

Тыльной стороной ладони поправила косынку. Опустила взгляд на распластанные на столе листы лаваша. Вот. Так и знала: стоит рассказать – она не даст парню ни единого шанса.

– Рано или поздно это все равно повторится. – Аня развела руками. – Нет, а ты что думала? Я приду и поддержу твои ми-ми-ми? А потом, когда ты будешь падать с небес, буду чувствовать себя виноватой? Не-е-е-ет! Ты не отберешь у меня возможность сказать потом «я же говорила»! К тому же это мне придется потом сушить свою жилетку от твоих слез.

– Теперь я совсем запуталась, – жалобно произнесла, раскладывая половинку лаваша на доске.

– Собиралась дать ему шанс?

Придется признаться. Ну что ж.

– Просто на минуту представила, что откажусь от него, и все краски мира разом потускнели.

Она хмыкнула.

– Прекрасно тебя понимаю. – Солнцева подошла к шторке, убедилась, что посетителей после обеденного перерыва стало значительно меньше, все сидели довольные, и вернулась ко мне. – Но давай порассуждаем логически.

– Давай, ломай мне голову, – проворчала, заворачивая в лаваш начинку.