Заставь меня влюбиться

– Вот видишь, – усмехнулся Калинин, вставая и растирая замерзшие предплечья, – если бы ты была свободна, я бы прижал тебя сейчас к чертовой матери прямо к этому ледяному матрасу и не дал бы пошевелиться, пока бы ты не согласилась быть со мной. Моей. Всегда, каждый день и час. Забил бы к хренам на наш спор и целовал тебя самым бесстыдным образом целые сутки напролет.

Я постучала друг о друга подошвами кед. Цок-цок! Они тоже замерзли, превратившись в камень. Но от сказанных Димой слов по телу побежало вдруг приятное тепло.

– Ты не создаешь впечатление серьезного человека. – Попыталась встать, натягивая рукава на пальцы. Спрятала рот и нос в ворот свитера. – По крайней мере, не того, кому можно было довериться.

– Почему? – Схватил меня за руку, помогая встать.

– Во-первых, твое поведение. Дерзкое и наглое.

– Просто отражение твоего. – Дима отпустил руку и направился к импровизированному столу. Налил вина в стаканчики, протянул один мне.

– Во-вторых, тебе все в жизни дается легко. Ты из состоятельной семьи. Я – нет. И мы – разные.

– Вот тут виноват, прости.

– В-третьих, посмотри на свой внешний вид. Расслабленная походка, вечно самодовольная улыбка. Хозяин жизни, блин. Привык добиваться всего, что захочешь. Как вообще человек, изрисованный вдоль и поперек, может что-то знать о серьезности?

Дима смотрел на меня, как на глупого бездомного котенка. Не то пожалеть хотел, не то потрепать за ухом. Он что, вообще никогда не перестает улыбаться? Даже когда я пытаюсь поговорить о чем-то настоящем и важном? Это даже обидно!

– Посмотри, – он задрал рукав свитера и поднял выше руку. – Да. Изрисованный. Да, каждый рисунок и здесь, и здесь, и даже здесь, – провел пальцем от шеи вниз, – каждый что-то значит, каждый – история из моей жизни. Я сейчас что-то скажу и надеюсь, ты меня услышишь.

– Говори, – сглотнула я, пытаясь рассмотреть хоть что-то в тусклом лунном свете.

– Поверь, человек, который сделал хотя бы одну татуировку в своей жизни, теперь знает, что такое НАВСЕГДА. В моем случае это касается не только рисунков на теле. Увидел тебя и понял, что сделаю все, что угодно, чтобы ты была рядом. Хорошо, что обошлось глупым, как ты его называешь, спором. Но только умник наверху знает, на что я еще был тогда способен, чтобы не дать тебе уйти.

– Звучит красиво. Даже слишком, чтобы оказаться правдой.

– Не веришь в любовь с первого взгляда?

– Нет.

– Ты странная.

– Я вообще странная. Не ношу каблуки, не делаю туалетных селфи, не лайкаю фотки в инстаграме. И это не самые страшные из моих грехов.

Дима вытянул шею, разглядывая меня.

– Ты чего так трясешься? Замерзла, да?

– Н-немного, – призналась я.

– Погоди! – Он собрал контейнеры, сложил их на траве, взял плед, встряхнул и осторожно укрыл мои плечи. – Тогда давай собираться.

Калинин подхватил палочки, которыми я ела роллы, швырнул их куда-то вверх, выше своей головы, и поймал после того, как они сделали в воздухе несколько оборотов. Та-тада-тада-дада! Залихватски ударив ими по крышкам контейнеров, он воспроизвёл самую настоящую мелодию. Поправил коробочки, расставив их вокруг себя полукругом, присел на колени и еще раз прошелся, постукивая палочками, по каждой из них в одному ему известном порядке и ритме. Вышло на удивление очень мелодично и благозвучно.

– Что это? Вау! – Я подхватила края пледа и подошла ближе. Его руки двигались так… так… они парили над коробками, превращая обычный стук в настоящее искусство.

Дима выдохнул, собрал реквизит и сунул в пакет. Будто и не было только что этого мини-представления. Обернулся ко мне и встал.

– Так, ничего. Баловство.

– Нет, ты играл! Музыку! И это было… потрясающе. Я даже представила, будь это ударные, а не коробки от суши, вышло бы мозговзрывооглушительно!

– Мне нравилось раньше, правда. Руки все еще помнят. – Он снова возвышался надо мной большой темной фигурой. – Хорошее было время. У нас даже была своя группа в школе.

– Здорово!

– Даже был забавный случай, с этим связанный. – Нагнулся, сдувая матрас собственным весом. – В десятом классе классный руководитель нам сказала, что освобождает всех отличников и ударников от учебы до конца мая. Решил, что меня это тоже касается и не пришел на занятия. На ее вопрос потом ответил: я ведь ударник? Ударник! Вот и не пришел!

– А она?

– А она рассмеялась тогда и не стала наказывать. Так ведь и есть: ударник в нашей группе. И все в школе это знали. Так что выходные я заслужил хотя бы за свою находчивость!

– За наглость! – Рассмеялась я, падая попой на полу-сдутый матрас.

– Находчивость! – Стоял на своем Дима, ползая по мягкому креслу-качалке в поисках оставшегося воздуха.

Когда он был уложен в сумку вслед за насосом, я отважилась спросить:

– А ты где жил в США?

– Big apple.

– В Нью-Йорке? Вот повезло! Я бы ни за что не вернулась оттуда обратно.


– Не-е… Там, конечно, хорошо, но здесь лучше.

– Ты точно странный.

– А ты нет?

– А где ты еще был? – Продолжила я расспросы, игнорируя его последнюю реплику.

– Los Angeles, Chicago, San Francisco. – Сказал чисто, без акцента. И явно не умничал, видимо, просто привык называть их именно так, на американский манер.

– А я нигде не была, – призналась я, опустив плечи.

– Правда?

– Да.

– Вообще нигде? – Словно не поверив, переспросил Дима.

– Даже в Калиновке.

– Зато это повод все исправить. – Он вскочил, взвалил сумку на плечо, подобрал с земли пакет и взял меня за руку, увлекая за собой. – Начав, хотя бы, с Калиновки. Пошли, нужно кое-что проверить!

Придерживая плед, я старалась поспевать за ним. На душе стало так спокойно. И первый раз за долгое время совсем не хотелось курить. То ли вино в голову ударило, то ли сам Дима, но даже кочки под ногами перестали быть такими неуютными, а трава колкой и жесткой.

– Нам сюда! – Калинин остановился у какого-то высокого, раскидистого дерева и швырнул сумки на траву. – Он все еще здесь! С ума сойти можно!

Тут я заметила что-то большое и темное вверху, на ветвях.

– Пойдем! – Он ловко забрался на лестницу, прислоненную к стволу, и махнул мне рукой.

– Я… я боюсь высоты!

– Пошли-пошли! – Его силуэт уже скрылся среди голых веток.

– Блин! – И я, откинув плед, ухватилась за деревянную ступеньку, если ее можно было так назвать. Шаг, второй, третий. – Эй, жди меня!

– Я уже тут, наверху! – Из небольшого строения над моей головой показалась его рука.

– Что это? Домик на дереве? – Вцепляясь в нее пальцами, пропищала я.

– Это целый мир на дереве! – Воскликнул он, вытягивая меня вверх.

– Ой! – Крякнула я, неуклюже повалившись на него сверху.

Дима, похоже, только этого и ждал. Упал на спину, обхватывая меня за талию и увлекая за собой. Теряя равновесие, я легла на него грудью и попыталась нащупать ладонями деревянный настил, чтобы оттолкнуться и не упереться носом в его лицо. Но было поздно: мои губы уже скользнули по его щеке и застыли возле уха. Я выдохнула, осторожно приподнимаясь на руках.

– Если загадать желание на этом дереве и поцеловаться, оно обязательно исполнится. – Стараясь казаться совершенно серьезным, произнес он. Лицо в лицо.

Я почувствовала его дыхание на своих губах. Попыталась привстать, опираясь на колени, но застыла, остановленная его сильными руками.

– Издеваешься? – Хватая ртом воздух, спросила я.

– Думал, сработает.

– Опять твои шуточки!

Боже, мы были настолько близко друг к другу, что мой пульс участился до предела. Кончик носа почти касался его лица. При желании можно было коснуться его губами, не совершая ни одного лишнего движения. И, черт возьми, нужно признаться самой себе: я уже позволила ему дотронуться до своего сердца.

– Ч-чистая правда! – Ослабив хватку, ответил Дима.

И я воспользовалась моментом, чтобы вскочить, вырвавшись из плена его горячих рук.

– Ты играл здесь в детстве? – Спросила, облокотившись о ветхие перила.

– Да, – отозвался он, встав и отряхнувшись. – Часто. Или просто проводил много времени за чтением книг. Или запускал самолетики. Прятался от дождя.

– Здесь очень красиво, – выдохнула я, вновь окунаясь в яркие огни ночного города, сияющего внизу.

– Да, – согласился Дима, встав рядом.

– Я хочу узнать о тебе больше, – прижала ладони к подбородку и уставилась вдаль.

– Значит, узнаешь. – Кивнул он.