Запретная магия
Часть 17 из 20 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Что именно и что значит, я додумать не успеваю, потому что Райн перехватывает меня за талию и резко вжимает в себя. От этого испаряется все, что я только что думала: испаряется, растворяется, разбивается, рассыпается сотнями тысяч ослепительных золотых искр.
Жар магии отступает, на смену ему приходит совершенно другой, не менее всепоглощающий — от которого тело превращается в сгусток чувственности. Этим состоянием я проникнуться тоже не успеваю — Райн опрокидывает меня на спину, нависая надо мной, и глаза его не темные, а полностью золотые. То, что происходит дальше, я ничем другим, как помешательством, объяснить не могу, потому что тянусь к нему ладонью, сгорая от желания прикоснуться.
Он перехватывает мою руку с такой скоростью, что я только успеваю вздохнуть, и это прикосновение через ладонь прокатывается по всему моему телу, заставляя выгибаться и сильнее прижиматься к нему.
Его пальцы вплетаются в мои волосы, и с них текут золотые искры.
Одно касание губ выбивает воздух, как резкий удар в грудь, подол моего платья оказывается смят и задран, ткань волнами расплескивается вокруг нас, а пламя сменяет золотое сияние. Такой силы, что кажется, мы можем осветить всю Барельвицу, а может быть, всю Леграссию от Юнта на Севере до Гриза на Юге.
Эта мысль — последняя осознанная, дальше остаются только прикосновения. Горячие ладони на моих бедрах и сильный рывок, отдающийся внизу живота резкой отрезвляющей болью. Отрезвляющей на мгновение, которое тут же стирается под движением его пальцев по моей коже, под скольжением губ от виска к шее.
Когда он касается мочки уха, я вздрагиваю, а потом золотое свечение (или магия?) заполняет меня всю.
Боль уходит, оставляя лишь тонкое тянущее послевкусие, которое вплетается в мягкое, ни с чем не сравнимое ощущение, заставляющее меня всхлипывать и кусать губы.
Наши тела сплетены так плотно, что даже сквозь ткань я чувствую его всем своим существом, всей кожей.
От каждого движения с губ срываются вздохи.
Я цепляюсь руками за ковер, но пальцы срываются, и после этого я уже не сдерживаю стонов и криков. Они проходят сквозь меня вместе с безумным, изматывающим наслаждением, прокатываются от кончиков пальцев ног до макушки, замыкаясь на нем.
В его глазах, в которые я смотрю, когда низ живота сводит невыносимо сладкая яркая судорога, а мир над нами раскрывается золотом магии, которое я, кажется, даже выдыхаю с его долгим и в то же время таким коротким именем.
Его эхо: «Ра-а-а-а-айн» еще отдается во мне, как эта пульсация внутри, как прокатывающиеся по телу волны наслаждения, заставляющие меня содрогаться снова и снова.
Я чувствую еще один резкий удар и силу, с которой он врывается в меня, а после его рычание снова отдается во мне дрожью и совершенно новым, пугающим чувством.
Чувством, которое я боюсь обозначить словом, поэтому прикладываю палец к губам, когда Райн опускается рядом со мной на ковер.
Между ног сладко тянет, дыхание по-прежнему вырывается из груди чуточку рвано, но мне все равно. Я поворачиваюсь к нему, касаюсь подбородка, повторяя его линию самыми кончиками пальцев.
Шепчу еле слышно:
— Райн…
Мне кажется, я уже готова сказать то, что во мне рождается в эту минуту, когда он открывает глаза. Сияние в них померкло, он смотрит на меня так, будто не узнает, а потом произносит:
— Алисия?!
Это худшее, что можно сказать девушке после того, как…
К лицу прилила краска, и захотелось стукнуть его светлость Эдером. От души. Тем более что я, кажется, это могла. Вместо этого я попыталась вскочить, но мне не позволили: Райнхарт перехватил меня за руку.
— Что произошло?
Что я там говорила про худшее?!
— Знаешь, ты мог бы просто встать и уйти! — рявкнула я. — Это было бы гораздо порядочнее!
— Гораздо порядочнее чего? — прорычал Райнхарт в ответ.
— Гораздо порядочнее того, что ты сейчас делаешь!
— А что я сейчас делаю?
Ну все! Я оттолкнула его руку и вскочила, надо отдать должное его светлости, он шустро вскочил следом за мной. Правда, слегка запутался в штанах и чудом не рухнул на пол, после чего изумленно взглянул на свою… нижнюю часть туалета. Я туда принципиально не смотрела до того, как посмотрел он, но потом, разумеется, посмотрела и покраснела еще сильнее.
— Между нами что-то было?!
— Потрясающая догадливость!
— Сбавь тон, Алисия! Последнее, что я помню, — это то, как я сгорал в магии и собирался спалить комнату.
— Ну разумеется. — Вот теперь на глаза совершенно ни к чему навернулись слезы. — Это очень выгодно, вот так помнить, особенно если рядом с тобой простая цветочница с непонятно откуда взявшейся магией! О которой ты, к слову сказать, тактично забыл! У вас вообще крайне избирательная память, ваша светлость!
Райнхарт прищурился, и меня окатило жаром. На этот раз в его глаза на мгновение вернулось золото, пробуждая во мне воспоминания о том, как все начиналось. О том, как его губы скользили по моим, и…
— Ты слишком зациклена на себе, Алисия, — процедил он. — Ну а если говорить о цветочнице, то я собирался дать тебе титул графини. Чтобы ты могла остаться в столице и появляться при дворе.
Я глубоко вздохнула, потому что во мне кончились слова. Потом начались, но они не имели никакого отношения к графиням и прочим особам, достойным появляться при дворе. Я даже не была уверена, что они имеют отношение к цветочницам, потому что больше всего они напоминали стиль беседы портовых грузчиков с начальством, которое третий месяц не платит им жалованье.
— Так что надеюсь, наш разговор исчерпан, но если нет, мы продолжим его после того, как я вернусь. Завтра утром.
Его светлость потянулся к своим штанам, и вот тут я не выдержала.
— Засуньте себе свой титул в то место, которым думаете, ваша светлость! — рыкнула я. — И можете прямо сейчас объявлять о расторжении нашей помолвки и делать предложение Дине, потому что моя персона вам точно больше не светит! Ни коим образом!
Золото в глазах Райнхарта уже погасло, теперь они снова были привычно темными.
— Как я уже сказал, Алисия, разговор мы продолжим завтра. — Эрцгерцогский тон стал настолько сухим и официальным, что об него можно было порезаться. — И если пожелаешь, я лично посажу тебя на поезд до Гриза, где тебе самое место.
Он развернулся и вышел с такой скоростью, что я даже не успела в него ничем кинуть. Хотя кидать совершенно не хотелось, хотелось просто сползти на пол и реветь. Только сейчас я вспомнила про Эдера и оглянулась: огромный, каким он был при нашем первом знакомстве, лев сидел и смотрел на меня.
— Что уставился?! — рыкнула я. — Давай, проваливай за своим хозяином!
В Эдера я и запустила туфелькой, лев непонимающе взрыкнул и отпрыгнул в сторону, а я все-таки разревелась. От обиды, от того, что запустила обувью в ни в чем не повинного льва, от всего, что со мной вообще случилось в этой дурацкой Барельвице. Права была мама, когда говорила, что не надо мне сюда ехать!
Вдоволь наревевшись, я решила, что совершенно не хочу, чтобы меня куда-то провожало это особье королевское без малейшего чувства такта, после чего поняла, что из моих вещей у меня ровным счетом ничего не осталось. Кроме пьесы, разумеется.
И та в театре.
Стараниями его светлости, решившего меня облагодетельствовать, чтоб его несварение застигло по пути в Тайную канцелярию! Разумеется, в арэнэ лучше держать графиню, чью постановку обсуждает вся Барельвица, чем какую-то там Алисию Армсвилл из Гриза с совершенно непонятно откуда взявшейся магией.
Кому вообще могло понадобиться запечатывать мою магию?! Это просто какой-то бред!
Так или иначе, спросить я могла только у одного человека, и я собиралась это сделать. А чтобы это сделать, мне нужно было добраться до Гриза. Вот только как? У меня не осталось ни денег, ни даже какой-то мало-мальской ерунды, которая могла бы пригодиться — например, если ее продать и купить самый простенький билет.
Можно было бы воспользоваться подарком Райнхарта, но меня мутило при одной мысли об этом.
Я стянула кольцо, все драгоценности, швырнула их на постель. И с радостью проделала бы то же самое с нарядом, но увы, наряд — это единственное, что я не готова была вернуть ему прямо сейчас. Ничего, доберусь до Гриза и верну. Вышлю схемиальной почтой, еще и бантиком перевяжу. И упаковку пилюль для памяти заодно добавлю!
На последней мысли мне снова захотелось что-нибудь пнуть, и я пнула кровать. Она жалобно скрипнула.
— Прости, Эдер, — сказала ничего не понимающему льву, который сидел рядом с моей туфелькой. Подошла к нему, погладила. — Я не хотела тебя обидеть, просто очень расстроилась.
Лев заурчал и ткнулся мне носом в плечо, и в этот момент перед глазами возникло еще два маджера. Совершенно не такие красивые, но вместе с тем…
Я еще немного погладила Эдера и приблизилась к зеркалу. Зеркало отразило Алисию с опухшим носом и красными глазами. Если бы я в совершенстве владела магией, это решилось бы одной простенькой схемой, но я не владела. Поэтому пришлось намочить платочек в холодной воде и по очереди прикладывать к глазам.
С носом было сложнее, но тут уже помогла простая пудра. Когда мой вид больше не способен был напугать всех, кого только можно, я поправила платье и коснулась артефакта. Нина в мою комнату влетела мгновенно, причем сна у нее не было ни в одном глазу. Не удивлюсь, если во всех аристократических домах Барельвицы только и делают, что обсуждают покушение на ее величество и нас.
При мысли о «нас» на глаза снова попытались навернуться слезы, но я запретила им наворачиваться.
— Нина, пригласи Кира, пожалуйста, — сказала как можно более спокойно. — У меня есть особое поручение от его светлости.
Нина кивнула, и спустя несколько минут в гостиную уже вошел Кир.
— Эри Армсвилл, Нина сказала, что Райнхарт просил что-то мне передать?
— Да, его светлость просил меня переговорить с Зигвальдом по поводу очень важного дела.
— С Зигвальдом?! Вас?! — Кир приподнял брови.
Ну да, не очень вяжется с характером Райнхарта, не спорю. Но драматург я или где?
— Это связано с тем, что произошло во дворце. Он хотел отправить к нему тебя, но понял, что в свете случившихся событий это может быть неверно истолковано, поэтому попросил организовать гостевой визит Зигвальда. Срочно. Я передам ему информацию, и наконец-то смогу лечь спать.
— Почему он не попросил переговорить меня? — Кир нахмурился. — С того момента, как Зигвальд войдет в этот дом, уже не важно, с кем он будет говорить.
Что я могу сказать? В драматургии и актерской импровизации главное — бесконечная уверенность в том, что ты несешь. То есть говоришь, разумеется.
— Вероятно, потому что я уже об этом знала, а его светлость очень торопился в Тайную канцелярию. Как бы там ни было, помочь пригласить Зигвальда можете только вы, поэтому вы в любом случае не останетесь в стороне, Кир. — Я улыбнулась и легко коснулась его руки.
Он на мгновение замер, а потом решительно кивнул:
— Хорошо, я постараюсь сделать все так, что Зигвальд приехал по поручению матери, узнать, все ли у вас хорошо.
— Его светлость так и сказал, что вам я могу доверять как себе!
Последнее явно было сценарным преувеличением, но Кир ничего не заметил. Или за все время пребывания в этом доме я просто не зарекомендовала себя как девушка, которая может беззастенчиво лгать в глаза. Поэтому, когда он вышел, совесть попыталась тяпнуть меня за пятку, но я от нее отмахнулась.
Во-первых, я не делаю ничего криминального, а во-вторых… во-вторых, его светлость эрцгерцог Забывальский лично сказал мне, что я могу катиться в Гриз. Ну вот я и покачусь, а с чьей помощью — дело десятое.
Не хотелось бы только с Эдером расставаться… Или я не расстанусь? Ведь если во мне магия Райнхарта, которую я, к слову, теперь даже сама могу укрощать, то и Эдер поедет со мной?
Представив себе влезающего в общий вагон золотого льва, я слегка приуныла, а после вспомнила про то, что маджеров можно «выключать». Я помнила, что это связано с ощущением безопасности, но решила подождать до визита Зигвальда. По крайней мере он точно сможет объяснить, что к чему.
Я надеялась, что он сможет приехать.