Запретная магия

Я посмотрела в зеркало.

И обомлела.

Девушка в зеркале точно не могла быть мной. Даже не девушка, молодая женщина в платье светло-зеленого нежного цвета, как только-только просыпающаяся, еще не набравшая силу весна. С уложенными в невысокую прическу огненными волосами, украшенными капельками росы драгоценных камней. К этим капелькам очень подходило обручальное кольцо и ожерелье, которое тяжестью лежало у меня на груди. Браслет облегал перчатку, а серьги подчеркивали овал лица и выпущенные на виски тонкие завитки.

Можно я все-таки упаду в обморок?

— Нельзя.

То, что это сказал Райнхарт, я поняла как-то поздно, равно как и то, что спросила это вслух. При появлении его светлости Нина побледнела еще сильнее, отступила в сторону, склонив голову и сцепив руки.

— Ты восхитительна, Алисия.

Райнхарт произнес это, глядя мне в глаза.

— Да, Нина и эрина Нерелль постарались на славу.

Если уж так говорить, постарался еще и он — драгоценности были его рук делом. В смысле это тоже был его подарок.

— Главное украшение здесь ты. — Он взял мою руку в свою и поднес к губам. — Нина, можешь идти.

Нина была явно счастлива. Присела в реверансе и поспешно выбежала за дверь — предательница! А между тем ей полагалось ехать с нами на бал. Точно так же, как и Киру: камердинер и камеристка обязательно должны присутствовать. Вдруг у меня какой локон выбьется из прически, а у его светлости шнурок на панталонах развяжется.

При мысли об этом я хихикнула.

— Я сказал что-то смешное? — нахмурился Райнхарт.

— Нет.

Не сообщать же ему, о чем я подумала.

— Уверен, после этого выхода не будет отбоя от желающих стать твоими фрейлинами.

— Тебе не кажется, что это лишнее, Райн? — Я посмотрела ему в глаза. — Мне не нужны никакие фрейлины, особенно учитывая то, что…

— Нет, — сказал, как отрезал, мгновенно становясь похожим на самого себя, а не на его светлость в затянувшемся периоде благосклонности. Такие моменты, кстати, здорово оживляли наши разговоры и не заставляли волноваться о том, что на Райнхарта случайно упало еще какое-то запрещенное заклинание.

Правда, учитывая, что его магия к нему вернулась, это было бы как минимум странно. Я видела, как он управляется со схемами, и это было невероятно. С такой легкостью владеть магией… Я бы так никогда не смогла, даже если бы она была у меня с детства.

— Рык! — сказал Эдер и спрыгнул с изножья кушетки.

— Назад, — строго приказал Райнхарт.

Эдер мрачно на него посмотрел, уселся на ковер и стал вылизывать лапу. Кстати, он больше не исчезал — всегда был рядом со мной.

Я посмотрела на него и перевела взгляд на мужчину, стоящего рядом со мной. Если бы не запретная магия, мы могли бы пересечься, только если бы на меня брызнула грязь из-под колес его мобильеза. Поэтому я запрещала себе смотреть на него так, как смотрела сейчас. Вглядываясь в темные глаза, в мужественное лицо. Сгорая от желания почувствовать сильные ладони на своей талии — в ганце или прикоснуться к густым темным прядям, пропустить их сквозь пальцы. Все это могло бы быть в моей жизни, родись я какой-нибудь принцессой или дочерью герцога, но я была самой обычной девушкой из южного городка, цветочницей.

И немного драматургом.

Поэтому сейчас я быстро отвела взгляд.

— Нам пора. — Райнхарт предложил мне руку, и я ее приняла.

Все как полагается по этикету — зря, что ли, я часами зубрила все эти жесты, позы и без конца повторяла их вместе с учителем. Танцам меня тоже учили, основным.

— Райн, я боюсь, — неожиданно для себя произнесла я.

— Почему? — Он остановился и внимательно посмотрел на меня.

— Я знаю только несколько танцев, и если вдруг…

— Этого вполне достаточно, чтобы танцевать со мной. Кроме того, в танце ведет мужчина, и я всегда сумею все сгладить.

— А если я буду танцевать с кем-то еще?

Райнхарт нахмурился:

— Ни с кем, кроме меня, ты танцевать не будешь.

— Но по этикету…

— По этикету допускается, чтобы невеста танцевала только с женихом, — отрезал он, направляясь к двери.


Эдер потопал за нами.

— Назад! — резко скомандовал его светлость.

Лев протестующе рыкнул, и я остановилась. Чуть наклонилась, погладила по голове:

— Солнышко, тебе с нами нельзя.

Этот вопрос мы с Райнхартом обсудили заранее: он сказал, что Эдера брать нельзя, поскольку его размеры вызовут множество вопросов, а толку от него не будет никакого. Я даже обиделась. За Эдера. Правда, потом поняла, что так действительно будет лучше.

— Я буду очень-очень по тебе скучать, — сказала и чмокнула в горячий магический нос. — Но завтра утром мы вернемся, и я весь день посвящу тебе. Договорились?

Эдер рыкнул, но все-таки сел. Я еще раз почесала его за ухом, после чего положила руку на локоть его светлости, который как-то странно на меня посмотрел.

В коридоре Райнхарт стряхнул с себя золотую магическую шерстинку, а внизу, где нас уже дожидались Нина и Кир, набросил на мои плечи теплую, отороченную мехом накидку. Кир, задержав на мне восхищенный взгляд, собирался было что-то сказать, но, наткнувшись на взгляд его светлости, промолчал. Только улыбнулся, и я улыбнулась в ответ.

У парадных дверей нас уже дожидался экипаж, самая настоящая карета, запряженная лошадьми. Райнхарт помог мне подняться, и, оказавшись внутри, на мягком, обитом бархатом сиденье, я вдруг поняла, что передумала падать в обморок. Сейчас мне отчаянно захотелось выскочить из экипажа и быстро-быстро бежать в сторону, противоположную от дворца.

Бежать было уже поздно: сначала в карету сел его светлость, потом мышкой нырнула Нина, потом к нам присоединился Кир. Кучер захлопнул дверцу, и мы поехали. Остался за спиной особняк, перед нами распахнулись тяжелые кованые ворота. Такие же тяжелые, каким стало мое тело, которое, кажется, с каждой минутой все больше врастало в подушки. Хотя, может, дело было не в теле, а в глазах, которые расширялись с каждой минутой.

— Алисия, как вы себя чувствуете? — это спросил Кир.

За что заработал жесткий взгляд его светлости.

— Моя невеста чувствует себя хорошо.

Я бы так не сказала.

— Меня немного укачивает. Благодарю. — Я улыбнулась.

Кир улыбнулся в ответ:

— Да, здесь на брусчатке такое иногда бывает.

— Алисия, тебе плохо? — соизволил наконец поинтересоваться Райнхарт.

— Нет, все хорошо, — солгала я.

Сама не знаю зачем. То есть знаю — не хотела еще больше пугать Нину, ну что я как ребенок, в самом деле. Что я там при дворе не видела?

Ничего не видела.

И все правила этикета, как показалось, высыпались у меня из головы, включая когда надо делать реверансы, а когда книксены, на кого и как смотреть, на кого вообще можно смотреть, с кем и как разговаривать, в какую сторону обмахиваться веером, а в какую не обмахиваться. Ладно хоть танцевать ни с кем не придется, кроме Райнхарта, а значит, и общение с потенциальными кавалерами отпадает, и необходимость вести бальную книжку.

Поскольку Нина была слегка белого цвета, его светлость буравил взглядом своего камердинера, а камердинер делал вид, что он внутренний фонарик, я предпочла смотреть в окно. В окне, то есть за окном, сначала мелькали особняки одного из самых богатых районов Барельвицы, а после моста, который речушкой Арханой отрезал нас от богатства и роскоши, пошел район попроще. Если верить Райнхарту, здесь покупали дома просто богатые люди, не имеющие титулов, да и сами дома были попроще — не на квартал разом.

Парки тоже были поменьше и в темноте, подсвеченные фонарями, казались темными пятнами за решетками оград.

Спустя какое-то время (не знаю точно какое, потому что после того, как мы выехали из района, где жил его светлость, я сбилась с внутреннего счета) колеса экипажа загрохотали уже по улицам центра. Мобильезы и экипажи, коих здесь было бесчисленное множество, смешивались перед глазами в размытые маячащие огоньками пятна, отражающиеся в темной воде Ницары.

Я закусываю губу, чувствуя, как внутри разгорается пламя. Пламя, очень похожее на то, что я чувствовала, когда из меня вырывалась магия. К счастью, сейчас это невозможно, а у меня, похоже, жар от тревоги — и этот жар нарастает, настолько, что перед глазами начинают мелькать разноцветные звездочки.

Которые раскрываются вспышкой магии.

От неожиданности я подскакиваю и понимаю, что это его светлость создал осветительную схему, которая поднялась к потолку и сейчас рассыпает дополнительный золотой свет.

— Еще немного — и я просто усну в этом полумраке, — поясняет Райнхарт под пристальным взглядом Кира, а потом, прежде чем я успеваю вздохнуть, наклоняется ко мне и целует.

Глубоко.

Так глубоко, что мне становится нечем дышать, а жар из груди перетекает на щеки, но кажется, мне сейчас даже не до него. Я просто чувствую прикосновение его губ, хотя прикосновением это назвать сложно — это самая настоящая ласка. Особенно учитывая, что его пальцы касаются моих скул и что сквозь них — от него ко мне и обратно — течет мягкое, согревающее тепло.

В этом сумасшедшем потоке, раскрывающем во мне что-то новое, я и теряюсь, полностью растворяясь в этих прикосновениях. Мне кажется, что мир перестал существовать — не только потому, что он меня целует, но потому, что он целует меня именно сейчас. Совершенно не стесняясь Кира и Нины, переключая мое волнение на эти чувственные ощущения.

— Больше не укачивает? — спрашивает он, отстраняясь и глядя мне в глаза.

— Нет, — тихо признаюсь я.

И мне совершенно все равно, что Нина уже не белая, а пунцовая, а Кир, кажется, даже больше не изображает фонарик, он уже им стал (в смысле делает вид, что его здесь нет). Во мне же самой словно какой-то внутренний фонарик зажегся, прошла вся дрожь, переживания растворились. Я чувствую этого мужчину как никогда раньше, словно за короткий миг мы стали единым целым.

Чувствую и понимаю, что рядом с ним мне действительно бояться нечего.

Это происходит очень вовремя: краем глаза я улавливаю королевский дворец. Он сияет и переливается огнями, расцвечивая Венценосную площадь вспышками искр на камнях. Миг — и мы уже сворачиваем на объездную, чтобы присоединиться к череде экипажей. Райнхарт держит мою руку в своей, а я с трудом сдерживаю желание податься чуть ближе к нему, смотрю, как узенькая улочка раскрывается площадью и как громада дворца вырастает над нами.

Огромные окна, залитые светом, колонны, лакеи в ливреях, встречающие подъезжающие экипажи. Могла ли я представить, что все это когда-то будет в моей жизни? Разумеется, нет! Я даже в своих пьесах это сомнительно представляла, но теперь знаю, что обязательно напишу новую, и в ней…